Алмазный эндшпиль
Шрифт:
– Поразительно… – выговорила Майя.
– Так, значит, он в России!
– Не факт, – охладил ее пыл ювелир.
– После расстрела царской семьи множество украшений исчезло, и «Голубой Француз» в их числе. Что интересно – сама брошь сохранилась. То есть бриллиант был либо вынут, либо выпал из нее. И с тех пор нигде не появлялся. Ничего, ничего даже близко похожего – поверь, в противном случае я бы узнал об этом!
Дворкин откинулся на спинку стула, притушил блеск в глазах. Охотник за пропавшим бриллиантом
Майя несмело спросила:
– И как вы думаете, где он может быть сейчас?
– Думаю, лежит в бархатной коробочке, и его владелец не подозревает о том, что хранит. Или валяется вперемешку с золотым ломом и серебряными зубами прабабушки. Его могли украсть солдаты, расстрелявшие императорскую семью, и тогда сам черт ногу сломит в хитросплетениях судьбы этого камня. Знаешь, есть хороший афоризм: «Пусть драгоценность валяется под ногами, а стекло украшает голову – драгоценность все равно остается драгоценностью, а стекло стеклом». В одном я отчего-то уверен: «Голубой Француз» до сих пор в России.
Он потер руки и закончил:
– Теперь ты понимаешь, почему Верман с таким почтением относится к нашим трухлявым пням и колодам, дай бог им долгих лет жизни? Никогда не знаешь, что найдешь в бабушкином сундучке!
Как-то раз постоянный клиент принес в салон крупный изумруд и отдал Моне с просьбой проверить его.
– Экономный человек, я понимаю, – проворчал Верман, кладя камень перед Дворкиным.
– Экспертиза ему будет чуть-чуть стоить, и вот он идет к Моне, чтобы Моня сделал ему хорошо. Ну что же, Моня сделает ему хорошо. Моне не жалко потратить немножко своего времени, чтобы…
– Почему бы тебе не помолчать за компанию с Яшей, – недовольно осведомился Сема, разглядывая камень со всех сторон.
– Ты же не обманутый вкладчик, зачем столько шума!
Он провел над изумрудом пятнадцать минут и отложил его в задумчивости.
– Что вы скажете за эту ерундовину, Сема? – поинтересовался Верман.
– Я скажу, Моня, что чую подвох. Но не пойму, в чем он.
– Но таки это изумруд?
– Моня, на мне написано, что я эксперт? – раздраженно спросил Дворкин.
– Если да, то скажите, в каком месте, чтобы я мог помыть его с мылом и не обманывать людей. Если вы хотите гарантий, то их могут дать только геммолог и гробовщик. А я простой ювелир, мне вредно так напрягаться.
Наступило молчание. Сема барабанил пальцами по столу, не сводя глаз с зеленого камня.
– Цвет неплохой, – бормотал он себе под нос.
– Даже хороший цвет.
– Да и огранка ничего, а? – заискивающе спросил Моня.
– Огранка – ничего, – согласился Дворкин.
– Перекрученных вуалей внутри нет, значит, не синтетика. Камешек на первый взгляд вполне себе натуральный.
– Так, может, все в порядке? – просиял
Сема думал. Камень лежал перед ним, похожий на осколок зеленого льда.
– А нет ли у нас совершенно случайно стирального порошка? – вдруг задумчиво спросил Сема и поглядел на Моню через лупу.
– М-м?
Тот вскинул брови.
– Или хорошего мыла, – продолжал Сема.
– Такого, знаете, старой закалки мыла. Есть?
– Неужели вы нашли надпись? – съязвил Верман.
– Моня, бросьте говорить и бегите за порошком, – невозмутимо посоветовал Дворкин.
– А то я не ручаюсь за ваш камень.
Верман немедленно испарился, и через пару секунд они услышали, как он отряжает Яшу в ближайший хозяйственный.
– Зачем вам порошок, Семен Львович? – спросила Майя.
– Не будете же вы стирать этот изумруд?
Дворкин лукаво посмотрел на нее и подмигнул:
– А почему бы и нет, уточка моя?
Майя слегка обиделась. Обычно ювелир отвечал на все ее вопросы, и ей даже казалось, что ему нравится обучать ее. Что ж, она не будет переспрашивать.
Майя мучилась с янтарным ожерельем, которое принесли на переделку. Работа была несложной, но у нее никак не получалось вставить один янтарь на свое место. Камушек «не расцветал», как говорил Сема. Она никак не могла понять, почему. Хотела спросить у Дворкина, но теперь, после его шутки, решила, что обойдется своими силами.
Примчался запыхавшийся Яша с пакетиком стирального порошка. Его рыжая шевелюра полыхала в лучах солнца.
– Для ручной стирки, дядя Сема! Подойдет?
– То, что надо, Яша.
Майя исподтишка следила за тем, что будет делать Дворкин. Моня стоял в дверях, сложив руки.
Сема взял чашку, развел в воде стиральный порошок и преспокойно опустил туда изумруд.
– Э-э! – встрепенулся Моня.
– Не экайте, Верман, – попросил Семен Львович.
– Вы мешаете эксперименту.
Майя, забыв об обиде, смотрела во все глаза.
Подождав несколько минут, Сема вытащил камень, положил на стол и направил на него свет. Еще несколько секунд прошло в сосредоточенном молчании. Майя и Моня замерли, открыв рты, а за Моней торчал и заглядывал через плечо Яша, забыв про свои обязанности.
– Картина маслом! – торжествующе провозгласил Сема и хлопнул ладонью по столу.
Изумруд подпрыгнул, и Моня подпрыгнул вслед за ним.
– Ты что?! – воскликнул он.
– Скажи по-человечески, что ты нашел?
– Я тебе и говорю по-человечески, в прямом смысле: картина маслом! Иди и посмотри.
Все четверо сгрудились над изумрудом. Майя взглянула на чашку с порошком:
– А что это за зеленые разводы?
– Масло, – рассмеялся Дворкин.
– Моня, можешь сказать своему клиенту, что он купил натуральную масленку.