Алмазный меч, деревянный меч (Том 2)
Шрифт:
– Мой Император.., вы принуждаете меня к ответу, который может стоить мне жизни – покачал головой Фесс. Он знал – долго заклятие правды не продержится. И сейчас осторожно, в одно касание, легкими, словно падение пера, толчками, он отводил чары в сторону.
Насчет «стоить мне жизни» Фесс не лгал. Кодекс Долины мог – правда, в исключительных случаях – лишить мага бытийности, если его болтливость обернулась нападением на Долину и смертью ее защитников – чем-то похоже на Смертные Заповеди одного скрытого эльфийского королевства…
Правда, эти древние законы еще ни разу не приводились в действие. Но об этом Императору знать, конечно же, не следовало.
– Принуждаю, – согласился
– Тогда какая мне разница, как я умру? Некоторое время Император, казалось, колебался.
И Фесс затаил дыхание – ему почти удалось отвести заклятье. Пусть.., пусть он спросит сейчас!
И, когда Император спросил, – а Фесс ответил, – уголки губ повелителя Мельина чуть дрогнули в некоем слабом намеке на улыбку.
– Кажется, ты и в самом деле не врешь… Ну что ж, тогда развязать его. И подайте мне кошелек. Выпей за мое здоровье, воин. Потом, разумеется. Прежде ответишь еще кое на что.
– Погоди, девочка. – Маг Акциум внезапно схватился за сердце. – Что-то.., что-то жуткое творится сейчас в Хвалине…
Они шли вместе уже второй день. Несмотря на истощенность Тави, Акциуму удалось каким-то образом добавить ей сил – причем не самоедским, привычным ей способом. Наверное, ближе всего оказалось бы простонародное «воздухом закусила». Придорожных трактиров Акциум не избегал тоже – и почему-то ни у кого не возникло даже и мысли потребовать с него денег за снедь. Правда, предложение Тави добыть лошадей он после некоторого раздумья и с явным сожалением отверг.
– Я сперва тоже хотел. Но.., на лошадях нас быстрее найдут, то есть если мы поедем верхами, – непонятно сказал он. – Радуга умеет видеть.., у них своеобразные инструменты – вот как этот, с лошадьми, например, – недейственные, действенные, нельзя не согласиться.
В пути Акциум старательно избегал магии, кроме лишь самой необходимой. Оно и понятно – нет вернее способа отыскать чародея, чем по творимой им волшбе.
Куда они идут и что станут делать в Мельине – он не говорил. Впрочем, пока что Тави было не до страшных россказней об «ужасных опасностях», которым якобы подвергается мир. Мир подвергался этим опасностям с унылым постоянством. Однако ж ничего, переживал. Сожженные дотла города отстраивались, под корень истребленные было земледельцы вновь поднимали застоявшиеся пашни; так случалось каждый раз – густая человеческая кровь одолевала. Другим, правда, везло меньше. Они исчезали. Отчаянно сопротивляясь, выкрикивая страшные проклятия победителям.., проклятия, которые не исполнялись.., побежденные уходили. Где-то в тайных криптах, лесных укрывищах или глубоких подземельях судорожно метались по желтой коже книг перья полусумасшедших пророков, отчаянно пытавшихся втиснуть в замороченные, рваные строчки всю ненависть к торжествующим пришельцам, принимая рожденные воспаленным воображением видения за великую истину, заставляя себя верить в собственный бред и заражая безумием соплеменников.
И соплеменники шли в бой. Поднимались в последние атаки, самые яростные, самые неистовые. Шли в бой с именами провидцев на устах – и гибли в железном удушающем захвате имперской пехоты. Легионы не знали и знать не хотели никаких заклятий и тем более проклятий. Зато они отлично умели ударять – «как одна рука», наступать и по ровному месту, давя врага стеной щитов, подобные в чем-то гномьему хирду, драться и в лесу, и среди холмов, в узких горлах пещер – повсюду, где они настигали врага.
Они знали, что раненых врагов надо не лечить, а добивать. Оказавшие сопротивление поселки или города – сжигать дотла, с тем чтобы потом маги дожгли даже сам пепел. Они не были ни особенно жестоки, ни особенно кровожадны – просто в памяти каждого легионера,
И потому они побеждали. Раз за разом. Случалось, их разбивали – когда Дану удавалось на время помириться с гномами, а эльфы переставали грызться с орками, старательно перечисляя все обиды за последние три тысячи лет. Однако на месте расстрелянного из эльфийских луков, изрубленного гномьими топорами, проткнутого эльфийскими копьями и размозженного орочьими палицами легиона тотчас появлялся новый. Выжившие становились легатами и центурионами, они вели в бой новобранцев – и никогда не попадались дважды на одну уловку.
В знаменитой «битве четырех» под Арсинумом хирд фронтальным ударом опрокинул центр имперской армии, легкая пехота Дану, укрывшись за наскоро возведенными баррикадами, ливнем стрел вымела с поля атакующую конницу, всадники-эльфы совершили глубокий охват флангов – однако легионы не побежали. Там, где бился хирд, всевозраставшее ожесточение схватки привело к тому, что в ход пошли ножи; тела валились на тела, оружие гномов застревало в пробитых доспехах, низкорослые воители не успевали меняться в строю – и в конце концов хирд рухнул. Конные егеря Императора сшиблись с эльфами и в горячей кавалерийской рубке остановили их прорыв. А резервный легион, выстроившись «черепахой», под градом стрел Дану прошел-таки через смертное поле, втоптав лесных лучников во прах.
Та битва не закончилась ничьей победой – лишь взаимным истреблением. Потери молодой тогда Империи были куда больше, чем у ее противников. Однако она с легкостью могла менять одного за троих. Для старших рас губителен оказался даже такой размен…
И власть взяла Радуга.
«Помни о Радуге, – не уставал повторять Тави ее Учитель. – Не вздумай относиться к ней с пренебрежением, оно погубило не одного сильного мага! Да, ты одарена куда богаче их рядовых аколитов и волшебников средней руки. Ты выстоишь в бою одна против трех или даже четырех противников. Ты с легкостью расправишься с одиночкой. Не дай этим победам опьянить тебя! Только поднявшись высоко, – Учитель при этом всегда наставительно поднимал палец, – только обретя власть над собственным телом, обучившись искусству трансформации и сама пройдя через такую трансформу, сможешь ты соперничать с ними. А это очень, очень длинный путь!..»
Она не сомневалась. Но старый Учитель пропал бесследно, и никакое магическое искусство не смогло отыскать и малейших его следов.
Заночевали па постоялом дворе. Хитрый хозяин залихватски подмигнул Акциуму – мол, понятно, понятно, старый развратник, заарканил молоденькую! – но волшебник даже не повернул головы.
– Нам надо поспать, Тави. Хотя в такую ночь спать-то как раз и не полагается. Радуга попытается отыскать нас. Нет ничего проще, если человек, особенно чародей, спит. Не знала?.. Такими премудростями твой Учитель пренебрег?.. Как это похоже на чародеев Семицветья!
Он тщательно запер дверь, хотя, по мнению Тави, хилая щеколда удержала бы разве что трехлетнего ребенка.
– Нужно поспать, – сказал он снова и улыбнулся. Тави уже заметила, что ее спутнику особое удовольствие доставляли простые житейские радости – еда, сон, беседа… – Завтра длинный переход. Мельин далек, а нам надо спешить. Не хотелось бы, чтобы козлоногие опередили нас из-за такой ерунды, как дальняя дорога.
– Тогда почему бы не наплевать на осторожность? – удивилась Тави. – Ты способен обращать аколитов Радуги в бегство одним только движением брови! Чего тебе бояться?