Алмазы Якутии
Шрифт:
Он снова вынырнул из забытья, потревоженный голосом Митрича. Тот не то напевал, не то ритмично самому себе рассказывал:
Вдоль тракта машины как птицы летели,
А сосны и ели… ту-ту… в колыбели…
Митрич повторил еще несколько раз эту стихотворную фразу и глубоко вздохнул. Он никак не мог заменить это «ту-ту» подходящим по размеру и смыслу глаголом.
– Черт! – выругался он и снова вздохнул.
Митрич продолжил стихоплетствовать. Егор рассеянно слушал его. У Митрича ничего не выходило, и он, плюнув, перешел к другому стиху. В нем говорилось о благотворном влиянии
Егор ловил себя на мысли, что ситуация изобилует абсурдностью. Вот он едет на санях, а какой-то полузнакомый мужик читает стихи, покачивая головой. Его ищут как преступника, Свердловск – черт знает где, Ирина – в Свердловске, Кюкюр застрелен. Он слушает кривобокие незатейливые вирши этого лесного гнома. Хотя на гнома Митрич похож лишь сутулой осанкой. А так он крепенький, хотя и не широкий в плечах мужик, отзывчивый, простой, невредный.
Егор слабо улыбнулся. Температура не спадала, все тело ломило, рана пульсировала. Но у него все же появилась перспектива.
– Так ты поэт? – заговорил он.
– Поэт, – спокойно подтвердил, словно лавры славы были самым обычным для него делом, Митрич. – Потому и ушел. Ну не совсем поэтому, – зевнув, поправился он, – надоело все…
После такого обобщения воцарилась пауза.
– Я лес люблю, волю, покой, – воодушевленно продолжил он, – а дома слишком много шума, дела, дела… То огород копай, то погреб чини, то воду носи… А я не только поэт, еще и писатель.
– Писатель? – усмехнулся Егор. – И что же ты пишешь?
– Рассказы. На романы пока духа не хватает, а рассказы – хорошо…
– О чем? – лениво спросил Егор.
– О лесе, о зверях, о приключениях… По-моему, неплохо выходит, – скромно похвалил он себя, – вот только с изданием ничего не получается. Дали в местной газете одной дамочке, ну, той, которая ошибки исправляет, так она весь рассказ испортила. Я не захотел его печатать.
Вдалеке тарахтел тетерев. Митрич машинально прислушался. Потом повернулся к Егору, весело подмигнул.
– И какие ж у тебя приключения? – вопросами Егор хотел отогнать от себя беспокойство по поводу разыскивающих его людей. – И смешные, и не очень… – помолчав, сказал Митрич. – Бывают даже грустные. Но мне больше смешные нравятся. Вот, например, такое. Окончил я лесной институт и послали меня в тайгу, лесником, практике учиться. Иду я как-то летом по лесу. Ну, с ружьем, понятно, как без него? Вижу – кедр огромный поваленный. Видать, молния сбила… Ага… Полянка, значит, маленькая… Ну, кедр-то и лежит. Я перелезаю через него и, значит, падаю… И прямо на медведя! Этот похабник, значит, ягод да муравьев нажрался и дрыхнет. Так вот, медведь-то ни хрена спросонок не понял и – наутек. Я – в другую сторону. Косолапый бежит, а из него говно свищет! Во как обосрался! – со смехом закончил Митрич.
Егор улыбнулся.
– У зверей, у них все как у людей. Испугался – обосрался! – разразился глухим хохотом Митрич.
Он опять достал фляжку и немного отпил из нее.
– Охочусь я часто: на лис, медведей, лосей, косуль, не говоря уж о зайцах и птицах! – гордо произнес Митрич. – Я ведь тебя чем лечить, думаешь, буду? Медвежьим жиром. Есть у меня еще тюлений жир. Один юкагир с Севера привез. Здесь улус неподалеку, от моей избы километров пятнадцать будет. Якутов там – раз, два и обчелся. Так вот, этот юкагир… На самом-то деле он якут, но клянется, что предки его юкагирами были и жили раньше где-то в низовьях Лены и на Индигирке… Только мне чудится, заливает он. А потом, у меня еще ягоды да травы припасены, сам увидишь! Хозяйство у меня небольшое, но дельное. Лошадь, две козы, куры…
Когда пучки сереющего света, пробивающиеся сквозь смыкающиеся в вышине кроны, померкли настолько, что под ветвями зашевелились синеватые, бутылочного оттенка тени, Митрич повернул налево. Через полчаса они выехали на узкую, извилистую, покрытую толстой наледью дорогу.
– Думал, побыстрее здесь будет ехать, да, видно, не очень, – мотнул он головой и снова приложился к фляжке. – Мороз нынче упорный…
Егор закрыл глаза.
– На рассвете будем, – успокоил его Митрич. – Не боись…
Когда на тайгу наползли сумерки, Митрич все еще погонял лошадь. Видимо, решил идти всю ночь. Последняя не заставила себя ждать, просмолив липкой копотью высокие кроны. Митрич несколько раз останавливался, вливал в рот Егору самогону и продолжал движение.
Ехали они молча. Лес наполняли тревожные ночные звуки. Егору даже послышалось жалобное подвывание. Ветра не было. Что же это, опять волки? Лошадь запрядала ушами, потом издала короткое настороженное ржание.
– Волк воет, – подтвердил его догадку Митрич, – расшалились, бедолаги.
По мере того как повозка двигалась по дороге (движение это было затруднено наледью), вой приближался. Жалобные ноты уступили нетерпеливым, требовательно-тоскливым. Митрич морщился и качал головой.
– Лошадь, лешие, чуют, – сказал он хриплым от затаенного волнения голосом, – по следу идут. Но я мою Машутку не отдам, как я без нее?
Егор думал не только о волках. Больше всего его мысли занимал так и не появившийся вертолет. Шаткость его положения не давала ему покоя. Он ни на минуту не сомневался, что люди Шепелева не прекратят погони за ним. Не для того они его подставляли и пытали Кюкюра. Его лежание на повозке было лишь временной передышкой. Он предвидел впереди нелегкий путь и не был уверен, что выживет.
Между тем вой шлейфом тянулся за повозкой. Послышался легкий треск ветвей. Точно пахнуло сквозняком. Справа. Волки бежали меж деревьев, преследуя повозку. Вскоре и слева послышались похожие звуки.
Митрич пальнул в воздух. Потом стеганул лошадь. Она прибавила скорость, но быстро двигаться не могла. Мешала ледяная короста на дороге. Повозку заносило, Егора то и дело подбрасывало на ней.
Справа скользнули две быстрых тени. Митрич пальнул в их сторону, они исчезли. Потом появились снова, неуловимые, хищные, терпеливые. Они словно ждали, когда Митрич расстреляет всю обойму.
Митрич перестал палить и более спокойно теперь реагировал на их появление из-за деревьев. Егор приподнялся на повозке, с трудом повернул голову назад. За ними бежало по меньшей мере шесть волков.
– Ну бестии, ну черти, – приговаривал Митрич, погоняя лошадь. – Давай, Машутка, беги, мать!
Машутка старалась изо всех сил.
– Ни хрена не боятся, – недоумевал Митрич, – дьяволы – и только!
Волки не отставали, расстояние между ними и повозкой неуклонно сокращалось. Егор приподнялся на повозке. Митрич озабоченно посмотрел на него.