Алмон
Шрифт:
– Послушайте, – подала голос задумчиво молчавшая до этих пор Ластения, – есть у меня одна мысль.
Отчего-то именно эта осень была на удивление прекрасна: мягкий желто-оранжевый свет лился с сиреневых небес, превращая красную планету в волшебную солнечную поэму. Нигде не виднелось костров но, тем не менее, пьянящий аромат дыма неуловимо витал в безмятежном воздухе. Земля пахла воспоминаниями, золото листвы покрывало беседки, осыпалось на фонтаны и аллеи, преступно красиво паря в неподвижном пряном воздухе. Сквозь плиты площадей и дорог пробивались последние
– Откуда в тебе такая сила? – произнес Георг. – Как ты пробиваешься через камни? Зачем тебе это надо? Для того чтобы несколько дней посмотреть на солнце и умереть? Ответь, мне очень важно это узнать…
… А осень, хмельная осень, покачиваясь на высоких каблуках, танцевала по всей планете, разбрасывая листья и грезы, любовь и разлуку. Она смеялась, не приглаживая растрепавшихся рыжих волос, и верила, что никто не может быть несчастен в ее мире.
…Патриций медленно пошел по аллее дальше, отстранено глядя перед собою. Весь Парк раскрылся феерией золотых красок и гармонией света, будто именно здесь осень Марса решила воздвигнуть свою обитель. На плечо Повелителя упал желтый резной лист, слетевший с безымянной ветки безымянного дерева. Владыка осторожно взял его в руку.
– Вот оно, золото, – улыбнулся он, – самое настоящее, неподдельное золото… Дым… пахнет кострами…
Патриций посмотрел на небо. В прозрачной вышине не виднелось ни единого облака, и казалось, что дымный дух исходит именно оттуда. Запрокинув голову, Владыка все стоял и смотрел на этот купол без дна и без края. «Там жгут золото, – подумал Патриций, – во Вселенной тоже наступила осень… везде, кругом осень…»
Анаис спала, Алмон доедал все, что оставалось на блюдах, а пришедший в чувство слуга находился под столом и не желал оттуда выбираться, невзирая ни на какие уговоры.
– Моя мысль очень проста, – продолжала Ластения, – не знаю, насколько это будет эффективно, но почему не попробовать. Во дворце имеются реабилитационные лаборатории. Отец всерьез занимался медициной, и под его началом разрабатывалось множество восстановительных программ на основе целительной силы Сатурна, с большим успехом излечивались и душевные болезни…
– Ах, да! – воскликнул Сократ. – Как же я мог забыть! Там же целое исследование проводилось! И вполне успешное! Все в лаборатории! Бегом, бегом!
– Погоди, – остановила Ластения, – у нас нет необходимого персонала, я видела эту лабораторию, она очень сложная, нужны специалисты.
– Да какие там специалисты! Сами справимся, мы умные! – толстяк вылез из-за стола и попытался вытащить Алмона. – Пойдем скорее, пойдем!
– Оставь его, Сократ, – возмутилась Терр-Розе, – разве ты не видишь, как он голоден?
– Да, но пока такая махина насытится, сатурниане окончательно перебьют друг друга!
– Какой вы, однако, нудный. – Алмон отставил последнюю опустевшую тарелку.
– Нудность есть издержки моей тяжелой профессии, – Сократ подумал и добавил: – Алмон, у меня есть к тебе одно очень деловое предложение. Выслушаешь?
– А можно мне сначала принять душ? Я не могу выслушивать деловые предложения в таком виде. Пара минут, буквально пара минут…
– Давай, бегом в мои апартаменты, это рядом, – Сократ нетерпеливо потянул его за рукав. – Ластения, скажи слугам, пусть побольше полотенец принесут.
Сократ с Алмоном направились к выходу из Деревянной Столовой.
– Алмончик, – донеслось уже из коридора, – а спинку тебе потереть можно? Это ж такая честь потереть спинку… спину… спинищу самому Алмону!..
Терр-Розе с Ластенией переглянулись и расхохотались.
Соприкасаясь дыханием с осенним воздухом, Патриций ощущал прохладу в груди, но она не приносила облегчения, лишь раздражала. Все вокруг мучило Владыку своей красотой увядания. Патриций ощущал себя полностью вычеркнутым из этого мира. Больше всего ему хотелось, чтобы сейчас начался дождь или снег, или ветер с огнем… Но в мире торжествовала осень. Георг бродил среди лепных каскадов и прекраснейших скульптур отключенных фонтанов. Никто не встретился ему, ни единой живой души не виднелось поблизости, и Патрицию показалось, что кроме него на этой золотой планете вообще никого не осталось.
Влажные волосы полуволка были тщательно зачесаны назад и собраны в хвост, открывая высокий лоб. Подходящей по размеру одежды найти ему не смогли и Алмону пришлось сидеть за столом обернувшись в покрывало с кровати толстяка.
– Алмончик, штанцы быстро высохнут, – утешал Сократ, – а рубашенцию пошьем, не беспокойся.
– Надеюсь, – полуволк пытался то так, то эдак завязать концы материи на плече.
– Давай я заколю, – Терр-Розе сняла с груди драгоценную брошь в виде мифического цветка.
– Алмон, ты с ней будь осторожен, это еще та хищница, так заколет, вовек потом не расколешь.
– Умолкни, толстая зараза! – огрызнулась королева, закрепляя брошью покрывало. – Вот как замечательно.
– Да куда уж лучше, – печально вздохнул полуволк.
– Кстати, – Терра вернулась на свое место, – а почему Анаис все время спит?
– Я погрузил ее в подобие полного забытья, чтобы не расходовались остатки жизненных сил.
– В забытье она все равно долго не просуществует, – Сократ деловито наполнил бокалы. – Попробуем вариант, предложенный Ластенией?
– Других все равно больше нет. Принесет Ластения ключи от лаборатории, и пойдем. Не надо вина, мне напитка.
– Да, пожалуйста. Алмон, а мы с тобой уже и раньше встречались, помнишь?
– Как можно забыть такую пляску смерти, ты чуть все здание Управления не разнес. А потом еще твоя крайне содержательная пробежка из Малахитовой Залы…
– Ну-ка, расскажи, расскажи! – оживилась Терр-Розе. – Я не знаю этих увлекательных историй!
– Не надо! – воскликнул Сократ. – Это никому не интересно! Послушайте лучше мое очень деловое предложение. Все мы с вами люди разные, но есть у нас кое-что общее. Каждый из нас в свое время так или иначе умудрился испортить Патрицию настроение. Так не объединить ли нам свои творческие усилия? Все веселее будет.