Алмон
Шрифт:
– Уж кто бы говорил, – Сократ встал между Алмоном и Ластенией. – Я готов, приступаем.
Бледный конус ускорил вращение, насыщаясь цветом, ожили, заволновались «рукава» и нити. Вбирая и соединяя такие разные потоки энергий, конус увеличился в размерах, завибрировал с надрывным воем, но выдержал. Вокруг Анаис стало зарождаться свечение необычного золотисто-синего оттенка. Оно окутало девушку, словно тончайшая переливающаяся ткань, приподнимаясь и опадая, будто было живым и дышало.
– У меня кружится голова… – прошептала Ластения, ее глаза
– Еще немного, – ответила Терра, превозмогая собственное головокружение и слабость, – еще чуть-чуть.
Толстяк пошатнулся, приваливаясь к плечу полуволка, но ладоней не опустил. Свечение разорвалось снопом трескучих искр, они осыпались на девушку, исчезая, будто впитываясь в кожу. И на миг Анаис вспыхнула, словно внутри ее тела промелькнул солнечный луч.
Медленно, едва передвигая ноги, Патриций брел во Дворец с охапкой желтых листьев и осенних цветов. Дракула с Палачом смотрели на него с балкона.
– Чего это он? – напряжено произнес вампир.
– Букет собрал, – пожал плечами молодой человек. – Красиво.
– Дурень! Разве ты не понимаешь? Случилось нечто страшное… или случится.
Бледное лицо Анаис с заострившимися чертами казалось белее подушек. Все долгие часы ее беспамятства Алмон сидел рядом, держал в руках тонкую, почти прозрачную ладонь и разговаривал с девушкой, надеясь, что она слышит его.
– Все хорошо. Ничего не бойся, никого не бойся. Я с тобой, твои друзья рядом. Все позади… ни грусти, ни страха, ни боли. Жить ты будешь столько, сколько захочешь. А я тебя не оставлю. Слышишь? Не оставлю. Даже если опять умирать придется, все равно вернусь. Ты только очнись, прошу тебя, очнись…
– Как ты думаешь, Терра, все будет хорошо? – Сократ методично превращал салфетку в лохмотья.
– Мы сделали все, что могли. И с каких это пор ты интересуешься моим мнением?
– Нет, только не это! – простонала Ластения. – Неужели вы непримиримые враги?
– У нас просто идейные разногласия, – важно ответил толстяк. – Все-таки, что ты думаешь?
– Все будет в порядке, – как от назойливого насекомого отмахнулась королева от него королева. – Я не думаю, я это знаю.
– Вот-вот, ты никогда не думаешь, а только всё знаешь. И откуда ты только всё знаешь, если ты никогда не думаешь?
– А ты…
– Прекратите! Умоляю!
Дракула долго искал Патриция, прежде чем случайно заглянул в Залу Философии Крови. Георг сидел у рубинового фонтана и смотрел, как замирают в воздухе тяжелые капли, прежде чем упасть вниз.
– Владыка, – вампир подошел поближе, – простите, что отвлекаю от размышлений, но сегодня прием, вы будете присутствовать?
– Кого принимаем? – безо всякого выражения спросил Патриций, не отводя взгляда от багровых капель.
– Кажется, послов какой-то соседней Системы.
– Зачем мы их принимаем?
– Точно не знаю, – замялся старый вампир, – это не в моем ведении…
– А что в твоем ведении, Дракула? – Патриций посмотрел на него, и Дракула внутренне содрогнулся, он никогда еще не видел у Георга такого взгляда. Дракула даже понять не смог, что нёс в себе этот взгляд.
– Ну, я являюсь неким звеном меж вами и всей остальной системой управления Империи.
– Ты так считаешь?
– В общем, да…
Патриций помолчал в задумчивости, и произнес:
– Я буду присутствовать на сегодняшнем приеме, только озаботься, чтобы ко мне никто не приближался.
Алмон прислонил ладонь Анаис к своему лбу и так сидел, закрыв глаза и опустив голову. Ему не хотелось дышать.
– Она так вкусно пахнет, – донесся едва слышный шепот.
– Кто? – механически спросил он, не открывая глаз.
– Ленкоранская акация. – Пальцы девушки дрогнули и легонько погладили лоб полуволка. – Я так хочу, чтобы ты узнал этот запах…
Почти весь прием Георг просидел с застывшим лицом. Казалось – он спал наяву.
В Деревянной Столовой стало на две персоны больше. Полуволк почти перестал вселять ужас в сердца придворных, а напуганный им до обморока слуга даже нашел в себе смелость потрогать полуволка за руку, хотя сверкающие когти все равно продолжали страшить.
Анаис, все еще слабая и бледная, но избавившаяся от дворцовой грязи и переодетая в платье Ластении, быстро нашла общий язык с Терр-Розе и юной королевой Сатурна, Сократа она воспринимала уже как старого друга.
– Как же ты решилась на такое? – Терр-Розе разглядывала осунувшееся лицо Анаис, словно видела впервые. – Это же… это же чудовищно…
– Уже все сделано, уже все кончилось, – вмешался Сократ, – хватит об этом, двигаемся дальше.
– Да, – кивнул Алмон, – дальше. Юноша, которого я привез из Дворца, неужели он и в самом деле сын Патриция?
– Да, но это отдельная история, мы тебя в нее посвятим.
– Посвятите попозже, сейчас мне необходимо переправить его на Марс.
– Ни в коем случае! Он Ластении как родной брат, его вырастили Аргон с Олавией! Сейчас он с измененной памятью, сам себя не помнит. Если мы вернули к нормальной жизни Анаис, значит, и его сумеем привести в порядок.
– Я пообещал Георгу, что возвращу его.
– Ну и что? – толстяк с искренним недоумением уставился на него. – Как пообещал, так и передумал, подумаешь – большое дело.
– Ты воображаешь последствия?
– А ты можешь представить, что Патриций из хорошего парня сделал монстра и его руками убил Аргона с Олавией? Вернуть его во Дворец – погубить окончательно.
Полуволк молчал, разглядывая собственные руки, его золотисто-карие глаза темнели, становясь почти непрозрачными.
– Не могу с мыслями собраться, – произнесла Анаис, – в голове не укладывается, что у меня есть брат.