Алмон
Шрифт:
Леброн уставился на девушку, не веря своим глазам.
– Здравствуй, Леброн, – голос Анаис прозвучал немного растерянно, она не ожидала вот так вот с ним столкнуться. Девушка сразу поняла, что это и есть ее брат, слишком уж он походил на Патриция.
– Здравствуй… – Леброн растерялся ничуть не меньше. – Я… ты меня знаешь?
– А ты, судя по всему, знаешь меня, – попыталась улыбнуться Анаис.
– Ну… да. А как ты здесь…
– Я тебе сейчас все расскажу. Пойдем, присядем туда, – и она кивнула на тот самый эркер, из глубины которого совсем недавно Сократ наблюдал, как Нэскей
Дракула задумчиво молчал.
Они перебрались в покои Палача, и старый вампир все пытался напиться, но хмель упорно не желал его одолевать.
– Как ты думаешь, Палач, что Патриций сделает с этим торговцем энергией?
– Уничтожит, что же еще, – равнодушно ответил молодой человек. – Хотя за такое сразу просто уничтожить маловато будет.
Леброну казалось, что Вселенная вторично обрушилась на него. Юноша с ужасом смотрел на Анаис. По возможности мягко она рассказала о произошедшем, и теперь эти слова с гулом и грохотом проносились по лабиринтам его сознания, доводя до умопомрачения. Леброн опустил голову и закрыл лицо руками.
– Нет… – прошептал он, – нет… не может быть…
Сквозь его пальцы заструились слезы, полные боли.
– Я не мог… не мог… убить маму и отца… – Леброн сдавил пальцами виски. – Что же я наделал… что же я натворил… Это я сделал! Это я натворил! Они мертвы… я убил их собственными руками… А я? Я-то почему до сих пор жив?
– Леброн, – Анаис обняла его за плечи, – не надо, не говори так, это сделал не ты, это сделало другое сознание, иная личность. У тебя есть друзья, которые помогут…
– Продолжать жить, будучи убийцей своих родителей? – он поднял голову и посмотрел на Анаис прозрачными голубыми глазами. – Как я смогу смотреть в лицо Ластении, Сократу и всем остальным? Как я вообще смогу с этим жить?
– Никто не осудит тебя, Леброн, – Анаис взяла его за руку, – пойми это. Все знают, что ты не виноват.
– Мне не легче от этого, – Леброн тряхнул головой, его черные кудри разлетелись по плечам. – А где все остальные? Надеюсь, они-то хоть живы? Больше я никого не убил?
– Идем, они ждут нас в Деревянной Столовой.
– Да, – он поднялся на ноги, – хочу увидеть Ластению и Сократа… а кто там еще?
– Терр-Розе Голубая Птица и Алмон. Терра – она королева Параллельных миров, а Алмон…
– Ага, да-да, – Леброн рассеянно смотрел куда-то в пространство, не слыша больше Анаис.
Мягкими шагами приближался к Марсу вечер, неся в ладонях скомканный синий шарф ночи, густо усыпанный драгоценностями звезд. Чуть позже он перевяжет этим прохладным шарфом теплую окровавленную рану Марса, успокоит жжение и боль, принесет облегчение, покой и сон…
Дэймос и Фобос, словно два кровяных шарика, окутывали Марс своими орбитами. В Торговую Гавань в очередной раз вошли корабли Ахуна, привезя новые винтики в махину Гавани. Все вращалось по своим давно изученным орбитам, по кругам Жизни и Смерти.
– Никак не могу во все это поверить, – Леброн залпом выпил бокал вина. – Значит, это вы вызволили меня из Дворца? – он посмотрел на огромного полуволка, одетого в очень странный наряд.
Алмон кивнул, рассматривая Леброна. Этот подавленный горем юноша не имел ничего общего с Нэскеем, хотя лицо было одним и тем же… Но, нет, черты лица тоже изменились, они стали спокойными и мягкими, исчезла остро отточенная жесткость.
– Я хотел бы увидеть маму и отца, хочу попросить у них прощения.
– Надо подняться на Семинебесную Площадь, – сказала Ластения, и толстяк с надрывом вздохнул.
Патриций, Дракула и Палач сидели в Бриллиантовой Зале и пили ежевичное вино. Каждое лето на далекую Землю отправлялись специальные люди из Дворца для того, чтобы собрать ароматные чернильно-фиолетовые ягоды, перевезти их через Космос и приготовить вино для Георга…
Повелитель, немного осунувшийся после бессонных ночей, сидел в кресле и плавно покачивал любимым кубком, украшенным драгоценностями Космоса. Дракула с Палачом, как могли, старались развлечь его беседой и свежими Дворцовыми сплетнями. Патриций молчал, разглядывал вино в своем кубке, время от времени глубоко вдыхая аромат. Видя, что Георг их совсем не слушает, вампир с Палачом постепенно смолкли. Владыка еще раз вдохнул аромат ежевичного вина и медленно произнес:
– Да-а-а… именно здесь, в этом бокале находится суть, простая, как мир, сложная, как жизнь, и одинокая, как я. Это пьянит, уносит, растворяет, делает рабом и всемогущим одновременно. Вдохни, Дракула, почувствуй, как маленькие иголочки ежевичных стеблей кольнут ноздри, и дурманящий запах леса, птичий щебет, сладкий знойный покой заполнят твое естество. А теперь попробуй, прикоснись к этому колдовству не только обонянием, но и вкусом. Крошечные сладкие, удивительно душистые, терпкие капельки, слегка лизнув твои губы, защекочут язык, приятно царапнут нёбо, а после веточка спелой ежевики впитается в горло, скользнет по пищеводу и мягко, будто молодая травка, устелет желудок, наполняя его прекраснейше приятной истомой. И всё. Ты раб. Раб этой жизни и смерти, ты вынужден повиноваться этим покалываниям и прикосновениям, ежечасно, ежеминутно обязан вдыхать этот терпкий аромат, ты должен смачивать губы в сладких каплях, иначе просто утратишь смысл жизни…
Слушая его тихий гипнотизирующий голос, Дракула зачарованно смотрел на Повелителя, сжимая в руке бокал ежевичного вина, и не понимал, к чему Патриций клонит. Когда Повелитель смолк, вампир откашлялся и спросил:
– Владыка, а причем здесь вино? Мы же говорили о…
– Я рассказывал тебе не о вине, – вздохнул Георг, – я рассказывал тебе о власти. Той самой власти, которой так жаждешь ты.
Леброн подошел к золотым скульптурами Аргона и Олавии, встал на колени, склонил голову и длинные черные волосы упали ему на лицо. На Семинебесную Площадь он поднялся один, чтобы никто не мешал его покаянию.
Скрестив руки на груди, Алмон стоял у окна и смотрел на окутанный вечерней дымкой сад. Полуволк казался удивительной скульптурой, его лицо с яркими волчьими глазами напоминало лик неведомого древнего божества, и Ластения невольно залюбовалась им.
– Алмон, – сказала она, – оставайся с нами насовсем, живи во дворце, а?
– Я бы с великим удовольствием, – улыбнулся он в ответ, – но есть одна причина, по которой я не могу этого сделать.
– Какая?
– Я занимаю слишком много места.