Алмон
Шрифт:
– И долго Организация так может проработать?
– Сколько потребуется.
– Я так поняла, – вмешалась Терр-Розе, – что в Империи нет больше никаких структур власти, кроме Патриция и Спец. Штата?
– Только Орден Дворца, но они больше хозяйственными делами ведают. Организация занимается практически всем, от безопасности Империи и торгово-транспортных вопросов до общественных дел.
– А что входит в «общественные дела»? – заинтересовалась Ластения.
– Если марсианин нажалуется на своего соседа, что тот по ночам траву портит на его лужайке, то этим вопросом будет заниматься одиннадцатый
– Не может быть! – изумился Сократ. – Организация возится с такой ерундой?
– Еще как, иначе униженный и оскорбленный полезет во Дворец со своими чаяниями, а Патриций потом спросит с меня, почему гражданин Империи до сих пор страдает вместе со своей лужайкой, вместо того, чтобы приносить пользу? Вообще, уровень жизни на Марсе очень высок, Патриций заинтересован в притоке лучших умов Системы. Переселиться в Империю – мечта лучших из лучших.
– А сбежать оттуда – мечта разумнейших из разумных, – проворчал Сократ.
– Ты не совсем прав, Дворец и Марс – это два различных государства, меж ними мало общего.
Когда пальцы Патриция замерли и смолкли последние звуки лунной музыки, Малахитовая Зала взорвалась бурей аплодисментов, и восторженнее прочих рукоплескали послы Луны. Отстраненно кивнув, Патриций покинул Залу, оставив своих гостей на попечение Дракулы и Палача.
В дворцовых делах день промелькнул незаметно. Лишь поздним вечером друзья разошлись по своим покоям. Сбросив платье, Анаис переоделась в невесомую ночную рубашку, распустила волосы и принялась неторопливо расчесывать золотистые пряди. Глядя в зеркало, она думала о Патриции. «Почему он никогда не принимал меня всерьез? Почему не дал мне ни единого шанса? Зачем нужно было добиваться того, что, в конце концов, я возненавидела всё: и его, и Дворец, и себя в первую очередь…» В дверь тихонько постучали. Анаис накинула лиловый халат и завязала широкий пояс.
– Да?
– Еще не спишь? – заглянул Алмон. – Я принес тебе травяной чай, очень для душевного покоя полезный.
– Спасибо, – улыбнулась девушка.
– А у тебя здесь очень симпатично, – полуволк поставил поднос на миниатюрный столик, – мило, уютно.
– Это гостевые покои, – вздохнула Анаис.
– А что не так? – Алмон присел в кресло.
– Это все равно, что жить в гостинице. Свой дом и гостевые покои – это не одно и то же.
– Нашла беду с проблемой, – пожал плечами Алмон, – у меня предостаточно средств на приобретение любого дома в каком угодно месте Солнечной Системы. Потерпи еще немного, прямо сейчас мы не можем заняться этим вопросом.
– Да я и не требую, чтобы было всё и сейчас, – Анаис поставила пустую чашку на поднос. – Но у меня самой ведь нет ничего.
– К чему ты клонишь?
– К тому, что это твои средства, у меня же нет ничего, даже мои драгоценности остались во Дворце, хотя вряд ли я имею право называть их «своими». Я живу в доме Ластении, ем пищу Ластении, на мне одежда и обувь Ластении, в волосах заколки и гребни Терр-Розе, и я не знаю, что делать дальше. Ты думаешь, я себя хорошо чувствую?
– Думаю, лучше, чем в каком-нибудь Дворцовом подвале, – глаза полуволка потемнели. – Анаис, милая, мне странно слышать от тебя такие вещи. Все, что есть у меня, принадлежит тебе, это не моё, это наше.
– Алмон, – Анаис смотрела в сторону, – я всю жизнь зависела от Патриция, я каждую секунду ощущала эту зависимость. Я ни на что не имела права, даже на то, чтобы самостоятельно выбрать себе платье или съесть то, что хочется. Когда мне приходилось куда-то выезжать вместе с Патрицием, через слуг мне передавался лист бумаги, где было расписано всё: во что я должна одеться, с какими именно драгоценностями и как необходимо уложить волосы. В один прекрасный момент я поняла, что меня просто не существует, скоро я подойду к зеркалу и не увижу в нем отражения, потому что отражаться некому.
– Ты пыталась с ним говорить?
– О-о-о-о, – печально улыбнулась девушка, – пыталась ли я с ним говорить! Разумеется, насколько это вообще возможно. Когда я поняла, что достучаться, обратить на себя его внимание, возможно лишь совершив нечто, я и сбежала из Дворца. Признаюсь, я неоднократно думала о самоубийстве, но это означало бы лишь окончательное и бесповоротное признание моей никчемности. Мне не хотелось умирать, мне хотелось узнать, что же такое жизнь? Как она выглядит? Какова на вкус и запах?
– Я понимаю тебя, – Алмон сидел, опустив голову. – Ты боишься стать зависимой и от меня тоже. Нет, нет, дай мне договорить. Ты еще совсем ребенок, сейчас твое время наслаждаться жизнью, а у меня пока предостаточно сил и возможностей, чтобы обеспечить тебе эту жизнь. Я не собираюсь диктовать тебе, что делать и как поступать, я просто хочу… даже не знаю, как выразиться…
– Я понимаю тебя.
– Просто дай мне шанс хотя бы мелочами украсить твою жизнь, ведь это на самом деле сущие мелочи. Позволь себе просто жить, ни о чем не задумываясь. Со временем ты изберешь себе занятие по душе, это – несомненно, а когда я стану совсем старым, дряхлым и очень нудным, ты позаботишься обо мне. Ведь позаботишься?
– Ни за что, я оставлю тебя умирать на улице.
– Спасибо за честность, за это я тебя особенно люблю, – рассмеялся полуволк. – Что ж, уже поздно, пора отдыхать. До завтра.
Он поцеловал девушку в лоб.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – эхом отозвалась Анаис.
Алмон закрыл за собой двери гостевых покоев и быстро пошел по коридору в поисках кого-нибудь из придворных. Завидев одинокого слугу, полуволк подозвал его жестом.
– Да, господин?
– Ты не знаешь, Ластения уже спит или еще нет?
– Нет, они на центральной веранде беседуют с Сократом.
За белым кружевным столом на открытой веранде полуночничали Ластения с толстяком. Сократ тянул вино под легкие закуски, девушка – фруктовый напиток.
– О, Алмончик! – воскликнул толстяк, увидав полуволка. – Тоже не спится?
– Да, не получается заснуть, – он присел рядом с Ластенией. – Вот какой у меня вопрос назрел, есть ли где-нибудь сейчас открытые торговые центры?
– Какие именно?
– Ну, одежда, драгоценные украшения.