Алое пламя в зеленой листве
Шрифт:
— Что случилось? — прямо спросила она. — Тебя выгнали с заставы?
Хейзит не успел ответить, как его сзади обняли две сильные нежные руки, пахнущие сушеными грибами, а знакомый женский голосок пропел над ухом:
— Вот вернулся к нам домой драгоценный братец мой!
Хейзит резко вывернулся из объятий и со смехом запечатлел на румяной щечке сестры быстрый поцелуй. При этом он не преминул найти взглядом лицо мерга и не без удовольствия удостовериться, что его правильные черты исказила гримаса ревности. Ничего, пусть помучается.
— Велла, — цыкнула на детей посерьезневшая Гверна, — не забывай, что
— А чем я не хозяйка? — подбоченилась девушка и озорно подмигнула сидевшей за соседним столом шумной компании рыбаков. Те ответили ей громкими шутками-прибаутками и застучали по столу кружками, требуя добавить пива.
— Вот и займись тогда этими молодцами, а я отлучусь пока на кухню. Мне нужно переговорить кое о чем с Хейзитом.
Не снимая фартука, она подтолкнула сына вперед, и он послушно проследовал за кухонную дверь, по пути бросив взгляд на подставку с кружкой Ракли. Интересно, из чего он пьет теперь?
В кухне у большой плиты возилась с кипящими кастрюлями толстуха Мара, жена Дита, к помощи которой Гверна раньше прибегала лишь в тех случаях, когда таверна оказывалась переполнена и они вдвоем с дочерью не справлялись со всеми заказами. Теперь, похоже, Мара чувствовала себя здесь как дома. Хейзит ничего против ее присутствия не имел, памятуя о том, что она пуще родной матери баловала их с сестрой в детстве, поскольку отменно умела печь всякую вкуснятину, а своих детей с Дитом так и не нажила.
— Какие гости к нам пожаловали! — заиграла всеми складочками своего круглого лица улыбчивая толстуха. — Мы и не чаяли тебя увидеть раньше первого снега.
— Говоря по правде, я и не собирался, вифа [15] Мара, — вздохнул Хейзит, до конца не уверенный, стоит ли выкладывать все при посторонних ушах.
— Ты не постоишь за меня у стойки? — без лишних проволочек попросила подругу Гверна. — Велла зашивается, а у меня тут разговор важный.
— С удовольствием передохну после этой парилки, — понимающе кивнула Мара и чинно удалилась, по пути игриво ущипнув Хейзита за мягкое место.
15
Вежливое обращение к замужним женщинам.
Первым делом Гверна не удержалась и заглянула по очереди во все кастрюли. Помешивая содержимое одной из них большим деревянным половником, она вопросительно оглянулась на сына:
— Ну, выкладывай, что там у тебя стряслось?
Хейзит на всякий случай помедлил с рассказом и поинтересовался, не доходило ли до таверны каких-нибудь слухов о Пограничье.
— Слухов? — Гверна оставила в покое половник и накрыла кастрюлю крышкой, смахивающей размерами на щит виггера. — Слухов тут у нас всегда что мух в жару. Не далее как вчера Норлан заявился к нам с целой ватагой таких же, как он, бравых гвардейцев. Так они рассказывали, будто в Пограничье были найдены доспехи самого Дули, а теперь они хранятся в замке.
— Норлан? — нахмурился Хейзит. — Уж не тот ли мерг, что зарится на Веллу, а ты этому, похоже, с радостью потакаешь?
— Перестань молоть чушь! Не твоего ума дела, если хочешь знать. Велла уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, с кем ей водить
— То-то ему даже кожаного камзола не дали! — усмехнулся Хейзит. — Между прочим, доспехи Дули я видел своими глазами. Их лазутчики с нашей заставы нашли. — Он запнулся.
— Вот видишь, а Норлан вчера говорил, что их чуть ли не на Мертвом болоте отыскал какой-то чужеземец, который вроде говорит на нашем языке, но его почти никто не понимает. Спрашивается: кто из вас придумывает? Ну, что замолчал?
Хейзит почесал щеку, взглянул на мать и невесело прищурился:
— Хорошо, пусть будет прав этот мерг. Доспехи и вправду принес довольно странный малый, с которым я, признаться, хотел бы перемолвиться гораздо больше, чем с твоим Норланом. Может, Норлан и имя его упоминал? Ах нет? Ну так знай на всякий случай, что зовут этого чужеземца Вил. Хотя вообще-то дело совсем не в нем, не в твоем замечательном Норлане и даже не в доспехах Дули. Как я теперь понимаю, главного пока здесь не знает никто. Наша застава сгорела. Кроме меня и еще нескольких виггеров, которым удалось бежать со мной через подземный ход, в живых, думаю, не осталось никого. А самое жуткое во всей этой истории то, что застава сгорела не сама по себе, ее сожгли шеважа. Мама, они научились управлять огнем.
Гверна прикрыла ладонью рот и тяжело опустилась на табурет. Потом ухватила Хейзита за руку и долго гладила, словно лишний раз хотела убедиться, что он стоит перед ней, живой и невредимый.
— И что теперь? — только и смогла выдавить она.
— Если честно, ума не приложу. Прошлой ночью мы заночевали на заставе у Тулли. Он-то и дал нам сегодня утром лошадей, чтобы мы быстрее передали эти дурные вести Ракли. Но мы думаем, что Ракли уже и без того знает. Похоже, даже отряд в Пограничье снарядил. Правда, боюсь, их там тоже всех перебьют.
— Так ты должен спешить в замок?
— Не совсем. По пути я и мои спутники разбрелись кто куда. С одним из них мы доехали почти до самых Стреляных стен, а оттуда я прямиком к вам. Я же не знал, что вы ничего не слышали. Думал, волнуетесь, думал, не до Норлана вам…
— Дурачок ты мой! — сквозь слезы засмеялась Гверна, притягивая сына к себе и целуя в лоб. — Говоришь глупости — зато поступаешь по сердцу. За что и люблю.
— Да погоди ты, — смутился Хейзит, успевший отвыкнуть от подобных ласк. — Я-то к вам, да этот виггер поскакал все же к Ракли. Неспокойно у меня на душе за него. Мы дорогой чего только не передумали! Мужики все бывалые, не в таких передрягах оказывались, ну и судили-рядили, отчего да почему все так произошло. Короче, может, и не шеважа тут вовсе замешаны.
— Что ты такое несешь?
— Сам не знаю. А узнаю ближе к вечеру. Мы с тем, что к Ракли поскакал, договорились: он, если все будет в порядке, сюда, к нам в таверну придет. Тогда и порешим, как дальше быть.
— И пусть приходит. Отчего ж нет, если твой друг. Мы его за так угостим да напоим. — Гверна поднялась с табурета и покосилась в сторону двери, из-за которой донеслись раскаты хохота. — Только не нравится мне все это, ой как не нравится!
— У меня к тебе одна просьба, мам: никому раньше времени не проговорись о том, что я рассказал.