Alouette, little Alouette…
Шрифт:
– А правда, – спросила она отважно, но ощутила, как от испуга сжались все внутренности, – что здоровое полноценное общество не может существовать без развитой преступности во всех сферах деятельности и всех ветвях власти?
На нее уставились с изумлением, а Евген сказал с одобрением:
– Настоящая дочь своего отца!
Максим дернулся, а Джордж сказал мягко:
– Ну что ты, Женечка, ты прям расист!
– Я генетик, – парировал Евген. – А яблочко от яблони… Это даже народ знает и запечатлел.
Аллуэтта сказала почти твердо:
– Если
– Верно-верно, – заинтересованно сказал Джордж. – Человек должен развиваться всесторонне, именно это гуманно и демократично! А это значит то, что и значит, не нужно разъяснять, все мы знаем, какие стороны есть у человека, какие инстинкты, какие подспудные желания и что мы ох как развиваем в первую очередь.
Георгий повернулся к Максиму:
– Не будем брать его в сингулярность?
– Может, – сказал Максим, – сперва в исправительную колонию? На каторжные работы с утра до ночи?.. Исправят во имя демократии и гуманизма, и нам польза?
Джордж охнул, по-детски округлив глаза.
– На каторжные работы? А у нас здесь что?
Глава 8
Томберг вернулся из кратковременного отпуска здорово похудевшим, бледным, с вытянувшимся лицом и какой-то растерянной улыбкой. Сразу же до лаборатории докатились слухи, что и он прошел иммортализацию.
Хотя, конечно, вовсе не иммортализация, но как хочется, чтобы она была, да и чем черт не шутит, а вдруг на этот раз в самом деле удалось поотключать все механизмы, ведущие к старению?
Те счастливчики, у которых удалось отключить хотя бы несколько, уже переходят в стан долгожителей. У Томберга еще на прошлой операции заблокировали около двух десятков, таким образом продолжительность его возможной жизни даже из специалистов никто не решается называть точно. Где-то, как говорят, прибавка составит лет тридцать, может, даже семьдесят, но никто не решится настаивать на своей цифре, дело абсолютно новое.
В мире сотни тысяч лабораторий, обмениваясь друг с другом результатами, упорно штурмуют проблему со всех сторон. Рапорты о достижениях, успехах и прорывах сыплются лавиной, но пока что радикальное продление жизни дается трудной ценой.
Трудной в буквальном смысле: несколько высококвалифицированных специалистов несколько недель готовят пациента к операции, беря у него пробы, модифицируя гены и вводя обратно, потом послеоперационный период, уже короткий, и наконец, выписка из больницы… На все уходит около двух месяцев, а работают над одним человеком даже не подготовленные врачи, а сами авторы методики.
Так что даже ей, Аллуэтте, далекой от науки, понятно, это только успешные опыты, и даже когда объявят, что достигнуто бессмертие человека, то еще не значит, что такое дорогое бессмертие будет доступно всем и каждому.
Максим первым встретил директора, едва тот переступил порог, Анечка бросилась к Томбергу с букетом цветов, Аллуэтта подошла и улыбалась, больше ей по рангу лаборантки не положено, но Томберг всех поблагодарил, а Аллуэтту поцеловал в щеку, то ли отечески, то ли в благодарность за ККК-3С и щедрое частное финансирование.
В честь возвращения пригласил весь коллектив лаборатории в кабинет. Вообще-то, как директор НИИ, мог бы пригласить и работников всех лабораторий и отделов, но именно их лаборатория после получения первого же гранда в двадцать миллионов долларов начала пользоваться особым вниманием.
Аллуэтту со старомодной учтивостью сам усадил в кресло, поставив его поудобнее, что Аллуэтта приняла с королевским величием, хотя пугливо, и повела взглядом в сторону Максима, вдруг тот возненавидит ее еще больше.
Джордж сказал с восторгом:
– Данил Алексеевич! Поздравляем! Поздравляем с бессмертием!
Томберг кисло улыбнулся:
– Может, я и бессмертный, не хочу умалять труды наших коллег. Хотя, вообще-то, все мы бессмертные, пока не умрем.
Джордж заверил:
– Но вы-то уже не умрете!
Томберг пожал плечами:
– Как знать. Не говоря уже о несчастных случаях, которых у человека с долгой жизнью должно быть больше, можно вспомнить и о всякого рода новых болезнях, которых еще нет, но точно будут, все-таки вирусы мутируют очень быстро… К тому же кто знает, не захочется ли мне самому закончить жизнь, подчиняясь древнему инстинкту, что заложен в каждое живое существо?
Джордж сказал горячо:
– Не захочется!
Томберг грустно усмехнулся:
– Кто знает, кто знает… Еще никто не шел по дороге бессмертия. Во всяком случае, достаточно долго. Так что на самом деле я совершенно не чувствую разницы: быть смертным или бессмертным. И потому ничего не хочу оставлять на потом. Вдруг все равно не успею?
Евген сказал с хищной улыбкой:
– Да и другие обгонят! На Украине сейчас создан целый НИИ для продления жизни нашего президента…
– Да, – сказал Томберг, – конечно. Вообще-то, я, сказать честно, разочарован. Это не миллион долларов получить наличными прямо в руки. Там сразу видно… А с бессмертием то ли получил, то ли не получил. Все только на практике!
– Да и потом, – сказал Френсис рассудительно, – то ли бессмертие, то ли просто очень продленная жизнь… Нет уж, сингулярность, только сингулярность!.. А насчет «генов суицида», Данил Алексеевич, можно почти не беспокоиться. Евген уже в шаге от того, чтобы определить самые запрятанные. А там я по доброте своей несказанной помогу ему отключать.
Томберг коротко усмехнулся:
– Спасибо. Вообще-то, я даже предположить не могу, что во мне могут проснуться такие механизмы, характер вроде бы не тот, но… когда-то я не верил, что постарею. Что у вас за это время? Как адаптация нашей новой лаборантки?