Альпинист. Книга 2
Шрифт:
Клим и Володька вызвались приготовить еду, остальные устало разлеглись на снегу, отдыхая. Я же решил проверить веревки еще раз, больше, что успокоиться самому и не переживать за проделанную работу.
— Разреши я с тобой? — вызвался вдруг Марк.
Я немного удивился такой инициативности, но парень пояснил:
— Сами же потом по этим веревкам пойдем. Уж лучше проверить сейчас, чем потом из снега людей доставать.
Он был прав.
— Хорошо, пошли, — кивнул я.
И мы двинули проверять веревки.
Можно
— Первые пять веревок — нормально, — крикнул Марк, отходя в сторону.
Парень подошел ко мне, стер со своего лица испарину.
— Слушай, а можно вопрос?
— Давай, — кивнул я, чуть напрягшись.
— Ты какой узел вяжешь на страховку? Я просто обратил внимание, что часто делаешь «дубовый».
— Верно, — кивнул я. — Именно его и вяжу.
— А я «прусик» уважаю.
— «Прусик» хорош, но у «дубового» есть преимущества.
И я принялся с видом лектора рассказывать ему все о узлах, что узнал от Молодова, а Марк с нескрываемым любопытством слушал, хотя и сам все прекрасно знал.
— Владимир вроде тоже «дубовый» вяжет? — спросил Марк, когда я закончил.
— Да, но он любит чередовать.
— Он парень вроде нормальный? Да я интересуюсь, просто никого толком не знаю. Из другого города. А вы вроде как все вместе до этого в клуб ходили, знаете друг друга.
— Верно. Он парень нормальный.
— Вряд ли бы кого-то ледорубом оглушил бы?
Я вновь напрягся.
— Андрей, я просто переживаю. Ты пойми, я из вас толком никого не знаю, а тут такое. Я на всех на вас с опаской смотрю. Ну на тебя конечно не смотрю, по тебе сразу видно, что ты нормальный парень. А вот остальные…
— Остальные тоже нормальные, — ответил я.
— Даже Костарев и Артем?
Вопрос был с подвохом.
— Даже они, — после паузы ответил я. — Своеобразные, эмоциональные, но нормальные.
— Тогда Рудов сам себя, получается, огрел ледорубом, если все нормальные?
— Не мне судить кто из них убийца, — холодно ответил я. — Пошли вниз, скоро спуск будет.
Частью разума расспрос Марка я понимал, парень переживает. Я бы и сам переживал, окажись на его месте. Но другая моя часть напряглась. Не понравился мне этот диалог.
В лагере уже все были собраны. Пора было возвращаться вниз. Высота взята, необходимые дела сделаны, организм подготовлен. Теперь вниз. Отдыхать, чтобы потом подняться еще выше.
— Андрей, привет! — воскликнул Молодов, едва увидев нас, спускающихся с Победы. — Рад тебя видеть! Как хорошо, что все целы! Не поранились? Руки, ноги в порядке? Никаких эксцессов? ЧС? Травм? Ну вот и хорошо!
Тренер подскочил ко мне, обнял.
Усталость была неимоверной, но понимание того, что мы в базовом лагере приятно грели душу. Да и воздух тут был более обогащен кислородом, поэтому дышалось сладко.
А Молодов не унимался с расспросами.
— Что там с веревками? Провели?
Я подробно отчитался о проделанной работе. Молодов удовлетворенно кивнул:
— Не сомневался в тебе. Все сделали как нужно, как учил. Эти веревки понадобятся.
Потом, немного отведя меня в сторону, шепнул:
— Подарок мой получили от Ефима?
— Получили, — улыбнулся я. — Спасибо! Он был весьма вовремя.
— Это я по себе знаю, — кивнул Молодов и голос его стал задумчивым и немного грустным. — Первая ночевка — самая острая. Может быть все идеально. А может быть совсем все швах. Нервы на пределе, натянуты и иногда не выдерживают у ребят. Бывает, и матерые парни зубами скрипят. А молодняк — и подавно. Поэтому очень важно, чтобы в первую ночь все было нормально. Дальше проще будет, но начало — самое важное. Вот я втихаря и отправил Ефима. Он тоже парень сообразительный, тоже видал многое. Поэтому согласился. Но только пусть этот эпизод останется в тайне.
— Конечно!
— Вот и хорошо, а сейчас иди, отдыхай. У группы три дня перед очередным выходом.
Помни — дальше будет легче.
Я искренне на это надеялся.
— Заодно газеты почитай. Там почти на каждой ваши фотографии! А какие статьи! Как написано — закачаешься! В редакцию уже и письма начали люди писать с разных уголков Союза, представляешь?! Такие теплые слова пишут! Ну глянешь, порадуешься.
Я кивнул. И немного подумав, осторожно спросил:
— А что там с расследованием?
— Ай-й… — махнул рукой Молодов, словно отгоняя надоедливую муху. — Как-как… Сам в общем увидишь. Кстати, вон они, следователи. Нарисовались. Задыхаются, блюют, высоту не переносят, а все сидят, бумажки заполняют. Вот это самоотверженность в работе! Двоих уже свезли, с высотной болезнью. На их место других приволокли. Пишут протоколы.
— Есть подозреваемые?
Молодов тяжело вздохнул.
— Костарева раскручивают. Я им пытался перечить, просил, чтобы все версии проверяли, но те отшучиваются. Правда, ребят с базового лагеря опросили давеча. Плотно обрабатывали. Но видимо все пустое. Уже и телеграмму подали в Москву к себе, мол, почти раскрыли, ждут окончания восхождения, чтобы потом…
Молодов не договорил.
— Я считаю так: если виновен — получи заслуженное наказание. Но если не доказали, то и наказывать не имеют права. А что Костарев? Ну, подрался с Рудовым. И что с того? Не улики это и не мотив. Отпечатки пусть ищут. Или что-то более основательное, а не вот эти вот домыслы.
Я согласился с тренером. И глянул на Костарева. Он по обыкновению своему был молчалив.
Три дня отдыха прошли в нервозности. Я ожидал, что мы сможем в полной мере отдохнуть, но люди в штатском не дали нам этого сделать. Расследование продолжалось, но больше походило на пытку. Нас вызывали по одному, вновь и вновь расспрашивали об одном и том же.