Алрой
Шрифт:
Широко распахнулись ворота. Джабастер и его воинство вошли в город, заступили в караул. На площади перед большой мечетью собрались правоверные горожане, чтобы празднично и достойно встретить победителей. Огни на минаретах раздвигали ночные тени, освещали спешно развешанные на городских стенах ковры, гобелены, гирлянды цветов. Громкой ликующей музыкой приправили правоверные Хамадана идиллию счастливой встречи с армией иудеев. Горожане и воины приветствовали друг друга радостными возгласами. Появился знакомый всем вороной конь, достойно неся в седле своего седока. Люди упали ниц, кричали: «Долгой
Вот идет депутация самых почтенных горожан. Во главе ее старик и скромная девица с опущенными долу глазами. Милости и защиты победителей приготовились просить. Всадник спрыгнул с коня, обнял девицу, вскричал: «Мирьям! Сестра! Сейчас, наконец, сознаю мой триумф!»
7.8
«Пей!» — сказал курд Кислох индийцу Калидасу, — «и не забывай, приятель, что мы больше не мусульмане!»
«Чтобы вполне вкусить букет вина, пить его надо из золотой посуды», — сказал гебр, чей отец был выходцем из Эфиопии, — «эту безделушку я раздобыл на базаре», — продолжил он и показал всем изящный золотой кубок, отделанный драгоценными камнями.
«Я думал, мародерство запрещено», — усмехнулся негр.
«Верно. Но взять вещь в долг мы можем себе позволить.» — парировал гебр.
«Что до меня, я человек умеренных страстей», — изрек индиец, — «Даже турка, пса поганого, не обижу. Хозяина, у которого я на постое, я всего лишь обратил в слугу, не перерезав ему горло. Удовлетворился его гаремом, баней, лошадьми и прочими безделицами».
«С кем мы повелись, однако? Он ведь настоящий мессия!» — с благоговейным страхом произнес Кислох.
«Я прежде не шибко верил в силу скипетра Соломона-царя, покуда своими глазами ни увидал, как его величество снес голову с плеч доблестного сельджука», — сказал Калидас.
«Он — мессия. Нет места сомнению», — подтвердил гебр.
«Сомневаться в этом — значит вообще ни во что не верить», — заметил индиец.
«Забавно», — усмехнулся негр, — «я веры не имел вообще, теперь же единым махом удостоился наилучшей!»
«Большая удача!» — сказал гебр, — «Чем позабавим себя сегодня вечером?»
«Можно пойти в кофейню и силой вливать вино в турецкие глотки», — придумал индиец Калидас.
«А что, если поджечь мечеть?» — предложил изобретательный курд Кислох.
«Я чудно развлекся сегодня утром», — сказал гебр, давясь от смеха, — «Вижу, на базаре дервиш просит подаяние, а в ухе у него цепь продета. Я отыскал второго нищего, проткнул ему нос и цепью связал обоих вместе!»
«Ха-ха-ха!» — развеселился негр.
Самый искрометный юмор прост и непринужден и его ценителю представляет дело в новом свете.
7.9
Бунт иудейский гремел по всей Азии, истребление войска Хасана оглушило ее. Из богатых персидских городов и многонаселенных областей по берегам Тигра и Евфрата стекались евреи в Хамадан.
Прогневленные мусульмане везде, где могли, досаждали победителям и неразумным этим поведением приближали бедствие остракизма. Богатства Багдада пополняли сокровищницы Хамадана, еврейской столицы. В диванной, что прежде принадлежала правителю Хасану, теперь восседал царь Израильский. Он принимал дань почета
Большую мечеть Хамадана обратили в синагогу. В один из дней толпы людей собрались на площади перед фасадом ее, расположились рядами. Плоские крыши близлежащих домов кишели народом. В центре площади возвели помост из кедрового дерева, окаймленного медью. На помосте стояли молодой бык и два барана. Как и полагается, для принесения жертв евреи отобрали лучших животных, без порока. Их охраняли священники.
Помпезные звуки труб заполнили пространство вокруг синагоги. Отворились ее ворота, и все увидели нечто, столь дорогое взору иудея. Нечто желанное, что таили тысячу лет от недобрых глаз, а теперь без опаски открыли на обозрение. Вместилище ковчега Завета, разноцветный шатер блестел на солнце алыми и пурпурными занавесями, шитыми золотом и серебром.
Служители синагоги несли на плечах кедровые шесты, золотыми скобами скрепленные поперечными перекладинами. На сооружении этом покоился предуготовленный для хранения свитков Торы необычайной красы ковчег. Искуснейшие мастера Персии трудились над ним. Джабастер задумал это празднество и потряс пышным зрелищем сердца созерцавших его. Экстаз, как известно, заразительностью силен. Столь основательно воодушевились евреи, что выхватили мечи из ножен, стали потрясать ими в воздухе, взывать к новому походу и к новым победам.
Раздвинулись занавеси шатра, и показались Алрой и Джабастер. Они взошли на помост. Алрой взял из рук священников мантию и надел ее на Джабастера. Затем перехватил ее поясом, на груди укрепил драгоценные украшения, обернул лоб повязкой, надел на голову корону, помазал макушку маслом. Так ученик возвел учителя в звание Первосвященника Израиля.
В согласии с древним законом животные были умерщвлены, и искупительные жертвы преданы огню. Курился фимиам, ликовала музыка, крики восторга потрясали Хамадан. Изумительная гармония соединила воедино божество, служителей и жертвы. Алрой оседлал боевого коня и во главе двенадцатитысячной армии двинулся покорять земли, что в незапамятные времена звались Медийским царством.
7.10
Провинция Азербайджана, столица которой Хамадан, располагалась на территории древного Медийского царства. Одного сражения достало царю Алрою, чтобы решить судьбу этой земли. Он разбил в пух и прах плохо обученных новобранцев, ведомых воеводой из соседнего Керманшаха. Вскоре все города округи признали верховенство нового иудейского царя. А тот, предоставив Авнеру покорять пограничный с Керманшахом Луристан, вступил в Персию.
Неудержимый натиск Алроя привел в негодование Тогрула, сельджукского султана Персии. Поступившись поневоле наслаждениями праздности и неги во дворцах чудного города Нишапура, восточный владыка призвал к себе эмиров, и держал с ними военный совет, и решено было выступить с войском, и у города Рей сокрушительным ударом разгромить дерзкого бунтовщика.