Альтаир (с илл.)
Шрифт:
— Привести их сюда.
Женя уже не скрывал улыбки.
— Это приказ?
— Если хотите — да.
— По какому праву?
— По праву старшего товарища. Этого вам достаточно?
Журавлихин медлил с ответом. Лева Усиков, когда пришел на фабрику красок, воспользовался правом советского гражданина. Но дело было государственное, общественное, а не личное. В данном случае «старший товарищ» явно злоупотребляет своим правом.
В осторожных выражениях Женя все это ему высказал.
— Вы мне, ей-богу, нравитесь, —
Женя робко пожал его горячую ладонь и назвал себя. Беседа оживилась. Набатников говорил, что для него не так уж важно прекратить ссору двух задравшихся петушков. «Чепуха все это, милый друг, чепуха». Но разве можно мириться с явным несовершенством характеров? Именно об этом вспоминала Надя, встретившись с Женей на площадке высотного здания. Значит, не случайно возникает вопрос у самых разных людей о переделке не только сознания, но и характера. Его надо воспитывать всерьез. Нельзя же в коммунистическое общество тащить с собой груз старых привычек и, что не менее вредно, скверный характер.
— Хлам надо оставлять на старой квартире, дорогой друг, — резонно заметил Набатников.
С этим, конечно, соглашался Женя, но не мог пожаловаться на плохое воспитание. Еще бы! Школа, комсомол, пример старших.
— Все равно мало, — сказал профессор. — Каждый настоящий человек должен заниматься вашим воспитанием.
— Именно моим?
— Да, и вашим. Не могу видеть равнодушных людей. Идет по улице двенадцатилетний малец и важно дымит папиросой. Не всякий обратит на это внимание. Скажем, и вы в том числе.
— А что же вы делаете?
— Ничего особенного. Беру у него изо рта папиросу и бросаю в урну. Надо, чтобы так поступали все. Конечно, это не единственный способ борьбы с курением ребятишек, но, поверьте, очень простой и действенный.
С интересным человеком встретился Женя. В Набатникове сочетались резкость и прямодушие. Он не поучал, а попросту делился опытом большой прожитой жизни, и это доставляло ему удовольствие, — так, во всяком случае, казалось Жене. Впрочем, он не ошибался.
Как всякий настоящий человек, Набатников ненавидел равнодушных. Он приводил самые обыкновенные жизненные примеры, встречающиеся на каждом шагу. Так, он рассказал, что перед отплытием «Горьковского комсомольца» наблюдал, как на соседнем дебаркадере производилась посадка на камский пароход. Толчея, шум, крики. А все почему? На палубе около сходен стояли ящики и наполовину загораживали проход. Люди с вещами протискивались буквально в узкую щелку. Чего проще перенести ящики в сторону? Но люди из породы равнодушных не видели этого, не хотели замечать ни толкотни, ни беспорядка. Набатникову стало обидно за пассажиров.
— Пошел на жертву, — весело говорил он. — Втиснулся между какими-то двумя сундуками, и мое бренное, хилое
Вспомнил Набатников и другой свежий пример. Утром зашел он в ресторан позавтракать. Ресторан на теплоходе прекрасный, крахмальные скатерти, все как полагается. Сосед по столу посмотрел стакан на свет, вздохнул и стал вытирать его салфеткой. Стакан был плохо вымыт, с грязными подтеками, но попал к человеку равнодушному. Не хотелось ему разговаривать с официантом, наплевать на все: пусть и завтра и через десять лет подают грязные стаканы. А это так и будет, если мы из-за чистоплюйства промолчим, вместо того чтобы кому нужно напомнить, что всякое дело требует любви и внимания.
— Это, так сказать, к вопросу о равнодушии. — Набатников достал большой цветной платок, вытер вспотевший лоб. — Теперь докладывайте — и, главное, без утайки, — что же случилось с вашим аппаратом.
Журавлихин не мог, да и не хотел отступать. Профессор, несмотря на непрошеное вмешательство в их личные дела, Жене понравился. Он смотрел на него с восхищением, как всегда при встречах с интересными людьми.
Стараясь не отвлекать внимание Набатникова на второстепенные детали. Женя рассказал ему о пропаже аппарата, о том, как тот попал на Химкинский вокзал, а потом и в Горький. Чувствуя интерес профессора. Женя подробно изложил особенности устройства «Альтаира» и уже перешел к вопросу его применения.
— Погодите, милейший! — перебил Набатников. — Какой у вашего «Альтаира» объектив? Широкоугольный? То есть я хочу спросить — захватит ли он панораму? Ну, скажем, вид горного хребта?
Женя пояснил, что объектив аппарата можно заменить на любой. Это вполне удовлетворило Набатникова, и он пожалел, что раньше не подумал о передатчике вроде «Альтаира».
— Не учел, что именно такой еще нужен. Теперь уже поздно. Обидно… — Но вдруг оживился: — Впрочем, вот какое дело. Одолжите нам аппарат на денек-другой…
Просьба Набатникова радостно взволновала Женю. Мало ли для каких опытов понадобился профессору «Альтаир»! Уже представлялось, что аппарат выходит на широкую дорогу, что будущее его огромно. Но Женя сразу сник и лишь развел руками.
— Его еще нет.
— Найдете, — спокойно сказал профессор. — Конечно, если не перессоритесь окончательно.
На вопрос, далеко ли он едет, профессор ответил, что у него выдалось свободное время, решил отдохнуть и, главное, посмотреть Волго-Донской канал. Потом прямо из Ростова вылетит к месту командировки.