Алтари Келады
Шрифт:
— Плохие новости с юга? — догадался Вальборн, на мгновение забыв обиду.
— Плохие?! — взвился Берсерен. — Ужасные отвратительные новости!!! Эта дура Десса, этот мужлан Донкар — они все у Норрена вот здесь, в кулаке. — Он шагнул вперед и помахал сухим, костлявым кулаком под носом Вальборна. — Ставят укрепления под Босханом, видите ли! Не успевают сюда, видите ли.
— Я слышал, что вы слишком поздно попросили поддержки, — вспомнил Вальборн брошенную Лаункаром фразу.
— Сплетни! Месяца им было мало, подумайте, Вальборн подумал.
Конечно, месяца
— Я справлюсь один с этим босханцем! Я покажу им, что все они — трусы и ничтожества. Вон и Госсар говорит, что у нас сильная армия, что уттаки — это так, возня одна. — Он перевел дух, шагнул вплотную к Вальборну и испепелил его бешеным взглядом снизу вверх. — А ты, племянничек, справляйся сам. Я дал тебе все, что мог, остальное — для города. Моя казна — не бездонная бочка.
— Я ничего не прошу, — воспользовавшись паузой, сказал Вальборн. — Я увел войско с Оранжевого алтаря и готов вместе с вами защищать Келангу.
Берсерен молча воззрился на племянника. Вальборну никогда и не думалось, что молчание может быть таким напряженным, таким насыщенно-ядовитым.
— Как это понимать, милый племянник? — обрел дар речи Берсерен. — Ты целую неделю клянчил у меня войско, чтобы защитить храм… ты уверял меня, что чуть ли не вся война зависит от этого, а теперь? Ушел?
— Триста воинов не могут противостоять десяти тысячам уттаков. Я сохранил и людей, и снаряжение.
— Сохранил?! — Голос Берсерена прорезался в полную силу. — Может, нам с тобой и остальную армию сохранить, уйти из Келанги? Ты оставил алтарь без боя, трус?!
— Ваше величество! — повысил голос Вальборн. — Сюда идут десять тысяч уттаков. Очень скоро я докажу вам, что вы ошибаетесь!
— Вы совершенно правы, ваше величество, — раздался рядом властный мужской голос. Оба спорщика вздрогнули и повернулись на звук.
— Простите, ваше величество, я шел мимо и услышал ваш спор, — продолжал Госсар, не удостаивая Вальборна взглядом. — Я не мог не вмешаться, услышав, как этот молодой человек разговаривает с вами. Прискорбно, но вынужден признать вашу правоту.
— Ты тоже так считаешь, Госсар! — принял поддержку Берсерен. — Мне стыдно говорить с тобой об этом, но из моего племянника не вышел ни правитель, ни воин.
— Вы не имеете права так говорить, не узнав всех обстоятельств! — разгорячился Вальборн. — Я готов дать слово чести, что иначе было нельзя. Когда силы были равны, мои воины захватили алтарь почти без потерь!
— Слово чести, слово чести… — с отеческой снисходительностью сказал Госсар. — А дела? Вы сдали замок Каморре и потеряли при этом две трети гарнизона. Вы неизвестно зачем прогулялись с чужим войском на алтарь, затем приняли пятьсот уттаков за десять тысяч и прибежали обратно. Где это вы видели сразу столько уттаков?
— Верно, — выдохнул Берсерен. — Мальчишка струсил.
— Ваш дядя слишком добр к вам, — продолжил Госсар. — Меня всегда удивляла его доброта. Я бы вам и стадом овец не доверил командовать.
— Дядюшка! — выкрикнул ошеломленный Вальборн. — Как вы ему
— Молчи, щенок! — огрызнулся Берсерен. — Госсар прав, не то сейчас время, чтобы доверять войска трусам. Завтра же ты передашь ему командование войском.
— Я?! — задохнулся Вальборн. — Ему?!
— Да, ты, — подтвердил Берсерен. — Да, ему. Ты свободен, Госсар.
Завтра примешь у него руководство.
Вальборн бросил ненавидящий взгляд на Госсара и вдруг почувствовал ледяной озноб. Тот смотрел на него с издевательски-разумной, торжествующей усмешечкой, как на побежденного врага. Через долю мгновения, показавшуюся Вальборну вечностью, Госсар отвернулся и ушел.
— Что вы наделали, дядюшка! — выкрикнул Вальборн, повернувшись к Берсерену. — Вы не можете не понимать, что это ложь, клевета!
— Я тебе не дядюшка! — крикнул в ответ Берсерен. — Я для всех, и для тебя тоже — ваше величество! Судьба наказала меня слюнтяем-братом, а теперь тобой! Я-то старался, пристраивал его, чтобы он не сидел у меня на шее, замок для него выманил у этого хвастуна Паландара — и для чего? Чтобы ты этот замок спустил при первой же возможности?! Иди куда хочешь, хоть к Госсару коней чистить, а мне на глаза больше не показывайся! Я устал от этого срама!
— Вы лжете, ваше величество! — возмутился Вальборн. — Замок был выигран в честном споре.
— В честном? — ехидно спросил Берсерен. — Паландар трижды не попал в шапку с двенадцати шагов. Говорили, ему помешал ветер. Да нужен ураган, чтобы на таком расстоянии сдуть с пути стрелу, пущенную его рукой!
— И как же все было? — сдавленным голосом спросил Вальборн.
— Ураганом была моя жена Варда, магиня ордена Аспида. Настоящий аспид, светлая ей память, и выгоду сквозь землю чуяла. Вы оба ее должники — и твой отец, и ты.
Вальборн ответил не сразу.
— Я подумаю над тем, чей я должник, — сказал он, глядя в лицо Берсерену. — Прощайте, ваше величество.
Вскочив в седло, Вальборн дрожащими от гнева руками натянул уздечку и погнал коня галопом по улицам Келанги. В лагере он отыскал своего военачальника.
— Лаункар! — скомандовал он. — Объявляй сбор, мы выходим немедленно. В Оккаду!
Вальборн ехал, не видя перед собой дороги. Его гнев, вызванный не столько незаслуженными оскорблениями, сколько полной глухотой Берсерена в таком важном военном вопросе, постепенно сменялся внутренней тревогой.
Издевательски-разумная усмешечка Госсара, плясавшая в голове, вызывала предчувствие, требующее немедленного осмысления. Невнимание к данным разведки, небрежное преуменьшение грозящей опасности, раздор накануне сражения — все это, вместе взятое, настораживало и казалось тревожным предупреждением. Поведение, естественное для вздорного и самонадеянного Берсерена, было невероятным для Госсара, его лучшего военачальника, человека умного и проницательного. Вальборн пока не мог додуматься до слова «предательство», поставившего бы все на свои места, но ощущение чего-то темного, зыбкого, грозящего неотвратимой бедой давило на его сознание.