Алтай. Аномалии # Торшерная терапия 3
Шрифт:
Под крики «Стоять!» я промчался мимо, и на УАЗик тут же посыпался град пуль. Осколки стекла хлынули в салон, и я укрыл Аделину рукой, прижимая её ближе к полу.
Одна из пуль пробила крышу и рикошетом влетела мне в левое бедро. Воя от боли, я не переставал давить на газ и укрывать жену от стрельбы. Кровь из раны толстой струёй брызгала на дверь и панель приборов.
«Артерию задело, – подумал я. – Хоть бы успеть! Хоть бы не отключиться».
Озеро было уже совсем рядом. Я чувствовал, что силы оставляют меня, но продолжал
Вблизи метеорит наверняка был ещё красивее, но я уже почти ничего не видел, потому что перед глазами поплыли круги.
Почувствовав удар, я понял, что мы влетели в озеро. Прохладная вода стала затекать в салон, чем заметно меня взбодрила. Я нашёл в себе силы открыть дверь, сопротивляющуюся напору воду, вылез наружу и достал Аделину. Взяв её на руки, я повернулся лицом к метеориту и пошёл вперёд, с каждым шагом погружаясь в воду.
Позади уже слышались голоса – военные были где-то рядом. Хорошо хоть не стреляли.
А ещё был слышен какой-то мерный гул. Это звучал метеорит. Гул совпадал с ритмом кругов, расходящихся по воде. Всполохи на камне обдавали теплом даже на расстоянии.
Руки Аделины, свисавшие вниз, коснулись поверхности воды, и через пару секунд она даже задышала как-то по-другому. Так, как раньше, когда-то давно. Сделав ещё несколько шагов, я был в воде уже почти по пояс. Вода попала в рану, и я почувствовал какую-то необычайную лёгкость. Ко мне возвращались силы, а круги перед глазами медленно исчезали.
– Поставь меня, – попросила Аделина.
Я аккуратно опустил её в воду, которая была ей уже по грудь. Она сделала глубокий вдох и присела, нырнув с головой. Всё вокруг смолкло, метеорит внезапно перестал гудеть, и было слышно лишь военных, которые переговаривались на берегу.
Всполохи на метеорите, до этого шедшие снизу вверх, внезапно потянулись к воде. Желтоватое свечение собралось в кучу и направилось к нам поверх волн.
Аделина всё ещё сидела под водой, когда свечение достигло нас. Блики света стали уходить под воду, тянуться к моей жене. Спустя пару секунд Аделина вынырнула, громко втянув в себя воздух, и упала ко мне в объятия. Свечение же исчезло.
Военные на берегу затихли.
– Съездила, блин, Аделина на Аделаиду посмотреть! – сказала моя жена, улыбаясь впервые за долгое время.
В этот момент хотелось зарыдать от счастья.
– Смотри на них. – Аделина показала пальцем в сторону военных. Те побросали всё и кинулись убегать.
Мы оглянулись на метеорит. Тот медленно поднимался в воздух, и по нему, словно маленькие молнии, скользили белые сполохи.
– Ныряй! – крикнула Аделина, утягивая меня под воду.
Сверху над водой что-то прогремело, и всё озарилось белым свечением.
Вынырнув, мы осмотрелись по сторонам. Метеорита не было. Ни обломков, ни камней поблизости. Будто исчез из реальности.
Деревья вокруг озера были повалены, словно взрывом. Военные на поляне лежали в траве, обсуждая, все ли целы.
Мы взялись за руки и направились к берегу. Хотя уже и было темно, но я отчётливо видел, как розовеет лицо Аделины, а улыбка не сходит с её губ.
Я сунул палец в дырку от пули в джинсах. Бедро было абсолютно целым, даже шрама не осталось.
«Это не просто метеорит, это какое-то чудо», – вспомнились мне чьи-то слова.
Аделина кивнула в сторону военных:
– Ох и достанется сейчас нам!
Я улыбнулся в ответ:
– Да и чёрт с ними! Главное, что теперь у тебя всё хорошо!
Галина Царегородцева
Чудо
– А я говорю, что ни к чему хорошему эта сушь не приведёт! – Когда я зашел в избу, дед Петя спорил с папкой, стуча кулаком по столу.
– Не, отец, со дня на день дождик пойдёт, обещали.
– Дождик! – передразнил дед, – Ты этим синоптикам-то верь больше! С апреля ждём их дождика! С апреля! Уже середина июля! Самая маковка! И это у нас, на Алтае! Еть её, да об печку! Быть худу! Попомни моё слово!
Худо себя ждать не заставило…
– Слышал, – Вовка сопел, вытаскивая пустую сеть из обмелевшей речки, – под Зеленухой торфяники дымят! Это папка мой в тех краях на деляне был.
– В первый год, что ли? – подбоченился я, помня шутки своего бати на этот счет. – Ну дымят и дымят. К зиме потухнут!
К утру задул сухой порывистый ветер. О торфяниках уже гудела вся деревня – в магазине, у колодца, на скамеечках у ворот.
– Ох, ребятки, раскочегарит, выйдет огонь наружу! Как есть – выйдет! А с таким ветром, да в нашу сторону!.. – пророчил дед Петя.
– Типун тебе! Каркаешь тут, – гаркал на него в ответ сосед дед Толя.
А нам было просто любопытно – видеть горящие торфяники детворе не доводилось.
До Зеленухи, по словам старших, было километров двадцать.
Ветер так и не стих ни к вечеру, ни к следующему утру. На дождик, обещанный по радио, намёка так и не было. Даже паутинки серебристых или перистых облаков не вырисовывалось в знойной июльской синеве безжалостного небосклона.
А к обеду с ближайшего холма кто-то заметил в стороне Зеленухи еле различимую сероватую почолоку над лесом. Вскоре потянуло горчащей в горле гарью.
– Накликал беду, дед?! – бубнил батя, скоро набирая во все бадьи мутную, глинистую, больше похожую на сусло речную воду.
Казалось, даже животина почуяла надвигающуюся беду, прячась по хлевам и жалобно трубя на все лады.
– К Авдотье надо! Авось знает, как огонь остановить! Не зря ж мать её, Прасковья, всё к озеру с метеоритом хаживала, как брюхата была, набралась, видно, Авдотья излучений инопланетных, – причитали бабы у колодца.
– Да разве огонь – грыжа, чтоб её заговорить можно было? – спорили с ними другие.