Алтайская баллада (сборник)
Шрифт:
Безуглый сам не знал, почему он уехал с заимки с непокрытой головой. Не то стыдно было, что заснул на крыльце, не то не хотелось еще раз встречаться с Поликарпом Петровичем.
«Названный Агапов использует названную фуражку как средство моей дискредитации и распространяет ложные сведения о моем социальном происхождении».
Коммунист перечитал написанное, зачеркнул слово «названную».
«Кулак Агапов — враг советской власти, в чем мне сам признался с полной откровенностью. Считая Агапова элементом социально опасным, прошу арестовать его и привлечь к ответственности за контрреволюционную пропаганду и подрыв хлебозаготовок».
Конверт Безуглый прошил ниткой и залепил сургучом.
Андрон встал с дороги, погрозил кулаком спине Безуглого. Дома он сунул за пазуху фуражку коммуниста и немедленно отправился к Игонину. Гости не расходились. Бабы затянули протяжную и печальную песню.
Полынь ты моя, полыньюшка, горькая трава…Секретарь ячейки удивился приходу Морева, во все время разговора с ним был сух и насторожен. Андрон начал издалека.
— Вам известно, Фома Иванович, что с товарищем Безуглым у нас знакомство и дружба давнишние?
— Знакомы с ним с 21-го года, знаю. Насчет дружбы ничего не слыхал. У коммуниста с кулаком, по-моему, она быть не может.
— Восподи, ужели вы меня, Фома Иванович, признаете за кулака?
Игонин, подражая Мореву, пропел елейным голосом:
— Ужели нет, Андрон Агатимович?
— Да вы спросите любого бедняка в Белых Ключах, ковда я кого изобидел? Ивану Федоровичу жизню спас. Грамоты почетные имею от земельных органов. Отроду против советской власти слова не вымолвил.
— Рассказывайте, зачем пришли?
Морев закрыл рот бородой.
— Не вышло бы подрыву партии от Ивана Федоровича. Верный человек говорил, что фамелия у него смененная, родом он как бы из помещиков.
Игонин зло сдвинул брови.
— Давно ли вы сохнуть стали по партийным делам?
— Я завсегда, Фома Иванович, душою болею за всю нашу дорогую революцию, опасаюсь, обвострения не получилось бы в крестьянстве.
— Вот бы вам, кулакам, радость была.
Морев сделал обиженное лицо, вынул из-за пазухи фуражку Безуглого.
— Не со сплетнями бабьими пришел я к вам, Фома Иванович.
Он положил фуражку на стол.
— Ошибся Иван Федорович у Агапова в гостях, лишнего малость выпил. Нетрезвый и уехал, кепочку даже оставил.
Игонин недоверчиво оглядывал Морева.
— Оно, слов нет, один бог без греха, с кем не случается. Однако если партия тебя послала на такое восударственное дело, держись крепко за генеральную линию.
Морев прижал руку к сердцу.
— Спасибо скажите мне, что кепочку я прибрал и человеку, который ее привез, строго-настрого наказал, чтобы никому ни боже мой. Я ведь понимаю — один коммунист проштрафился, а на всю партию пятно.
— Зачем же вы мне его фуражку принесли? Друга своего вздумали топить?..
Морев, как на молитве, завел глаза под лоб.
— Восподи, да для партии, советской власти я не то друга, отца родного не помилую. Вам, Фома Иваныч, как первому лицу в нашем селе, одному и заявляю, от вас секретов никаких быть не должно.
Игонин больше не мог слушать кержака. Он закричал, не помня себя от злобы:
— Катись от меня к чертовой бабушке!
Морев поспешно вышел. На лице у него были гордость и смирение.
— Мер если не примете, до Москвы дойду.
Игонин подбежал к нему, схватил за шиворот и вытолкнул на улицу.
Андрон вернулся злой. Гости пели про горькую траву.
Не сама ли ты, полыньюшка, злодей, уродилася, По зеленому саду, злодей, расплодилася. Заняла ты мне, полыньюшка, местечко, В саду место доброе, хлебородное…Фис Канатич сунулся голой рожей к уху. Андрон отвернулся и громко сказал:
— Не спрашивай.
Он стукнул кулаком по столу.
— Ворон ворону глаз не выклюет.
Фис Канатич еле держался на ногах. Чтобы не упасть, обнял правой рукой хозяина, левой полез ему в бороду, задребезжал тончайшей фистулой:
На лету у сокола крылышки примахалися, От худой погоды перья приломалися…Под окнами мычали коровы. Они возвращались с пастбища.
Андрон усадил старика на лавку, высвободил бороду. Лепестинья Филимоновна подала ему большой ковш медовухи. Хозяин выпил, обсосал усы и заорал:
— Лепестинья, лезь в голбец, цеди медовуху в ведра, выноси на двор! Желаю угостить в остатный раз всю свою скотину!
Гости от смеха закланялись, замотали пестрой травой по ветру.
— Жеребцу тащи катанки! Пущай Воронко в обутках по селу погуляет!
Безуглый услышал скрип ступенек крыльца, посмотрел на дверь. Он ждал людей из сельсовета. Чтобы идти с ними к Мореву. В комнату вошла Меримея. Девушка тяжело дышала, глаза у нее были темны и неспокойны. Она быстро подошла к Безуглому и выпалила:
— Мы надумали сказать вам про хлеб. Морев его распрятал по разным местам.
— Кто это мы?
Меримея заметно порозовела.
— Мы с Тяной.
— Он чего с отцом не поделил?
Румянец неудержимо расплывался по щекам девушки.
— Он давно привержен к советской власти. Ему отец сколь разов говорил: «Тяночка, не в ту сторону тянешь».
Меримея рассказала Безуглому о всех ночных перевозках Андрона и его тайном зернохранилище в подполье. Безуглый встал, погладил Меримею по голове.