Алтайская баллада (сборник)
Шрифт:
В голобце Андрон обмяк, разрыхлел, растаявшей восковой куклой повалился в ноги Безуглому. Борода его липкими медовыми струями растекалась по сапогам коммуниста.
— Федорыч, дружок… помиримся… у меня всем хватит… ничего для тебя не пожалею…
Безуглый высвободил из рук кержака свои ноги.
— Не тратьте напрасно время.
Андрон по голосу коммуниста понял, что никакие просьбы и обещания до него не дойдут. Он стал с пола взлохмаченный, багровый. Фонарь с тонкой восковой свечкой слабо и неровно освещал лицо кержака. Безуглый
— Спас ты меня от медвежьей казни, видно, на муку вечную.
— Ломайте стену.
Морев повернулся спиной к Безуглому, осторожно отодрал топором несколько досок, пешней продолбил глинобитную перегородку. Свет фонаря упал на серые мешки с зерном. Коммунист спросил:
— Пшеница?
— Сортовая, зерно к зерну.
— Зачем спрятали?
— Свое спрятал, Иван Федорович, не краденое.
— От кого спрятали?
— От воров.
— От каких воров?
— Воры известно какие, которых замки ни днем ни ночью не держат, которы хрестьянина грабят и его же без стыда, без совести расхитителем объявляют.
Андрон нагнулся за топором. Безуглый навел ему на грудь револьвер.
— Положите, он вам больше не нужен.
Морев засопел, разжал пальцы. Топор стукнулся об пол.
— Зря, командер, испужался. Я жить еще не соскучился.
— Поднимайтесь наверх.
В горнице кержак открыл окно и заговорил громко, чтобы его услышали на улице:
— Пиши, Леонтий Леонтьевич, протокол…
Желаев заерзал на лавке.
— Наше дело маленькое, Андрон Агатимыч, как играют, так и пляшем.
— Пиши: так и так, мол, нашли у хрестьянина Морева в голобце хлеб, который он сам посеял, сам со своего поля собрал…
Безуглый перебил его:
— Прошу не заниматься контрреволюционной агитацией. Вы арестованы. Товарищ Помольцев, отведите гражданина Морева в сельсовет.
Андрон делано засмеялся.
— По каким-таким статьям-законам меня за мое кровное добро в каталажку?
— Вы привлекаетесь к ответственности по 107-й статье за сокрытие в спекулятивных целях хлебных излишков и за ряд других преступлений, о которых с вами подробно поговорит судебный следователь.
Малафей зашмыгал носом. Лепестинья Филимоновна заголосила, запричитала:
— Змея лютого на груди у себя пригрел ты, мой Андрон Агатимыч… Не послушался ты тогда меня, бабу глупую…
Морев строго посмотрел на нее и сказал:
— Молчи, не позорься перед народом. За свое страдаем, не за чужое.
Он надел похожую на пирог длинную войлочную шляпу.
— Сухарей насуши. Путь мне дальний.
Андрон с подчеркнутым спокойствием сошел с крыльца, перекрестился на восток, поклонился дому, амбарам, стайкам и народу за воротами.
— Гражданы,
Он подошел к раскрытому окну.
— Иван Федорович, счастливо вам оставаться в моем доме. Жизня, милый дружок, загогулина не простая. Гляди, еще повстречаемся мы с тобой.
В толпе кто-то крикнул:
— На трудящихся руку подымают!
Толпа молчала. Лицо у Морева окаменело. Помольцев шел сзади со своей ржавой берданкой под мышкой. Кулак спросил конвоира:
— Нефед Никифорович, бороду мне сейчас будешь резать на мушки аль повременишь, покудов меня расстреляют?
Помольцев слова не проронил до самого сельсовета.
Безуглый высунулся из окна, фонарем осветил столпившихся у дома. Головы поникли. Бороды завиляли лохматыми собачьими хвостами. Сообщники Андрона, укрыватели его хлеба, его родственники, дружки стояли перед коммунистом в величайшем молчании.
Безуглый захлопнул окно. Он ни к кому больше не пошел с обыском. У него созрел другой план. В доме Морева коммунист сидел до рассвета, составлял подробную опись имущества.
Телеграмма мужа о несчастье с Никитой была для Анны новым неожиданным горем в день ее выезда из Улалы. Она и без того чувствовала себя плохо. После слета селькоров Анна ходила во врачебную комиссию. Она хотела прервать свою беременность. Разрешения на аборт не дали. Анна обратилась к бабке. Бабка сделала ей операцию вязальной спицей.
Анна приехала в Белые Ключи осунувшаяся, бледная, с темными подглазницами. Игонин увидел ее в окно, крикнул:
— Бурнашева, зайди ко мне на минутку!
Анна попросила ямщика остановиться.
В избе у Игонина были Улитин, Рукобилов и учительница Алехина. Игонин сказал Анне:
— Видишь, весь актив в сборе. Других членов я не собирал.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Дело у нас узкое, касаемое твоего мужа.
Игонин передал ей все разговоры о Безуглом, начавшиеся в селе после приезда Шеболтасова с фуражкой коммуниста. Анна, не задумываясь, возразила:
— Врут. Никакой он не помещик. Кто с бандами в 21-м воевал? Вы сдурели, чего ли?
Игонин отвел ее довод.
— У нас некоторые красные партизаны из партии повыходили и кулаками стали. Мало ли кто кем был, надо поглядеть, кто он есть на самом деле.
Анна совсем побелела.
— Головой ручаюсь за Ивана Федоровича.
Она стала кусать свои посиневшие губы.
Игонин постучал по столу трубкой.
— Голова тебе твоя еще пригодится, не торопись. Ячейка хотит узнаты баба ты, мужняя жена, или сознательный член партии? Подписывай на него заявление.
Улитин подал Бурнашевой исписанный лист бумаги. Она узнала руку Алехиной. В заявлении коммунисты из Белых Ключей просили областную контрольную комиссию начать следствие против Безуглого. Игонин сказал Анне: