Алтайская повесть
Шрифт:
И вдруг дрогнула волокуша, затормозила…
– Стой! – крикнула Ардинэ.
Чечек остановила лошадь, но было уже поздно: Чечек загляделась на конные грабли и не видела, как ее край волокуши наехал на большой щербатый камень. Волокуша приподнялась, соскочила с камня и прошла дальше, но большая куча пушистого сена осталась позади, на зеленой скошенной луговине.
– Хо! – сказала Ардинэ. – Куда глядишь?
Чечек растерялась:
– Как же теперь, Ардинэ?
Но Ардинэ уже соскочила с лошади:
– Давай скорей запихнем в волокушу… Скорее, пока ребята не видали!
Чечек тоже спрыгнула с лошади. Девочки хватали охапки сена и закидывали обратно в волокушу. Платья сразу прилипли к плечам от пота, волосы на лбу взмокли, сено забивалось за ворот. Но Ардинэ и Чечек бегом носились с охапками и только глядели по сторонам – не видит ли их кто? Не смеются ли над ними?
Ардинэ подобрала последнюю охапку:
– Все! Садись, Чечек.
Они обе снова влезли на лошадей и тронулись к стогу – ровно, медленно, осторожно. Чечек уже не оглядывалась по сторонам, только глядела лошади под ноги.
Мальчишки промчались навстречу с пустой волокушей – Чечек даже и тут не оглянулась. Но вот наконец и утес с шатром густых лиственниц, вот и стог, вот и старый Устин прищурившись глядит на них:
– Завози сюда! Давай, давай! Ближе, ближе!..
Ардинэ и Чечек подвели волокушу к самому стогу, остановились. Подбежали рабочие, приподняли волокушу. Девочки тронули лошадей – и пушистая, легкая золотисто-зеленая гора сена осталась возле стога.
– Гони, гони! – закричал дед Устин. – Живей, живей, живей! Пока солнце на небе.
Девочки засмеялись, хлестнули лошадей.
– Только не все камни сшибайте! – крикнул им вслед дед Устин.
Чечек и Ардинэ переглянулись: вот старый, увидел все-таки! И, хлестнув еще раз отгулявшихся за весну лошадей и хлопнув их голыми пятками по гладким бокам, снова помчались на увал. Вот и опять круглая вершина увала. И опять, медленно спускаясь, загребает волокуша шуршащее сено. И снова сено, как облако, колышется над стенками волокуши…
– Гляди, Чечек! – повторяет Ардинэ. – Гляди!
– Гляжу, гляжу, – отзывается Чечек, – не бойся!.. – и, не оглядываясь по сторонам, вытирает рукавом вспотевший лоб.
Июльское солнце щедро поливало зноем, золотое марево дрожало над землей. Сладкий, густой и душный запах сена неподвижно висел над долиной.
Ходили по склонам деревянные волокуши, ходили конные грабли. Все меньше и меньше становилось сена в долине, а стога вырастали один за другим около скалы, под навесом лиственниц…
Уже примолкли веселые разговоры и у лошадей потемнели от пота бока, а дед Устин, все такой же расторопный, такой же живой, без устали покрикивал:
– А ну давай, давай! Дружок, дружок, погоняй! Шевели вилами, шевели, шевели! Давай, давай, пока солнце на небе!..
Чечек и не заметила, как все сено перетаскали с увала. Василь и Чот захватили последний прогон, и круглая гора стала вдруг гладкая и зеленая, будто умытая.
– А теперь куда – на тот склон? – спросила Ардинэ.
– Тот склон ребята подбирают, – ответил дед Устин.
– А куда же – на равнину?
– А что на равнине делать?
Ардинэ и Чечек оглянулись на равнину – конные грабли заваливали последние валы.
– А куда ж тогда?
– Тогда домой, – сказал дед Устин. – Время не раннее, живот кушать просит.
Только сейчас заметила Чечек, что полдень давно прошел и жаркое золотое марево в долине погасло.
Какой-то верховой выехал из тайги. Лошадь шла крупной рысью. Старый, коричневый от загара человек подъехал к стогам. Черные усы свешивались у него по углам рта, и жиденькая бородка торчала клином.
– Эзен! – глухо сказал он.
И все разноголосо ответили:
– Эзен! Эзен!
Чечек живо обернулась: чей это такой знакомый голос?
– Дедушка Торбогош! – закричала она и замахала рукой. – Здравствуй, здравствуй, дедушка!
Строгое лицо старого смотрителя табунов Торбогоша сразу засияло и заулыбалось всеми морщинами.
– Эзен, внучка! Эзен!
Торбогош поговорил с дедом Устином, посмотрел стога, спросил, сколько скошено и сколько еще косить…
Вскоре погнали лошадей домой, в стан. Мальчишки скакали впереди, Чечек и Ардинэ – за ними. Только бригадир Кузьма остался далеко позади: он ехал шагом – боялся повредить свою новенькую голубую машину.
Старый смотритель Торбогош сначала держал коня рядом с конем деда Устина, а когда кончил разговор, пустил своего Серого. Серый поднял гривастую голову, раздул ноздри и, еле касаясь земли копытами, полетел вперед по мягкой луговой дороге. Мальчишки пытались его догнать, но мелькнул в засиневшей дали силуэт пригнувшегося к шее коня всадника в острой шапке и исчез за поворотом…
Дед Торбогош
Чечек вошла в аил усталая, разгоряченная. Бабушка Тарынчак понюхала воздух:
– Не то солнце принесла с собой, не то душистые травы!
– А дедушка где? – быстро спросила Чечек.
Бабушка Тарынчак, помешивая чегень в кожаном мешке, ворчливо ответила:
– Где?.. Везде! Только в аиле никогда нету! Пустил коня, а сам поскакал баню смотреть. Баню там какую-то строят, так ему все надо…
– Поскакал! – засмеялась Чечек. – Уж ты, бабушка, скажешь. Как будто он кабарга [13] какая-нибудь.
– Вот баню строят… Что вздумает народ! Уж теперь люди все время мыться хотят, даже зимой! И в колхозе баня, и в совхозе баня… А теперь уж и в бригаде надо баню строить! Что такое? Совсем народ беспокойный стал. А что – нельзя подождать, когда будет тепло, да помыться в ручье, если хочется?.. И старый Торбогош туда же скачет!
13
Кабарга – животное из семейства оленей; водится в горах от Южной Сибири до Кашмира.