Алтайские сказки (другое издание)
Шрифт:
Вот вышел Ак-Кобон на берег, легко прыгнул в седло и повернул повод к стойбищу Байбарака. Глаза Ак-Кобона опухли от слез. Сам он из седла то на один, то на другой бок валится. Еле-еле стоят ноги в стременах.
– На один день опоздал я милого друга Алып-Манаша спасти. Ой, больно! Ой, горько!
Байбарак-отец и Ермен-Чечен-мать свои слезы со слезами Ак-Кобона смешали. Ерке-Коо-сестра бросила горсть пепла в огонь. Тихо плакала Кумужек-Ару…
С высокого неба упала звезда и, стукнувшись оземь, стала
Бело-серый конь замычал, как бык, как медведь, заревел, по камням сквозь леса, как олень, побежал. Он с разбегу ударил высокий тополь. Застонав, пало железное дерево. Бело-серый конь приволок тополь к яме и столкнул вниз.
От радости подпрыгнул Алып-Манаш. Девяносто цепей со звоном разорвались.
Алып-Манаш вылез по тополю из ямы. Он коня за шею обнял и горько-горько заплакал.
– Ты спас меня, верный конь…
От слез в десять раз лучше прежнего стал Алып-Манаш. Омытая слезами шерсть коня, как серебряная, тихо засияла. Верные слуги побежали к Ак-каану.
Ак-каан тут же созвал все свои войска. Сам на бело-чалом коне впереди всех летит. Рядом с отцом – Ерке-Карачкы на огненно-рыжем коне.
Свистят пики, гудят мечи, звенят стрелы – Алып-Манаш ничего не слыхал. Он видит одну Ерке-Карачкы. Она на Алып-Манаша глядит.
Богатырь из кожаных ножен достал саблю, железный тополь пополам рассек. В расщелину сунул он Ак-каана верхом на бело-чалом коне. Потом обе половинки руками сжал и дерево повернул. Железный тополь, как скала, стоит.
Тугую плеть Алып-Манаш поднял, к Ерке-Карачкы близко-близко подъехал. Восьмигранной плетью ударил ее между глаз. Теперь к смелым воинам лицо свое он обратил и тихо сказал:
– Не бойтесь меня: Алып-Манаш с народом не воюет, он только ханов бьет.
И, тронув коня, поскакал богатырь в свой родной край, в ту землю, по которой сердце болит, по которой кровь стучит.
Вот подъезжает к берегу бурной реки. Бело-серый конь обернулся паршивым жеребенком. Богатырь Алып-Манаш стал карликом Тас-Таракаем. Кадык впереди подбородка, косёнка свесилась на глаза. И все же седой перевозчик под этой косой разглядел глаза, узнал их огонь.
– Садись, Тас-Таракай, в мою лодку. Я тебя на ту сторону переправлю. Богатырь Алып-Манаш не сын ли тебе?
Усмехнулся Тас-Таракай:
– Я множество богатырей знаю, однако про Алып-Манаша не слыхал. Я много песен пою, о подвигах Алып-Манаша спеть нечего.
Белый старик брови высоко поднял, потом их вместе свел и сказал густым голосом:
– Теперь не поют, потом будут петь.
Он вынул из сумки девятигранную сияющую стрелу.
– Эту стрелу мне Алып-Манаш подарил. Эту стрелу его друг Ак-Кобон в реке потопил. Три года искал я стрелу. Как новую, из воды вчера выудил.
Тас-Таракай прыгнул с лодки на каменную россыпь и стал вновь Алып-Манашем. Рядом с ним стоит бело-серый счастливец конь. Старик перевозчик упал на дно берестяной лодки вниз лицом.
– Огонь моих глаз, свет моей груди, Алып-Манаш! Твой друг Ак-Кобон сегодня празднует свадьбу. Он Чистую Жемчужину в жены берет.
Услыхав зто, Алып-Манаш брови вниз опустил, его глаза кровью налились. Он снова стал карликом Тас-Таракаем. Верхом на паршивом жеребенке потрусил он к стойбищу Байбарака. Навстречу Тас-Таракаю едет молодой шурин Кан-Чурекей:
– Куда спешишь, Тас?
– К богатырю Ак-Кобону на великий той.
[Той – пир.]
– Эйт! – крикнул шурин, хлестнув коня. – После смерти Алып-Манаша для меня ничего великого нет. О чем ты плачешь, Тас-Таракай?
– Себя оплакиваю. Был бы я, как все люди, мог бы сейчас смотреть на сестру твою Кумужек-Ару.
– Не отставай, Тас: если вместе приедем, будем рядом сидеть.
Широкой легкой переступью побежал конь Кан-Чурекея. А Тас прутиком худого жеребенка стегает, короткими ножками его по ребрам бьет. Кан-Чурекей далеко вперед улетел. Его девятилетний конь легкой рысью бежит.
Вдруг видит Кан-Чурекей, что худой Тас-Таракай спокойным шагом далеко вперед уехал. Так, играя, один обгонял другого. Смеясь, подъехали оба к стойбищу старика Байбарака. Мясо там горой навалено. Арака озером стоит. Народу – как деревьев в лесу, как в долине трав. В белом шестигранном аиле сидит белая Кумужек-Ару. Ее волосы, как жемчуг, поседели. Ее светлые волосы шесть женщин плетут в парные косы. Тас-Таракай медленно дверь открыл, протяжно-жалобно запел:
[Аил – здесь: юрта.]
Жемчужные косы
В два ряда плетешь,
Кумужек-Ару!
Молодого друга
Неужто нашла,
Кумужек-Ару?
Со слезами отвечает Кумужек-Ару:
Жемчужные косы
Не я плету,
Старого друга
Не я бросила.
– Пошел вон, паршивый Тас! – заревел Ак-Кобон и вышвырнул Таса за дверь.