Альтер Эго
Шрифт:
– Негодяй, я не мог больше слушать его дьявольские слова – прокричал Гастон де Бриен, громовым голосом, угрюмо поглядывая по сторонам. Его слова были одобрены сотней голосов.
– Однако де Бриен, мы ведь хотели его повесить – произнес один из рыцарей.
– Что же нам мешает сделать это сейчас, давайте, прицепим его к оконной балке.
Предложение пришлось всем по нраву. Тот час труп подвесили.
– Тебе нужна его дочь. Я вздрогнул.
Гастон де Бриен тремя глотками осушил кубок с вином. Негодяй думал провести тебя, но я сразу понял его задумку, потому как знаю, где еге искать, он помедлил
В замке Тарс, я совсем забыл про
– Опускаю знамя перед победителем, прошептал я с напускной веселостью, чувствуя, что бледнею. Я посмотрел на труп висевший, на окне и освещенный светом месяца. Он отбрасывал на пол тень, бледную, но достаточно четкую, чтобы понять, какой страшный предмет она обрисовывала. Я протянул кубок виночерпию. Вспомнил пока ещё кое – что, какие-то обрывки и, чтобы подтвердить, их я встал и крикнул.
– Да здравствуют король. Ответом мне был тот самый боевой клич, который я надеялся и боялся услышать в ответ. Все вскочили и закричали.
– Монжуа! Это был боевой клич французов, который установился в двенадцатом веке.
Теперь, я знал, наверное, что жил в этом замке. Но, в качестве кого. Я не мог дать ответы на вопросы, возникающие в моем мозгу. Одно казалось несомненным; когда жил здесь, я был очень несчастлив; иначе я не мог объяснить щемящее чувство тоски, которое охватило меня, когда я забрел сюда. Но я вспомню всё, нить свяжет воедино отрывочные образы и звуки, иначе, зачем я здесь. Я протянул кубок виночерпию.
* * *
Пир казалось, не закончится. Я абсолютно не понимал, что происходит. Что это? Сон или явь? Ответа мне дать не мог никто. Чувствовал я себя довольно странно. Казалось размах моих плеч несколько увеличился, как будто в них кривая сажень застряла. Кроме того, чувствовал, что моя грудная клетка также увеличилась и, в настоящее время мои легкие напоминают кузнечные меха. В руках, плечах и спине я чувствовал некую тяжесть, как будто весь день тело мое изнывало под тяжестью тяжелых доспех, а руки целый день орудовали двуручным мечом. Всё это было более чем странно. Тогда я задал себе вопрос, помню ли вообще, кто я такой. Это не вызвало у меня затруднения. Я вроде бы помнил, однако думать мне об этом не хотелось. Как будто мой разум находился в гостях и ему говорили, сиди и помалкивай, здесь все живут по другим правилам. Всё же усилием воли я заставил себя умножить число пятнадцать на семнадцать и посчитать, сколько это будет. Убедившись, что считать могу , я взял лежащий на столе нож и попытался выцарапать на столе слово «сон». Писать я совершенно не мог, и чуть не порезался ножом, хотя, четко помнил, как пишется это слово. Просто пальцы мои никогда не держали авторучки. Всё это было крайне невероятно.
Я подумал, что неплохо бы выйти отсюда, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Как только я подумал, как бы получше это сделать, вдруг неожиданно для самого себя тяжело опустил кулак на стол, так, что подпрыгнули серебряные блюда и закричал.
– Ей, разрази Вас тысяча чертей, кто ни будь подойдите сюда.
Тут же от стены отделился слуга, который сопровождал меня в эту комнату.
– Я слушаю Вас, монсеньер?
– Послушай…, как тебя?
– Меня зовут Эббон, монсеньер.
– Да, конечно Эббон, послушай, проводи меня в мою…, в мои…
– Слушаюсь – Эббон поклонился.
Пока мы шли по долгим каменным коридорам, оставив пирующих, я не переставал удивляться. Раньше бы я никогда так не стукнул кулаком по столу и не закричал таким образом. Непостижимо. Тут я только заметил, что даже походка у меня стала другой, какой-то, что ли грузной.
Слуга привел меня в ту самую комнату, а может быть похожую на неё, в которой я проснулся. Я огляделся в поисках зеркала, но ничего похожего не увидел.
– Послушай, где здесь есть зеркало? Мой вопрос вызвал недоумение у слуги, словно он не понимал, о чём идёт речь.
Вдруг опять неожиданно для себя я сказал.
– Эббон, вели срочно принести сюда бочку с водой, хочу посмотреть на своё лицо и умыться.
Эббон тот час исчез.
Теперь мне стало ясно, что любые действия, которые выполнял обычно определенным образом, я выполнял здесь по другому. Подошёл к одному из окон, напоминающих огромную бойницу и посмотрел наружу. В воздухе стоял сумрак, который бывает обычно перед рассветом.
Через некоторое время тяжелая массивная дверь открылась и с несколько человек под руководством Эббона, втащили большой бочонок с водой. Я подошёл и с большим волнением взглянул на свое отражение, а затем застыл неподвижно. На меня смотрел совершенно мне не знакомый человек.
– Что же это, Господи – промелькнуло у меня в мозгу.
Я потрогал свое, теперь уже не свое лицо. Это было совершенно не моё лицо, как впрочем, и тело. Этот шрам над правой бровью, откуда он у меня. Я медленно опустился на кровать. Ясно было, что я попал в другой мир и в другое тело, хотя разум сохранил свой. Впрочем, очевидно, что мыслю я и поступаю, как житель того мира, в который я попал, иначе, отчего я стукнул по столу там, в зале, так закричал. Я совершенно не удивлюсь, если здесь я смогу убить человека, что естественно для той эпохи, в которую я попал и совершенно противоестественно для того мира, где я родился и жил. Проше было бы сказать, что я вселился в непонятного мне человека, при этом, оставаясь на второстепенных ролях наблюдателя и этот человек, то есть, получается я поступает согласно своим привычкам и убеждениям. Всё это непонятно для меня. Тут я услышал, что Эббон наклонился ко мне и трогает меня за плечо.
– Мой сеньор, что случилось, на Вас лица нет?
– Послушай, Эббон, ты не мог рассказать мне, кто я такой?
Тот к кому я обратился, выпучил глаза и тихо попятился назад.
Я понял, что вопрос звучит не совсем корректно.
– Должно быть, сегодня я получил тяжелый удар по голове во время сражения и, вдобавок перебрал вина, поэтому я хочу, что бы ты сейчас мне рассказал, кто я такой, какое положение занимаю.
– Как мой сеньор, Вы забыли, что Вы знаменитый Шарль де Беатц, очень богатый вельможа, чьи сокровища и обширные владения не уступают королевским, а также то, что Вы маршал и пэр Франции?
– Нет, я помню это – я встал и нервно прошелся по комнате.
Только сейчас я понял, что говорю не на своем родном языке.
– Понимаешь, Эббон – продолжил я, конечно же, помню все про себя, но просто мне хочется, что бы ты мне рассказал очень подробно обо всей моей жизни, мне было бы приятно.
– Кажется, я понимаю Вас, монсеньер – ответил Эббон, хотя по его лицу было ясно, что он ничего не понимает.
– Вот и прекрасно, тогда рассказывай, всё, что тебе известно про меня.