Альтернативная история
Шрифт:
Когда великий корабль «Титаник» пошел ко дну, мир не был ни многоликим и прекрасным, ни унылым и яростным, а всего лишь очень деловым. Через сорок минут после полуночи, несмотря на все шансы против, двенадцать понтонов оказались спущены на воду и привязаны к шлюпбалкам. Добровольцы мистера Боксхолла из пассажиров второго класса доставили первую партию поперечин, и одновременно группа мистера Лоу обеспечила первую партию досок для настила. И в следующие восемьдесят минут морозный воздух звенел от грохота молотков, яростного лязга топоров, отчаянного визга пил и скрипа веревок, закрепляющих доски на понтонах. Весь этот безумный хор перемежался ритмичным стуком кусков дерева, спускаемых команде строителей, непрерывными
— Не прикасаться к спиртному!
— Только холод может нас убить!
— Двадцать восемь градусов!
— «Карпатия» уже на подходе!
Все это было очень по-британски, хотя иногда и американцы энергично брались за дело, да и эмигранты порой тоже проявляли усердие. Должен признать, не могу допустить, чтобы кто-либо, кроме представителей англоговорящих народов, столь эффективно соорудил и оснастил бы «Аду». Разве что, может быть, немцы — выдающаяся нация, хоть я и побаиваюсь их воинственного кайзера.
К двум часам ночи капитан Смит успешно застрелился, три пятых платформы были уже сколочены, а мостик «Титаника» на тридцать футов погрузился в ледяную воду. Раненый лайнер ужасно накренился, почти на сорок градусов, задрав корму в воздух, и три его обледеневших винта, обнажившись, уставились в небеса. Для своего командного поста я выбрал сеть растяжек, крепящих неиспользуемую четвертую трубу, и с этой точки я сейчас разглядывал тесную массу людей, столпившихся на шлюпочной палубе: аристократов, пассажиров второго класса, эмигрантов, офицеров, инженеров, ремонтников, машинистов, кочегаров, стюардов и стюардесс, музыкантов, парикмахеров, поваров и коков, пекарей, официантов и посудомоек. Почти все успели надеть спасательные пояса и самую теплую одежду, какую смогли отыскать. Каждый испуганный мужчина, женщина, ребенок держался за перила и канаты, спасая свою жизнь. Морская вода переливалась через планшири и скатывалась по накренившимся палубам.
— Плот! — крикнул я с высоты. — Быстрее! Плывите!
Вскоре и другие офицеры — Мэрдок, Лайтоллер, Питман, Боксхолл, Лоу и Муди — подхватили мой крик:
— На плот! Быстрее! Плывите!
— На плот! Быстрее! Плывите!
— На плот! Быстрее! Плывите!
И люди поплыли к нему, или, скорее, заплескались, забарахтались, погнали, покатились и погребли к нему. Даже сотни тех, кто не говорил по-английски, поняли, что от них требуется. Хвала небесам, всего за двенадцать минут вся наша компания сумела перебраться с затопленной палубы «Титаника» на прибежище, сооруженное по замыслу мистера Эндрюса. Наши доблестные моряки вытащили из воды множество женщин и детей, а также пожилых людей, не считая эрдельтерьера полковника Астора, пекинеса мистера Харпера, французского бульдога мистера Дэниела и еще шести других собак. Я перебрался на плот последним. Оглядевшись, я, к своему великому огорчению, увидел, что десятки тел в спасательных поясах не шевелятся, — большинство из этих людей, несомненно, стали жертвами сердечного приступа. Хотя, наверное, некоторые погибли, прижатые к шлюпбалкам или затоптанные в суматохе.
Выжившие инстинктивно расслоились по социальной принадлежности: эмигранты собрались на корме, бывшие пассажиры второго класса — в центре, а пассажиры первого класса заняли свои законные места впереди. Обрезав причальные канаты, моряки достали из шлюпок весла и принялись яростно грести. Благодаря милости Фортуны и руке Божественного провидения «Аде» удалось отплыть от погибающего корабля. Поэтому, когда огромный пароход в конечном итоге переломился надвое в районе машинного отделения и начал вертикальное путешествие ко дну, мы наблюдали это жуткое зрелище с безопасного расстояния.
22 апреля 1912
33° 42' с. ш, 53° 11' з. д.
Мы пробыли в море уже целую неделю. Пока на горизонте не видно ни «Карпатии», ни «Калифорниэн», ни «Олимпии», ни «Балтики». Настроение у нас мрачное, но отнюдь не подавленное. Поднимать его помогает маленький оркестр мистера Хартли. Я запретил им играть церковные гимны, арии, баллады и прочую тоскливую музыку. «Вальсы и регтаймы или ничего», — сказал я им. Благодаря струнам Уоллеса Хартли и синкопам Скотта Джоплина мы еще можем выживать в этом суровом испытании.
Хотя в настоящий момент никто не голодает, меня тревожит удовлетворение будущей потребности в пище. Запасы говядины, птицы и сыра, сброшенные за борт стюардами, вскоре закончатся, а попытки добыть что-либо в море пока не увенчались успехом. Точно так же над нами нависает и призрак жажды. Да, у нас пока есть шесть бочонков вина в секции первого класса плюс четыре во втором классе и три на корме, к тому же мы разложили по всей платформе десятки кастрюль, горшков, сковородок, котелков, корыт и бочек. Но что, если дождь пойдет еще не скоро?
Парус у нас громоздкий, ветер встречный, течение переменчиво, и все же нам удается, пусть и очень медленно, пробиваться к тридцатой параллели. Климат стал вполне сносным — днем градусов сорок пять, ночью сорок, [8] — но все же еще слишком холодно, особенно для детей и пожилых людей. Печка мистера Лайтоллера стала благом для всех в носовой части плота, а пассажиры второго класса сумели развести и теперь поддерживают небольшой костер в середине, но вот эмигранты лишены подобных благ. Жалкие и несчастные, они сбились на корме и согревают друг друга как могут. Нам нужно попасть дальше на юг. Отдам все царство за «конские широты». [9]
8
То есть +7,2 °C и +4,4 °C соответственно.
9
«Конские широты»— области Южного и Северного полушарий Земли (между 30–35° с. ш. и ю. ш.) во внутренних частях субтропических океанических антициклонов со слабыми ветрами и частыми штилями.
Мясо на корме оттаяло, хотя, очевидно, осталось свежим благодаря холодному воздуху и вездесущей соленой воде. Вскоре я буду обязан отдать трудный приказ. «Варианты, между которыми нам приходится выбирать, ясны, — скажу я обитателям „Ады“, — сила духа или изысканность манер, сытость или щепетильность, выживание или утонченность — и в каждом случае я выбираю первый вариант». Господа Лайтоллер, Питман, Боксхолл, Лоу и Муди разделяют мое мнение. Не согласен только Мэрдок. Мой старший офицер для меня бесполезен. Я охотнее разделю мостик с нашим большевиком Плотчарским, чем с этим замшелым шотландцем.
По моему мнению, питание представителями своего вида не означает автоматически безнравственность. Этические проблемы возникают только в том случае, если подобная кухня практикуется недобросовестно. Когда я в первый и единственный раз посещал Лувр, мое внимание привлекла картина «Плот „Медузы“» Теодора Жерико — отвратительная панорама жизни на печально известном плоту, на котором искали спасения беженцы с севшего на мель грузового корабля. Как это ярко отобразил месье Жерико, участники бедствия были почти поголовно образцами недобросовестности. Они беззаботно игнорировали своих лидеров, с удовольствием предали товарищей и охотно съели друг друга. Я твердо решил, что не допущу такого хаоса на «Аде». Мы не дикари. Мы не животные. Мы не французы.