Альтернативная история
Шрифт:
В толпе был один мужик, который пуще других потешался над нами, пока мы скользили и падали в снег вперемешку с дерьмом, в нашей лучшей форме. Он проталкивался вперед, чтобы идти вровень с нами и развлекаться. Я едва его замечал, но Джонни вдруг взревел и ринулся к нему, размахивая навозной лопатой, как алебардой. Сомневаюсь, что парень на самом деле хотел кого-то ударить, однако он словно обезумел, и люди шарахались от него прочь и кричали. Это, в свою очередь, напугало слонов, и в итоге парад захлестнула волна хаоса.
Вскоре началась стрельба. Палили из индийских магазинных винтовок, а не из отсталых старых мушкетов, которые выдавали сипаям. Шествие уже не напоминало парад,
Лондон охватило волнение, и в тот день я недурно управлялся со штыком и лопатой. Конечно же, лилась кровь, но меньше, чем можно было представить или чем придумали потом. Индийцы — так называемые верноподданные войска, верблюжьи полки из Хайдарабада и вся кавалерия — просто стреляли и отступали за пределы стен города. В тот день Лондон не сгорел, хотя храмовым обезьянам не посчастливилось, как и тиграм в Гайд-парке, а также всему тому, что выглядело не по-английски. Повторюсь: уже ходили слухи о восстании и большинство высокородных индийцев и богатых торговцев, равно как и резидент со свитой, уехали из Лондона много дней или даже недель назад. Город просто сам приплыл к нам в руки.
Мы были словно дети, буйствующие после длительного заточения. Конечно, мы разграбили магазины и склады, а заодно бунгало в Челси, храмы Уайтфриарса и дворцы Уайтчапела. Словно армия муравьев бесчинствовала на кухне, только вместо рисовых зерен люди тащили большие буфеты и диваны. Все высыпали на улицу, а мы танцевали и смеялись, причем стреляли в основном в воздух. Сипай или лондонец, полукровка или англичанин — в первый день восстания это действительно не имело значения. Все мы были по одну сторону баррикад.
Какое-то время я не виделся с Джонни — затерялся в радостной толпе. Нашел я его ближе к вечеру. Неудивительно, что именно вокруг него толпа радостно гудела громче всего — размахивали кусками стержней для штор, крюками и косами, били в храмовые барабаны. Происходило все это у великого храма Ганеши в Уайтфриарсе, и я решил, что, скорее всего, храмовые сокровища уже разграблены, а священнослужители убиты.
Джонни забирался повыше на башню, чтобы говорить со всеми нами. Не стану утруждать вас пересказом его речи: она вам либо известна, либо неинтересна. Впрочем, еще можно раздобыть не уничтоженные цензорами брошюры, если знать, кому дать на лапу. Это было просто… По мне, так Джонни просто оставался Джонни. Он говорил в духе своих всегдашних речей, только аудитория расширилась. Некоторые знали, что он — тот парень, который заварил кашу и первый пустил в ход лопату, и все остальные с готовностью поверят всему, что он скажет. В этот день всем нам хотелось верить.
Все еще шел снег, камни были скользкими, и Джонни бы насмерть разбился, если бы упал. Он вещал о том, как вопреки внешнему виду Лондон был воистину великим городом, как и вся Англия. Не какая-то там провинция Империи, а Англия со своими собственными правами! Он упоминал все те имена, которые мне часто доводилось слышать раньше и которые вскоре принялись скандировать сипаи и жители Лондона. Елизавета! Артур! Король Генрих такой-то! Нет-нет, говорил он нам, этот храм больше не храм Ганеши. Если уж этому строению суждено быть храмом, пусть будет храмом Христа, ибо Христос — англичанин, как и сам Бог. И ежели индийцы считают нас крысами, тогда мы провозгласим его храмом Караир Матр — крысиной богини, и мы вскарабкаемся на них и выедим их глаза! Когда Джонни принимался вещать, ничто не могло его остановить, и все мы радовались. Никто не хотел, чтобы он замолчал. В тот первый великий день английского мятежа Лондон был… это что-то!
В следующий раз я разыскал Джонни, когда стемнело. Уже зажглось множество костров — подмораживало, и людям нужно было согреться. Город сверкал обломками, словно ларец, из которого высыпались драгоценности. Собравшиеся вокруг Джонни уже признавали в нем вожака. Он раздавал приказания, и весь Лондон бросался их выполнять. В окружении телохранителей он восседал возле большого костра на мягкой скамье из паланкина, и я попытался пробраться к нему. В итоге меня чуть не пырнули кинжалом, но тут Джонни увидел, кто к нему пожаловал, и приказал меня пропустить.
— Что ж, Дэйви, — сказал он, — что-то произошло.Возможно, Бернем-Вуд передвинулся. Или, может, Хэмпстед-Хит… — Джонни говорил в своей привычной манере, и я видел по его глазам, что он давно перепил.
— Что теперь будет?
Глядя в огонь, он улыбнулся и сказал:
— Это зависит от нас, верно? «Кто властен больно ранить, но не ранит, наследует не зря изящество небес».
Несмотря на распространявшееся от костра тепло, я мерз и уже начинал ненавидеть весь этот вздор и кровопролитие с последующей разрухой, которую предвидел. Так или иначе, все мы страдали — индийцы и англичане, и не важно, за кого мы были в том мятеже или восстании. Мне казалось странным, что очень немногие из нас, сипаев, понимали, чем все обернется, а ведь мы о войне знали не понаслышке. Подавляющее большинство полагало, что стоит маршем пройти по всей Англии, как страна упадет к нашим ногам с той же легкостью, с какой мы в тот удивительный день взяли Лондон.
Казалось, так оно и будет — по крайней мере, некоторое время. Мы получили вести о восстании в Честере, которое началось несколькими днями раньше. В этом городе были убиты все неангличане, и стало ясно, почему индийские войска в Лондоне так нервничали и торопились оставить город. Такие же новости пришли из Бата и Дерби. Я не был силен в чтении карт, а Джонни постоянно их изучал, пока его мятежные полки рассыпались вокруг Лондона, чтобы прикончить казавшееся тогда хрупким индийское сопротивление. Происходящее тогда напоминало падающий карточный домик или домино либо непреодолимый поток — все те затейливые сравнения, которые так любил употреблять Джонни, когда забирался повыше на башню храма Ганеши и вещал нам.
Ошибочно утверждение, что у нас не было плана. Мы были солдатами, вымуштрованы и знали, как воевать, а также что вся эта земля по праву принадлежит нам. Конечно, мы нуждались в припасах и, само собой, брали их, причем не больше любой другой армии. Что до всего прочего — войска всегда имеют обыкновение этим заниматься. Но слухи о кострах, в которых якобы горели изнасилованные и изуродованные тела, — досужие сплетни индийцев. В любом случае трупы так просто не горят. И Джонни никогда не желал ничего подобного. Но если такое все-таки происходило, он впадал в неистовую ярость. Подобно тому как вытапливалась в весну английская зима, красный цвет Империи на карте постепенно заменялся зеленым цветом Англии. Мы слышали, что очередной город сбросил тиранов и еще один батальон или даже целый полк перешел на сторону Англии. Вся страна будет нашей! Это казалось лишь вопросом времени. Мы мечтали, что вскоре резидент мирно сдастся охранявшей его женщин гаремной страже и можно будет спрятать наши штыки, ружья и удавки. А потом… Потом все станет как раньше, только лучше.