Альянс несогласных
Шрифт:
«Ничего себе, – подумал он, – да с таким аппетитом она у меня всю самую важную работу потянет. И я за пару месяцев обрету покой»
Он встал с бревна, отряхнул брюки и официально заявил:
– Уважаемая Людмила Ивановна, не смотря, что вы ещё пока не рассчитались из школы, с завтрашнего дня вы можете приступать к работе в моём клубе «СИБИРЬ».
– Ура! – а – а – протяжно закричала она и бросилась в отцовский дом за ключом от гаража.
Назад они возвращались на такси. Её голова с закрытыми глазами лежала у него на костлявом плече. Она была пьяна не только от вина, но и от счастья. О
ГЛАВА 2
В двух комнатной квартире на четвёртом этаже жила мать одиночка со своей тринадцатилетней дочерью. Звали женщину Людмила Ивановна,
Дочка Яна не по возрасту была высокой и худой девочкой. Мать же женщина бальзаковского возраста, напротив, была среднего роста и статной фигурой, но когда она приводила своё тело в движение при помощи ног, то стать её тут же пропадала. Её походка, делала Людмилу Ивановну похожей на хоккеиста, рвущегося с клюшкой к шайбе. Она хорошо знала об этом изъяне, но работать над собой ей было просто лень. Она надеялась найти себе жениха богатого, который полюбит её, не за походку, а за привлекательную внешность. А может даже за талант, который она по сей день искала в себе в различных направлениях. Где она только не участвовала, но нигде долго не задерживалась. Пробовала себя и в сольном пении, и в народном драматическом театре, никто из руководителей не соизволил обратить внимание на её «талант». Тогда она решила отдаться изобразительному самообразованию. Свою первую картину, которую она назвала «Космический попугай» написанную маслом, она одела в английский багет и повесила на стену в гостиной. И всем гостям говорила, что это её кисти работа. Она преподносила её, как шедевр современной эпохи и гордилась ей. Хотя ради справедливости говоря, эта картина больше выражала мировоззрение не совсем нормального человека. Разноцветный и толстый попугай имел голову совы, а хвост позаимствован у павлина. Называла Людмила Ивановна свою мазню, «Космический попугай». Дочка не раз просила мать спрятать картину в лоджию, но Людмила Ивановна каждый раз говорила:
– Пускай пока висит, – сказала она дочери, – поеду в Англию, я её там продам за большие деньги.
– А как же твой «Путь» – сборник стихов? – поинтересовалась дочь. – Ты же ещё год назад хотела издать его в популярном издательстве.
– Чтобы здесь в России опубликовать, нужны деньги и немалые, а у нас их нет. А вот в Англии русское искусство ценят и не дёшево. Поэтому я прицел взяла на Лондон.
Деньги для Людмилы Ивановны были главным критерием в жизни. Так как у неё их вечно не было. Вернее сказать, деньги были, но она не могла экономически правильно ими управлять. Она свою и так небольшую зарплату ухала за три дня, а потом до следующей получки сидели с дочкой на одной картошке, которую им привозил её отец из посёлка. Была ещё богомольная женщина с соседнего подъезда Анна Дмитриевна, она нередко несла им кастрюлями не первой свежести супа и различные гарниры. Мама с дочкой не обращали на такие мелочи внимание и за один присест всё уничтожали, не забывая поблагодарить бога и конечно милосердную женщину с соседнего подъезда. Сама Людмила Ивановна проработала во многих средних школах города преподавателем по физкультуре, но нигде долго не задерживалась. И что самое отвратительным было в её перемене рабочих мест, это то, что она, покидая школу после своей трудовой деятельности, забирала с собой и дочь. Так что стаж у них был одинаковый, только у мамы трудовой, а у дочери школьный стаж. После каждой перемены работы, Людмила Ивановна убеждала дочь, что теперь они жизнь начнут с нового богатого листа. И что она обязательно возьмёт подработку в качестве тренера в детской спортивной школе. Но, увы, никто с ней длительного трудового договора заключать не желал. Ей предлагали работу в супермаркетах и гипермаркетах уборщицей, рядом с её домом и приличным заработком, но она считала ниже своего достоинства работать поломойкой имея диплом педагога на руках.
Время было ещё мало, но за окнами ни зги не видать. Они сидели в полумраке, экономя деньги на киловаттах. Когда они передвигались по квартире, то зажигали церковную свечку. Благо дело опять же спасибо Анне Дмитриевне, со свечами у них проблем не было. Людмила Ивановна от зажигалки запалила свечку и поставила её на окно:
– Всё дочка наконец – то пришёл трындец нашим страданиям, – сказала мать своей тринадцатилетней дочери. – Со школами покончено, я сейчас устроилась в элитный клуб заместителем директора. Хозяин обещал мне платить по восемнадцать тысяч, и работа мне нравится. Свободы много и совсем рядом с домом, а это значит, транспортные расходы вычеркнем из нашего бюджета.
– Так что прикажешь мне теперь знания постигать там? – подковырнула дочь маму.
Мама не обозлилась за бесцеремонную реплику дочери, только насупилась
– А. – а, – а. – Я. – я. – я, – протянула она, – а это мысль. Знания ты будешь получать в тридцать третьей школе, а у нас будешь заниматься настольным теннисом. Я тебя отдам хорошему тренеру. Я его правда ещё не видела, но наслышана. Он из цапель настоящих лебедей может делать, так мне мой работодатель сказал.
– Мам я, что на цаплю похожа? – обиделась Яна.
– Да нет, что ты, это я так образно. Ты у меня самая умная и красивая! Но ты не знаешь, что настольный теннис – это игра лордов. А нам с тобой в недалёком будущем предстоит поездка в Лондон. Глядишь через тебя, я возможно там лорда окольцую или на крайний случай сквайра.
– Мам, а где ты деньги возьмёшь на Англию, – спросила дочь.
Людмила Ивановна встала с дивана и, подойдя к окну, задула свечу:
– Где, где, – дом мамин продаю, вот где! Пошли спать.
– Что – то мама я тебя плохо понимать стала в последнее время, – раздался в кромешной темноте голос дочери. – Ты в прошлом году курс брала на Венесуэлу, в этом году в Лондон, а на деле мы даже по городу вдоволь наездиться не можем, потому что денег на проезд никогда нет.
– Тебе понимать и не надо. Понимала, ещё не выросла, – ответила дочери мать.
ГЛАВА 3
Хоть и талант её не признавали творческие руководители, но сейчас она походила на Веру Холодную, популярную актрису немого кино. Людмила Ивановна сидела за столом в чёрном лёгком плаще. По кафельному полу был раскидан подол её длиннополой юбки. Цветастый платок, из которого выглядывала начёсанная чёлка смоляных волос, делали её привлекательной и сексуальной. Рабочее место у неё было, не в кабинетах администрации стадиона, а общей большой раздевалке, где переодевались не только дети, но и взрослые спортсмены, а также тренера. Она вежливо улыбалась входящим детям, отвечая на их приветствие. Но это улыбка быстро исчезала с её лица, когда в раздевалку заходили взрослые. Заполняя какие – то бумаги он скрыто вглядывалась в лица спортсменов, бросая на них мутный с синеватым отливом взгляд. Дети ей были не интересны, а вот взрослые спортсмены, перешагнувшие сорокалетний рубеж, изрядно напрягали её любопытство, и она тут же перевоплощалась с оценивающим взглядом, опытную хищницу. Когда же в раздевалку заглядывали кто – то из работников стадиона, она становилась пуганой, но опрятной вороной, которую только что согнали с насиженного места.
Для всех она была женщиной загадкой. Появилась в клубе после дня победы, таинственно и неожиданно. Ведёт себя так, будто соблюдает секретную конспирацию. Ни с кем абсолютно не разговаривает и не идёт на контакт даже с тренерским составом. Даже в самом обитаемом месте, где стоял её стол, она держала дистанцию со всеми. Некоторые тренера пытались с ней разговориться, но тщетно. Взамен они получали холодный и невразумительный ответ. Весь тренерский состав недоумевал, откуда и для каких целей появилась эта штатная единица в коммерческом клубе, где заработная плата и так никого не удовлетворяла.
Но, когда после трёхдневной болезни в раздевалке появился свежий человек с весёлыми глазами и приятной улыбкой, которого она увидела впервые, ясность была внесена.
Это был старший тренер по настольному теннису Сергей Сергеевич Винт. Близкие и знакомые его называли чаше Платон. Умел он выдать толковые фразы, за что и получил такое философское второе имя. Недруги за спиной шёпотом бросали ему «СС».
От коллег он уже знал, что раздевалку оккупировала, какая – то странная женщина с обворожительным лицом и сумкой, забитой канцелярскими принадлежностями.
Сергей Сергеевич обозрел её стол, где лежали журналы посещений, стопки общих тетрадей и набор авторучек. По этим канцелярским признакам он безошибочно определил, что женщина, занимающая полезную площадь в раздевалке, не относится ни к энергетической компании, ни к Министерству чрезвычайных ситуаций.
«Возможно она сотрудник стадиона, – подумал он, – и к нашему клубу никакого отношения не имеет». Он обошёл вокруг стол и нежно, но с иронией, произнёс:
– Что это за женщина в траурном одеянии, пугает детей, и других спортсменов своим видом в раздевалке клуба?