Альянс несогласных
Шрифт:
Их не было около пяти минут, и о чём в это время Жидков беседовал с новой сотрудницей, директору было не ведомо. Ходжа был уверен, что она его полностью поддержит.
Первым в кабинет Ходжи вошёл Винт. Он был спокоен и невозмутим. В правой руке, у него были зажаты все конверты, которые он сгрёб со стола. За ним проследовал Ходжа и, сев в своё кресло, с видом победителя посмотрел на Платона. Прапорщик остался стоять около входной двери. Жидков в это время знакомился, с какими – то бумагами.
– Присаживайтесь Сергей Сергеевич, –
Платон сел на стул, который стоял напротив опера.
– Сергей Сергеевич, вот Александр Андреевич утверждает, что вы свой коллектив оставили без зарплаты, – отложил он бумаги в сторону, и чуть заметно улыбнулся.
– Он может утверждать только то, что он большой прохиндей и щелкун вредитель.
– Вот видите, – взбеленился Ходжа и вскочил с кресла. – Даже в присутствии сотрудников милиции он меня обзывает. Прошу это занести в протокол.
– Ха, ха, – громогласно на весь кабинет зашёлся Винт.
Ходжа, надеясь, что милиция защищает его позиции, попытался сделать устрашающий выпад в сторону Платона.
– Сядьте на место Александр Андреевич и не мешайте мне допрашивать подозреваемого гражданина, – осёк опёр Ходжу.
Тот, дрожащими руками заправил выехавший из брюк угол рубашки и резко опустился в кресло. По его лицу было видно, что слово «подозреваемый», ему понравилось.
– В данный момент он уже обвиняемый, – перешёл на спокойный тон Ходжа.
Платон с брезгливостью презрительно смотрел на этого мерзкого человека, которому он в своё время все блага предоставил при переселении в этот город. Он, положил перед Жидковым шесть конвертов.
– Вот, пожалуйста. Я никого не грабил, а зарплату, как старший тренер взял только для своих тренеров. Таков порядок в клубе. У меня же нет конверта уборщиц, водителя и директора. Но для полной ясности должен вас предупредить, что официально в клубе никто не оформлен, даже его дочь. А это значит, что он скрывает налоги от государства. Все трудовые книжки у нас на руках.
После таких слов лицо директора вытянулось, в глазах появился испуг, и он вновь включил свои эмоции.
– Врёт он всё. Арестуйте его. У меня свидетель есть, как он нагло схватил конверты, – после чего переведя взгляд в сторону Шабановой, взвизгнул, словно поросёнок. – Чего молчишь курица?
– Успокойтесь Александр Андреевич, – внушительным голосом поставил Жидков на место Ходжу. – Вот как раз свидетельница утверждает обратное, но это ещё не всё. Пока вы ходили за Сергеем Сергеевичем, мне тут на вашем столе попались любопытные бумаги. Ознакомить вас с ними?
– Какие бумаги? – заволновался Ходжа, – у меня кроме заявлений, вновь поступающих учеников, и спортивных протоколов ничего не может быть на столе.
– Вот одно из заявлений я и хочу вам зачитать.
– Извольте, прочтите, – недобро покосился он на Людмилу Ивановну.
– Это заявление из ПРИВАТБАНКА, в наш районный отдел судебных приставов. У вас там задолженность имеется по кредиту 658921 рублей. И в целях исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе, просят наложить арест и обратить взыскание на имущество, принадлежащее должнику, Ходже А. А, а именно автомобиль ВОЛЬВО 2001 года. – Жидков прекратил читать и перевёл свой взор на директора. – Продолжать дальше? – а то у меня здесь ещё интересней бумаги имеются.
Ходжа сидел, молча обдумывая ситуацию. Никак не думал он, что так резко обернётся всё против него. В душе он негодовал, не на себя, а на Людмилу Ивановну. Он понимал, что кроме неё никто его так неожиданно подставить не мог. На него вдруг нахлынуло чувство гнева, и он, сорвавшись с места бросился на неё.
– Дура, – заорал он, замахнувшись на неё авторучкой. Спокойно стоявший прапорщик успел перехватить его руку, заломил её и быстро щёлкнул браслетами.
– Отведите его в машину, – дал команду прапорщику Жидков, – а Людмила Ивановна сейчас заявление напишет, и мы оформим его на 15 суток. А потом дело передадим в ОБЭП, пускай они вместе с налоговиками проверят этот сомнительный клуб с романтическим названием и «чёрными конвертами».
Прапорщик загнул в дугу Ходжу, вывел из кабинета, и только эхом пронеслось по всему залу «Людка ничего не пиши» В кабинете воцарилась тишина, будто кто – то оборвал песню. Первым нарушил молчание Жидков:
– Ну, вы господа спортсмены учудили у себя революцию! – и вопросительно посмотрев на Шабанову, спросил: – Заявление писать будем?
Она отрицательно покачала головой и, опомнившись, заявила:
– Лучше будет, если вы его у себя на семьдесят шесть часов в клетке подержите. Пускай не строит из себя фон барона.
Жидков поднялся со стула, – воля ваша! – и, протянув руку Винту, многозначительно заявил:
– А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить этой женщине большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Ходжи. Так и быть я его закрою до утра, – пообещал он.
– Не получится, – возразил Сергей Сергеевич, – он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Кустовым и тот его освободит.
– Без моего ведома Ходжу никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжиться, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный мандарин в родстве, вам бы Людмила Ивановна я посоветовал написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему, конечно, не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.
– Пиши, – посмотрел Винт на Шабанову, – если уж влезла в это болото, то будь последовательной, и благоразумной, как дева Мария. Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги, и под диктовку опера написала заявление