Аляска, сэр!
Шрифт:
Баранов тем временем молча прошествовал к шкафу, извлек из него штоф водки, две хрустальные стопки и любимые им бутерброды с ветчиной на тарелочке. Затем так же молча и сосредоточенно разлил водку по стопкам. Воронцов поднялся. Стоя выпили за упокой души благословенного Николая Петровича.
– Как же это могло случиться, Александр Андреевич? – машинально дожевав бутерброд, глухо и растерянно спросил Воронцов.
– Подробностей не знаю, но факт смерти установлен точно. Сведения достоверные, мне их официально передал хорошо известный вам генерал-майор Кошелев, губернатор Камчатки. – Баранов вздохнул и посмотрел на гостя глазами, полными безысходной тоски. – Осиротели мы с вами, Алексей Михайлович… Никто уже не сможет заменить нам Николая Петровича. Никто, – повторил он и предательски дрогнувшей рукой наполнил стопки повторно…
С разрешения хозяина кабинета, незаметно усмехнувшегося приобретенной у индейцев привычке графа, Воронцов раскурил трубку и, автоматически выпустив дым изо рта кольцами, чем очень гордился, когда только-только этот прием освоил, погрузился в горькие думы.
– А вы, Алексей Михайлович, все-таки везунчик, – вывел его из состояния задумчивости Баранов.
– ?!..
– На днях ждем прибытия в Новоархангельск шлюпа «Диана», на котором под руководством лейтенанта Головнина [35] осуществлялась Вторая кругосветная экспедиция. Так что не придется вам, сердешному, тащиться по всем просторам да весям необъятной России.
35
Головнин Василий Михайлович (1776–1831) – русский мореплаватель, вице-адмирал, член-корреспондент Петербургской АН (1818). Окончил Морской корпус в 1792 году. Совершил два кругосветных плавания в качестве начальника экспедиций: в 1807–1809 гг. на шлюпе «Диана» и в 1817–1819 гг. – на шлюпе «Камчатка». С 1823 года – генерал-интендант флота.
– Хорошо, что изредка случаются и добрые вести, – несколько взбодрился Воронцов.
– А мы уж, признаться, заждались вас, Василий Михайлович! Стали уж опасаться, не приключилось ли с вашей экспедицией чего дурного, – выразил Баранов общую тревогу всех собравшихся в его кабинете. – Ведь согласно сообщению, полученному мною из Главного правления Российско-американской компании в Петербурге, ваше прибытие в Новоархангельск намечалось гораздо раньше.
– Дурное, слава богу, нас миновало, а вот без приключений не обошлось, – вздохнул лейтенант Головнин. – Когда у южной оконечности Южной Америки мы стали огибать мыс Горн, чтобы выйти из Атлантического океана в Тихий, то неожиданно попали под встречный ураган. Более двух недель, практически не смыкая глаз и маневрируя переменными галсами [36] , рискуя при частых поворотах потерять корабль, который в любую минуту могли накрыть и потопить гигантские волны, я упорно пытался прорваться на запад. Но все мои потуги оказались тщетны: вода все-таки начала проникать внутрь корабля. Матросы выбились из сил, у многих из них появились зловещие признаки цинги. И тогда, глянув в очередной раз на черную скалу мыса Горн, у которого, как известно, нашли свое последнее пристанище многие мореходы, я решил не испытывать более судьбу. Зная, что в высоких широтах Атлантического океана в это время года господствуют западные ветры, под которыми «Диана» успешно сможет дойти до мыса Доброй Надежды, изменил ранее намеченный курс и повернул корабль на восток… – Он сделал короткую паузу, словно заново переживая былое. – Словом, вместо того чтобы подняться на север и идти вдоль Тихоокеанского побережья Америки до самого Новоархангельска, нам пришлось пересечь весь Атлантический океан и добраться до мыса Доброй Надежды, то есть уже до южной оконечности Африки. Здесь, господа, позвольте мне сделать небольшое отступление, – попросил лейтенант. – Дело в том, что, выйдя из Кронштадта, «Диана» прибыла в английский порт Портсмут. А поскольку к тому времени у России произошел разрыв отношений с Англией, я предусмотрительно исходатайствовал у британского правительства паспорт на свободное плавание «Дианы» с учеными целями. Однако даже несмотря на это, сразу по прибытии к мысу Доброй Надежды наше судно было англичанами задержано. Как мне разъяснили, вплоть до получения особого разрешения из Лондона. И только после восемнадцатимесячной вынужденной стоянки нам удалось, воспользовавшись однажды крепким ветром и темной ночью, ускользнуть от окружавших нас английских судов. Затем, преодолев весь Индийский океан и выйдя наконец в Тихий, «Диана» смогла в итоге прибыть в Петропавловскую гавань. Две зимы я провел на Камчатке и лишь в мае этого года, когда растаяли льды в Авачинской губе, взял курс на Новоархангельск. Вот такая вот получилась у нас одиссея, господа.
36
Галс – курс судна относительно ветра. Например, выражение «судно идет левым галсом» означает, что ветер дует в левый борт судна.
Слушатели молчали, переживая рассказ лейтенанта каждый по-своему. Затянувшуюся паузу нарушил Воронцов:
– Василий Михайлович, но из всего вами сказанного следует, что в Кронштадт вы теперь будете возвращаться снова через мыс Горн. Так?
– Совершенно верно.
– Жаль!
– Отчего же, Алексей Михайлович? Ведь этот путь гораздо короче, чем если бы нам пришлось идти через мыс Доброй Надежды, – искренне удивился Головнин.
– Просто у меня в связи с этим вашим маршрутом рушится давняя мечта о кругосветном плавании…
– Вот оно что… – сокрушенно покачал головой лейтенант. – Да, это действительно так, к сожалению. Но зато, – воодушевился он, – с нами вы пересечете экватор целых четыре раза!
– Да хоть десять, Василий Михайлович, – удрученно махнул граф рукой. – Все равно ведь кругосветного плавания не случится…
Головнин неожиданно рассмеялся:
– Алексей Михайлович, так останьтесь в Новоархангельске еще годика на три-четыре и тогда сможете осуществить свою мечту о кругосветном плавании уже со следующей экспедицией!
Все присутствующие в кабинете Баранова дружно рассмеялись вслед за ним, а Кусков даже вытер носовым платком заслезившиеся от смеха глаза.
Эпилог
Вдали постепенно таяли очертания Новоархангельска, раскинувшегося у подножия сопки, на вершине которой по традиции, установившейся сразу после подавления бунта индейского племени, отказавшегося подчиняться Российско-американской компании, развевался трехцветный флаг Российской империи.
Воронцов по обыкновению предался воспоминаниям…
…Перед расставанием Аркчи уткнулась ему в грудь лицом, а он, ласково гладя ее по волосам, давал последние наставления:
– Все свое имущество я оставляю вам с Алешей.
– Как это – все?! – испуганно вскинула она на него черные как агаты глаза.
– Нет, ну кое-что, конечно же, заберу с собой. Например, ружье, которое не могу подарить даже сыну, ибо это подарок моего отца. А передаривать подарки у нас в России не принято. Возьму также шкуру барибала – в память о своем пребывании за Скалистыми горами, один из «стульев», который будет напоминать мне о нашем с тобой вигваме, и, конечно же, ожерелье из когтей гризли – в память о моей судьбоносной встрече с тобой, Аркчи…
При этих словах индианка вздрогнула, вспомнив, видимо, о страшной схватке Алеши с ненавистным Умангой, но быстро взяла себя в руки.
– И все?! – повторила она, окинув взглядом вигвам. – А как же подсвечник с запасом свеч?
– Оставлю тебе.
– Но ты же знаешь, что я не умею писать…
– Значит, просто станешь зажигать в нем свечи, когда будешь принимать гостей. Ты же теперь уважаемый в племени человек, Аркчи.
Она благодарно посмотрела на него.
– Кроме того, – Алексей Михайлович достал из кармана куртки заранее приготовленный замшевый мешочек с золотыми голландскими червонцами и протянул его ей, – прими от меня еще вот это. Только помни, Аркчи, что здесь – большие деньги. И пусть сейчас вам, индейцам, еще не ведома их истинная ценность, однако пройдет время, причем не столь уж и долгое, поверь мне, и деньги станут иметь для вас очень большое значение. И вот тогда, благодаря этим монетам, вы с сыном станете весьма обеспеченными людьми. – Аркчи слушала мужа, словно пребывая в сладком сне. – А пока надежно спрячь их и до поры до времени никому не показывай! Даже своей матери и Алеше, пока он не вырастет. – Заметив блуждающую по лицу жены легкомысленно-блаженную улыбку, он строго повторил: – Ты слышишь меня, Аркчи? Никому! Иначе навлечешь опасность на себя и нашего сына!
– Я все поняла, Алеша, и все исполню! – испуганно воскликнула Аркчи, крепко прижав мешочек с золотыми монетами к груди…
…Когда Воронцов при прощании с Чучангой протянул ему подзорную трубу, тот прямо-таки обомлел от счастья. Ведь он, индеец, хотя и без того принадлежавший к элите племени, стал теперь обладателем сокровища, о котором не смел и мечтать! Для молодого охотника это был воистину царский подарок.
– Спасибо тебе, Чучанга, за все, что ты для меня сделал!
– Это тебе спасибо, Алеша! За все те незабываемые дни, что я провел рядом с тобой! Я очень многому научился у тебя, поверь!..
И они крепко, по-мужски, обнялись…
…Томагучи с гордо вскинутой головой, увенчанной густой короной из длинных орлиных перьев, скрепленных почему-то уже не золотым ободом, как обычно, а медным («К чему бы это?» – вскользь отметил про себя Алексей Михайлович), заговорил с торжественной важностью, и при первых же его словах соплеменники замерли, демонстрируя почтительное внимание:
– За время пребывания в нашем племени ты, Алеша, сделал для нас очень много хорошего. Во-первых, избавил от злого Уманги, и больше нам никогда и никому не придется приносить жертвы. Именно за тот доблестный подвиг тебе, если помнишь, и было присвоено почетное имя Повелителя Духов. – Над рядами воинов пронеслось дружное: «Хуг, хуг!» – Во-вторых, ты не только избавил род Яндоги от возможного подавления его могущественным племенем дакота, но и, напротив, обеспечил ему защиту от врагов, поспособствовав заключению военного союза с Минненотой, вождем дакота. Мало того, ты подарил Яндоге двух великолепных мустангов, и через какое-то время все его воины будут восседать на быстроногих скакунах, как и индейцы соседних племен, живущих в стороне восхода солнца. – Воздух снова огласился привычными криками: «Хуг, хуг!» – И, наконец, ты подарил нам отличную переводчицу в лице своей скво, которая сумела выторговать у младшего вождя русских столько нужных нам вещей, сколько никогда не удавалось моим приближенным.