Аляска золотая
Шрифт:
— Грыыы!
— Что ж, пойдём, посмотрим! — покладисто согласился Егор. — Ты же, остроухая, как мне сообщили недавно, являешься шаманским амулетом, приносящим удачу…
Вупи вывела его на овальную поляну, заросшую зелёной травой, и возбуждённо запрыгала вокруг высокой берёзы, стоящей чуть в стороне от других деревьев.
Егор перевёл взгляд наверх и тут же тихонько присвистнул: на верхних ветвях берёзы висел большой, тщательно упакованный в старые лосиные шкуры тюк, а чуть ниже располагался и холщовый мешок — средних размеров.
— Ай да Вупи! — искренне
— Грыы! — понимающе ответила волчица, развернулась и неторопливо потрусила к речному берегу.
Он снял свой камзол, так до конца и не очищенный от подсохшей грязи, повесил его на нижнюю ветку берёзы и, поплевав на ладони, полез наверх.
Пришлось подниматься почти до самой верхушки. Сбросив на землю тюк и мешок, Егор с интересом оглянулся по сторонам.
«Совершенно ничего достойного внимания не наблюдается», — уныло доложил внутренний голос. — «Сплошные леса, скалы, реки да озёра. Даже ни единого дымка от походного костра. Настоящая глухомань, мать её, где ещё не ступала нога цивилизованного человека…».
Холщовый двухпудовый мешок был по самую завязку заполнен ржаной мукой, что было просто отлично.
«Надо же, столько этот мешок полетал по воздуху, завис на высоком дереве, потом пролетел вниз порядка двадцати пяти метров и при этом нигде не порвался», — подметил внутренний голос. — «Не иначе, тут не обошлось без Высших сил…. Ты как, братец, всё ещё неверующий? Даже после того, что с тобой произошло за последние восемнадцать лет? Ну, ты даёшь, блин! А я уже стал сомневаться иногда — относительно отсутствия Бога…».
В тюке же, обтянутом старыми лосиными шкурами, обнаружились самые разные зимние и демисезонные вещи: подштанники с начёсом, тёплые фуфайки, меховые безрукавки, байховая ткань для портянок, английские шерстяные носки, два стандартных офицерских плаща. А ещё в тюк, видимо, совершенно случайно, попал фамильный флаг князей Меньшиковых: чёрная, очень элегантная и златоглазая кошка — на фоне утренний зари.
«А, что? Флаг — очень полезная штука!», — то ли в шутку, то ли всерьёз высказался внутренний голос, не всегда понятный до конца. — «Если даже придётся помирать от голода, то можно будет — на худой конец — вывесить на какомнибудь высоком дереве этот гордый флаг. Мол, умираем, но не сдаёмся!».
Он закрепил тюк с тёплой одеждой у себя за спиной, а мешок с мукой взял в руки — наподобие завёрнутого в одеяло младенца. Конечно, так передвигаться было крайне неудобно. Но не два же рейса делать, бездарно теряя время? Тем более что солнце уже медленно двинулось к горизонту, приближался вечер, а ведь ещё надо было подумать и о костре…
Первым делом Егор сбросил рядом с палаткой ношу, немного отдышался и вволю напился из хрустальночистого родника. После этого он разобрал подзорную трубу и — с помощью мощной линзы, лучей предзакатного солнца и сухого мха — сноровисто развёл костёр.
Его соратники тоже не остались без улова. УховыБезуховы принесли с собой куль из рогожи, в котором лежали мятый медный казанок и бронзовая сковорода на длинной дубовой ручке.
— Представляешь, командир, этот рогожный куль Вупи нашла! — восторгался Иван. — Прибежала откудато, нам с Айной руки и лица обслюнявила на радостях. Потом побегала кругами, воздух понюхала, остановилась возле соснового выворотня и давай рычать да повизгивать. Мы сначала подумали, что за корягой прячется жирный барсук, а потом Айна засомневалась…. Короче говоря, я коряжину отворотил в сторону, и нашёл там куль с посудой.
Плотники, усталые и вымазанные в грязи с головы до ног, принесли с собой полутора пудовый, вымазанный в грязи, но совершенно целый бочонок с солёной икрой нерки.
— Вот, барин, только один бочонок нашли! — смущённо доложил Епифан. — И ничего более. А уж как искали, весь речной берег изрыли, даже крупные валуны переворачивали…
— И за икру — спасибо! — скупо похвалил крепостных Егор. — Отдыхайте, мойтесь, чините и укрепляйте палатку. Мы же с господами Уховыми определимся на ночлег в индейском вигваме.
На ужин Егор наготовил целую гору ржаных тёмнокоричневых блинов, а в медном казанке заварил листья Иванчая, добавив несколько пригоршней переспелой малины и не до конца поспевшей брусники. Айна за это время смастерила из бересты, надранной Иваном со ствола ближайшей берёзы, шесть прямоугольных стаканчиков, которые почти не протекали.
Во время позднего ужина никто из путешественников на отсутствие аппетита не жаловался.
— Как всё удачно сложилось! — сообщил УховБезухов. — Блины были совершенно пресные. Но если в них заворачивать солёную икру нерки, то получается просто божественно! Спасибо, Александр Данилович! Каждый день готов питаться такой вкуснятиной!
— Не торопился бы ты, подполковник, со скоропалительными обещаниями! — невесело усмехнувшись, посоветовал Егор. — Наши верные соратники — во главе с адмиралом Людвигом Лаудрупом — подойдут только недели через дветри. За это время тебе от блинов с икрой уже будет, извини, подташнивать! Больше у нас ничего нет…
— Совсем ничего?
— Можно будет какнибудь сварить грибной супчик, используя вместо соли ту же рыбью икру. Можно наловить свежей рыбы, благо в полях моей треуголки имеются ещё два рыболовных крючка…
Егор потерянно замолчал на полуслове и машинально поднёс ладонь правой руке к голове.
«Надо же, шляпато — на месте!», — удивлённо оповестил внутренний голос. — «Да, местное торнадо — та ещё штуковина: тяжеленный пистолет вытащило изза пояса, а разношенную треуголку не тронуло…».
Вскоре он поднялся на ноги и объявил:
— Всё, дорогие соратники, ложимся спать! Выплываем завтра на рассвете, до Клондайка совсем уже недалеко…
Шлюпка уверенно продвигалась вдоль правого берега Юкона, метрах в двадцатитридцати от берега. Егор поморщился, зло сплюнул за борт и поделился с Ванькой Уховым своим недовольством: