Алые губки – мягкий дурман
Шрифт:
Дом, в котором жил интересующий меня уголовник, был очень похож на ветхую лачугу в заброшенной деревеньке и никак не вписывался в ряд аккуратных особняков, располагавшихся на этой стороне улицы. Я поправила тяжелую сумку, оттягивающую плечо, и тут из деревянного туалета, находящегося рядом с покосившимся забором, вышел Папин-Сибиряк. Я его узнала сразу, но вот сама надеялась на то, что он меня не признает.
— Вам чего, дамочка? — спросил хозяин лачуги.
— Я проверяю показания электросчетчика, — мгновенно нашлась я.
— Проходите, — без эмоций ответил верзила и открыл скрипучую калитку.
Я зашла в палисадник,
— Нос, перестань, дамочка пришла по делу, — сказал хозяин, и дворняжка замолчала.
В отличие от бультерьера по кличке Лорд, этот беспородный пес показался мне таким умным и милым, что даже захотелось Носа погладить.
Дверь в сени была открыта, Папин-Сибиряк галантно пропустил меня вперед, а когда я зашла внутрь, он вдруг резко дернул меня за руку.
— Вот, счетчик-то здесь, в сенях!
У меня отлегло от сердца — я-то подумала совсем о другом и едва не выдала себя.
— А где книжка? — спросила я, всматриваясь в цифры на счетчике.
— Сейчас, — ответил Папин-Сибиряк, открыл дверь в комнату, перешагнул через порог и стал рыться на полке недалеко от двери.
Он стоял ко мне спиной, и я моментально определилась, как поступить. Я тоже перешагнула через порог, бегло оглядела пустую комнату, убедилась, что Папин-Сибиряк живет здесь один, достала из сумки пистолет и приставила его к пояснице верзилы.
— Так, если хочешь остаться живым, будешь отвечать на мои вопросы, — тихо, но внятно проговорила я и подтолкнула его дулом пистолета.
— Не понял, — ответил Папин-Сибиряк. — Ты кто?
— Еще одно слово не по теме, и ты — труп! Понял? — чуть громче сказала я.
— Да, — пробурчал хозяин лачуги.
— Какую начинку зашивают в диваны? — начала я с самого главного для себя вопроса.
— Не знаю, о чем ты.
— О диванах фабрики «Нинель».
— Правда, не знаю.
— А зачем в понедельник вечером ты и твой рыжий дружок связали человека в его же собственной квартире и вкололи ему снотворное?
— Не знаю.
— Зато я знаю. Для того, чтобы твоя жизнь быстрее закончилась. У меня пистолет с глушителем, никто не услышит, как я выстрелю. Похоронить-то тебя есть кому?
— Я не знаю, зачем мы это сделали. Васька Рыжий попросил подсобить. А зачем, я не в курсах.
— А развязывать его вы вместе собирались?
— Да, Васька Рыжий меня и об этом просил.
— Когда вы с ним встречаетесь и где?
— Здесь, он должен за мной заехать, — как-то неуверенно сказал Папин-Сибиряк.
— Когда?
— Не знаю. Сказал, жди весь день дома.
— А где можно найти Ваську Рыжего?
— Не знаю, у него мобила.
— Номер!
— На память не знаю, больно длинный, он у меня записан, там… — Папин-Сибиряк мотнул головой к другой стене комнаты, а потом вдруг брякнул: — Вспомнил!
— Говори номер, придурок. То он помнит, то не помнит, — разозлилась я.
— Я не номер вспомнил, а тебя… Ты — частная детективша, да?
Такой поворот событий никак не входил в мои планы. Я надеялась, что Папин-Сибиряк меня все-таки не узнает. После того расследования прошло много времени, я изменила прическу и даже цвет волос, к тому же на мне сейчас были
— Отвечай только на мои вопросы, — сказала я и снова подтолкнула уголовника дулом пистолета.
— Хорошо, раз ты не из милиции, я отвечу. Не Васька Рыжий ко мне прийти должен, а я к нему… в три часа.
— Врешь опять?
— Нет, истинная правда. Я завязать хочу. Мой папаня на зоне откинулся, а я жить хочу и умереть в старости по-человечески. А Васька Рыжий вцепился в меня клещами и завязать не дает.
— Не верю! — настойчиво повторила я. — Снотворное тому человеку ты самолично вкалывал, и Васька Рыжий тебя не заставлял из-под палки это делать. Так что не тяни резину, выкладывай все как есть. Если ты надеешься, что сюда кто-то пожалует и спасет тебя, то ошибаешься. За домом следят мои люди, и если они увидят, что гости к тебе направляются, остановят их…
Я сочиняла на ходу малоправдоподобную историю, но другого выхода у меня просто не было. Визит к Папину-Сибиряку был почти спонтанным, совсем непродуманным и неподготовленным, и я не узнавала сама себя. В этом деле я, кажется, переоценивала свои возможности. Огромный детина, к спине которого был приставлен заряженный пистолет, правда, на предохранителе, не спешил колоться.
— Убери пушку, я знаю, что ты не выстрелишь. Ты же слишком умная для этого. Это я дурак совершил однажды глупость, а дальше… Мой папаня хотел из меня человека сделать, — чуть не плача говорил верзила, настоящего имени которого я не помнила, а может, и не знала никогда. — Он меня в медицинский определил за большую взятку… Папаня хотел, чтобы я его грехи замаливал. Он-то двух человек на тот свет отправил, а скольких здоровья лишил, сам не помнил. А я должен был, по его мнению, лечить людей. Короче, умею я уколы делать, научили в институте. А Васька не умеет, он даже на героин перейти не может, шприца боится…
— Так он что же, наркоман? Васька-то Рыжий?
— А кто ж еще! Сейчас все наркоманы…
— Выходит, и ты тоже? — спросила я, но вовсе не из любопытства, а потому что не могла ни на что решиться и, увы, тянула время.
— Это ты так решила, но я сам не считаю себя наркоманом. Брошу! Вот завяжу со всем разом и начну новую жизнь. Папаня так этого хотел!
Я подумала о том, что кличку Папин-Сибиряк дали ему не зря — парень постоянно ссылался в своих наивных речах на папаню. Несмотря на внушительный внешний вид и уголовное прошлое, хозяин лачуги производил на меня впечатление папенькиного сыночка, нуждающегося в отцовской опеке. Моя интуиция подсказывала мне, что Папину-Сибиряку можно верить, а потому можно было убрать пистолет, тем более моя рука уже затекла от напряжения. Мне казалось, что я здесь нахожусь уже целую вечность, и все пока впустую.
— Хорошо, — сказала я и опустила руку, — иди садись в то кресло и рассказывай все, что знаешь.
Я отошла на шаг назад и, не теряя бдительности, позволила верзиле принять удобную для доверительного разговора позу. Я была уверена, что хоть что-нибудь, но он должен знать о Вахрушеве и таинственных погрузках по средам на мебельной фабрике «Нинель».
Папин-Сибиряк усиленно напрягал свои мозги, это было заметно по его озабоченной физиономии, стараясь припомнить все детали: от просьбы Васьки Рыжего помочь в одном деле до последнего стакана самогонки, выпитого, чтобы отметить удачно проведенную в понедельник операцию.