Алые крылья. Трилогия
Шрифт:
– Хочу, – в тон ему ответил Дирк, протягивая руку за бутылкой, и оба они заржали, вызвав недоуменные взгляды сидевших спереди солдат.
– Ты не представляешь, – сказал Больт, отсмеявшись, – сколько времени я потратил на поиски этой части в первый раз. Сегодня, когда Торн показал мне, куда ехать, я с трудом сдержался, чтобы не захохотать прямо у него в палатке. Это какой-то резервный пехотный полк, здесь не осталось ни одного кадрового офицера – сплошные судейские стряпчие да архитекторы пополам с лавочниками. Пьют они – это надо видеть!.. Иногда мне даже становится
– Позволь, а как же этот славный Кавалькатти? Он что же, получил майорский чин в запасе?
– А, Кавалькатти – это отдельная история. Он наслушался речей любимого дуче и пошел в армию добровольно, еще в тридцать восьмом. Пехотные части всегда испытывают нехватку таких дегенератов, и он сделал замечательную карьеру: в прошлой жизни он, кажется, торговал готовой пиццей…
Дирк вытер губы и передал бутылку своему ведущему.
– Вино, в общем-то, ничего, хотя, конечно, Франция меня в этом отношении избаловала.
– Завидую, – понимающе кивнул Больт. – Наверное, для тебя это назначение – небольшая трагедия?
– Как тебе сказать. Если Медведь считает, что я нужнее здесь, чем там, – пусть так и будет. Я не могу назвать себя человеком, страдающим из-за чрезмерных служебных неудобств. Тем более на войне.
– Счастливчик. Я иногда завидую вам, настоящей военной косточке: для вас все просто – приказ получен и, следовательно, должен быть выполнен. А я вот страдаю излишней мнительностью. И слишком часто вздыхаю.
– А кто тебе сказал, что это плохо?
Больт поперхнулся воздухом и несколько секунд смотрел на Дирка с искренним недоумением. Винкельхок ободряюще улыбнулся и хлопнул гауптмана по плечу:
– Если все люди вдруг станут одинаковыми – неважно, одинаково хорошими или одинаково плохими, – представь себе, в какую скуку превратится весь этот мир?..
Больт задумчиво хмыкнул и поджал губы. Дирк понял – гауптман не желает начинать в присутствии солдат долгую дискуссию. Язык у него, конечно же, чесался, но болтать на философские темы ему сейчас не хотелось.
Винкельхок поглядел на уснувшего Шпенглера и решил последовать его примеру. Тряска ему не мешала.
…«Хорьх» вернулся в полк незадолго до заката. Больт сдал слегка протрезвевшего фельдфебеля в санчасть и лично отправился на доклад к командиру. Дирк тем временем неторопливо умылся у колонки, несколькими раздраженными хлопками отряхнул с себя бесконечную пыль и двинулся в свою палатку. До ужина оставалось меньше часа.
Он успел лишь сменить насквозь пропыленную рубашку на чистую и растянуться в койке, как брезентовый полог отогнулся и в палатку неслышно проник Больт.
– Ужинать не пойдем, – сообщил он, подмигивая, – мой денщик принесет харчи прямо ко мне. Ты не забыл о своем обещании?
Винкельхок рассмеялся и нырнул под парусиновую койку за своим чемоданом.
– А если утром придется лететь? – спросил он, уродуясь с непослушным замком.
– У меня похмелья не бывает, – гордо ответил Больт. – К тому же я не собираюсь допиваться до потери человеческого облика.
Дирк одобрительно хихикнул и выпрямился,
– Ого, – восхитился тот, – сто лет не пробовал такого счастья. Когда-то, в студенческие времена, у меня был приятель, член нашей корпорации [16] , у которого, в свою очередь, был дядюшка во Франции. Иногда старик присылал ему поистине удивительные вещи. Студенты-гуманитарии, знаешь ли, всегда были редкими пьяницами.
– Угу, – кивнул Винкельхок. – Больше вас, пожалуй, пили только богословы. Сталкивался я с этой публикой.
16
Имеется в виду студенческая корпорация, в германских университетах того времени явление почти обязательное.
– Идем, – прошипел Больт с видом опытного заговорщика.
Дирк поймал его за шиворот на самом выходе.
– А коллеги не обидятся, что мы с тобой пьем без них?
– Спятил? – искренне удивился гауптман. – Да если Торн узнает…
– Ничего не будет, – уверенно махнул рукой Дирк, пряча бутылку под рубашкой. – Это я тебе говорю точно. Медведь сам крепко грешит. Он ведь начинал службу в кавалерии, а там… понятно, в общем, да?
Чуть высунув от нетерпения язык, Больт провел Дирка между палатками и гостеприимно откинул брезент на входе в свое жилище:
– Прошу.
На желтом ящике с итальянскими надписями, который служил командиру эскадрильи столом, уже ждали хозяев алюминиевые судки с ужином. Больт приподнял одну из крышек, понюхал.
– Опять рыба с макаронами, а!.. Ты посмотри на этих сволочей… Что-то мне слабо верится, что им на самом деле нечем нас кормить. У вас во Франции, наверное, было не в пример лучше?
– Н-да, шоколад, по крайней мере, доходил до нас почти всегда. Иногда даже фрукты бывали. Вообще, я слышал, что крепко кормят одних только подводников – сюда я плыл с одним парнем из Дориана [17] , так он рассказывал интересные вещи. Папаша Дениц для своих ничего не жалеет.
17
Дориан – город на атлантическом побережье Франции, в начале сороковых годов – крупнейшая база германских подводных лодок.
– Значит, им можно позавидовать. Нам скудость меню объясняют трудностями в снабжении, да еще и добавляют при этом – радуйтесь, парни, что хоть горючее вам доставляем.
Порывшись в истрепанном сундучке, Больт извлек на свет божий пару старинных бокалов, озабоченно подул в каждый из них и выпрямился – в глазах светилось нетерпение пьяницы:
– Ну, начинаем!
Дирк негромко рассмеялся. Поспешность при питии французского коньяка представлялась ему святотатством. Он удобно устроился в складном парусиновом креслице, понюхал содержимое своего судка и принялся распечатывать вожделенную бутылку – не спеша с чувством и достоинством. Больт, беспокойно облизываясь, не сводил глаз с его пальцев.