Алые крылья. Трилогия
Шрифт:
– А почему они вообще удрали с борта?
– А спроси… дотянули до самой планеты, перерезали всех ненужных свидетелей, – и вдруг попрыгали в эвакоботы и дали по газам. Какого черта? Кто их мог испугать?
Деметриос фыркнул.
– Тут полно леггах, – напомнил он, – это нейтральная территория, здесь нет ни одного патруля – ни имперского, ни чьего-либо еще.
– Ну вот, – засмеялся Хикки, – логика у тебя прямо-таки непробиваемая. Отчего ж тогда эти хреновы жабы не стали трогать корабль? Что, боеприпасов пожалели?
Марк Деметриос
– Ложись спать, – предложил он, – я пока покараулю на входе. Потом, через четыре часа, подниму тебя. Дашь мне свою пушку?
– Давай лучше я первый, – ответил Хикки. – Пока еще мне неохота спать, зато потом… ты же знаешь, у меня дурацкая реакция на стресс.
– Знаю, – кивнул Деметриос. – Ладно, тогда сиди. И учти: здесь нужно стрелять во все, что шевелится. Во все!.. чертов мир.
Забрав с собой тарелки, контрабандист удалился вглубь пешеры, и Хикки остался один. Над его головой нависал массивный козырек из желтого камня – сдвинувшись чуть глубже, Хикки раскурил сигарету, погасил фонарь и удобно устроился на свернутой десантной палатке.
В глубочайшем черном небе висел незнакомый ему узор созвездий, над горизонтом тускло светился большой желтый диск единственного спутника планеты. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь слабым стоном ветра да шелестом ветвей. Хикки задрал голову, разглядывая звезды, но быстро понял, что отсюда он не разберется, где что.
Я неудачник, сказал он себе. Я профессиональный неудачник. За что бы я ни брался, все так или иначе приводит меня к неприятностям. Из-за ерунды я разругался со всей семьей, а ведь отец легко мог решить мои проблемы, из-за ерунды меня выперли со службы… что теперь? Теперь я подохну как последний идиот, глядя на эти чужие звезды, и никто даже не узнает, куда я, собственно подевался.
За его спиной мягко зашуршал песок. Хикки приподнялся и оглянулся: то была Ирэн, запахнутая в десантный бушлат с капюшоном. Она молча опустилась рядом с Хикки и положила голову ему на плечо.
– О чем ты думаешь?
– О том, – усмехнулся Хикки, – как мне не везет в этой проклятой жизни. И еще об этих проклятых звездах, которые так манили меня с детства.
– Меня тоже…
– … ну, вот мы и доигрались в звездолетики. На этой планете творится что-то непонятное, и я думаю, у нас маловато шансов убраться отсюда живыми.
Она подняло голову, и глаза влажно блеснули в мертвом свете луны:
– Я думала, женщин принято подбадривать, а ты…
– Да на кой черт. Ты сама все понимаешь. Из такого расклада не вылезет никакой герой. Разве что Дед… но где он?
– Твой дед?
Хикки тихо рассмеялся.
– Нет, не мой. Просто есть такой человек – дед… он старый, но, кажется, всесильный. Настоящий супермен из старой жизни, теперь таких не выводят. Не спрашивай, кто он – даже умирая, я не стану об этом болтать. Так вот Дед, пожалуй, вылез бы. А я…
– А ты – хуже?
– Я?!
Хикки устало опустил плечи. Перед его глазами появилось сухое скуластое лицо в обрамлении длинных пепельно-седых волос: тонкие, презрительно поджатые губы, сверлящий взгляд давно выцветших глаз. Сама мысль о том, чтобы поставить себя на одну доску с Дедом, показалась ему святотатством.
– Дед, – твердо сказал он, – это маг, это лучший солдат во Вселенной… спи, Дылда, и пусть тебе приснится, как он вытаскивает нас из этого дерьма.
– Мы потратили на анализ целую кучу времени. Флаг-майор Кришталь – а я, вы знаете, ему доверяю – считает, что две десятки и сто семьдесят семь в игреке, это единственный реальный вариант.
Абонент Лоссберга раздраженно вздохнул.
– Да, я понимаю тебя… но это уже слишком.
Полковник молчал. Он догадывался, что тот, с кем он говорит, знает гораздо больше чем он сам. И если уж он считает, что поворот на Эрилак – это слишком, значит, так оно и есть. Но в то же время Лоссберг знал и другое: логика Сэмми Кришталя безукоризненна. Несколько часов они гоняли все возможные и невозможные варианты, после чего Лоссберг решился на экстренный вызов по закрытой линии связи. И вот теперь ему говорили, что этого не может быть!
– Я жду ваших приказаний, – негромко произнес он, чтобы нарушить затянувшуюся тишину.
– Для тебя Эрилак – это не менее пятидесяти часов, – скрипнул ответ.
– Совершенно верно. Даже для меня.
Снова короткий вздох.
– Я свяжусь с тобой в ближайшее время. Начинай считать курс.
Лоссберг провернулся вместе с креслом и откинул прозрачный колпак, закрывавший клавишу сирены боевой тревоги. Внутренности корабля прорезал истошный рев; морщась, полковник врубил интерком.
– Внимание по экипажу, – проговорил он и зашарил в карманах комбинезона, отыскивая сигареты.
– Почтительно, – пискнул кто-то.
– Зубы вышибу, – Лоссберг был серьезен. – Мы идем на нейтральную территорию. Вероятность огневого контакта с противником – восемьдесят процентов. Старшему артиллерийскому офицеру провести учебные стрельбы, инженерам и техникам проверить боеготовность огневых систем. Службе наблюдения и связи – готовность один на все время миссии. К старту!
В полутемных лабиринтах «Оффенрора» началось шевеление. Заспанные люди, кое-как ополоснув лица, поспешно застегивали на себе комбинезоны и вылетали в коридоры, спеша занять места по боевому расписанию. Пальцы вахтенных пилотов стремительно скользили по ожившему ходовому пульту, готовясь к запуску чудовищных двигателей линкора, в бортовых башнях побросала карты дежурная смена комендоров – включив запыленные стойки, они начали обязательный в таких случаях тест. Лоссберг пружинисто выбрался из кресла, оправил на себе пояс и покинул свою просторную рубку, где полированное дерево соседствовало с тисненой кожей, а ободки дисплеев отливали золотом.