Алые паруса бабушки Ассоль
Шрифт:
– Как там у Готланда? – слегка гнусавя, поинтересовался он. – Говорят, он миллионер. Богато живет?
– Живет по-стариковски. Сам – как засушенная саранча, сидит в инвалидном кресле. Одинокий и жалкий.
– И что он – узнал тебя?
– Не то слово. Узнал. Посмотрел на родинку, спросил дату рождения, группу крови и отчество мамы.
– Ну да, ну да, – забормотал адвокат. – Деловой человек. Странно, что не потребовал мазок на анализ ДНК.
– Пап, почему ты мне не сказал, что Атила умер?
– Я
Кортик отвернулся к окну и молчал.
– Отпусти его, сынок, – попросил адвокат, накрыв своей ладонью ладонь сына.
– Отпустил. Попробуй тут не отпусти, когда бабушка такое вытворяет! Знаешь, что они устроили?!
– Я вижу финал: она тебя вылечила, а я не верил. – Адвокат вытер слезы – для Кортика это обычное дело в его присутствии.
– Раз уж мы так хорошо поговорили, – перешел сын к делу, – помоги мне оформить несколько сделок. Я еще несовершеннолетний, бабушка Соль сказала, что это придется делать через опекуна. Будешь моим опекуном и поверенным в делах?
– Что?.. – не понял плачущий отец.
– Атила написал завещание, и теперь дом дяди Мони в Англии переходит ко мне. Его нужно продать, чтобы купить подъемный кран. Я скажу, где. Это сложно – заброшенная строительная площадка в центре Москвы. Пап! – окликнул он застывшего адвоката.
– А-а-а?..
– Это срочно. Пока сводная сестра матушки Зинаиды не вывезла всех в Одессу.
– Кого?.. – не мог прийти в себя адвокат. – Почему – в Одессу?
– Иммануил Швабер и его племянница Зинаида родились в Одессе. Насчет второй жены дяди Мони я точно не знаю, но уцелевшая после катастрофы родственница хочет увезти всех на родину и там похоронить.
– Это… тот самый кран, на который Ассоль Ландер затащила подзорную трубу? – простонал адвокат.
– Пап, ну успокойся. Да, этот тот самый кран. Знаешь, зачем она ее туда тащила?
– За…за-зачем?
– В лечебных целях. Понимаешь? Для моего выздоровления. Она хотела, чтобы Атила остался жить на этом кране, он был совсем не против, но – только с подзорной трубой.
– А где он теперь? – поинтересовался адвокат.
– Кран?
– Нет. Атила – он где сейчас? Ты сказал – утонул.
– Утонул, – кивнул Кортик. – Там ведь как получилось – или он, или я. В результате я выплыл, а он утонул.
– Я не понимаю, – простонал адвокат, – если он утонул, зачем ему теперь подводный кран?
– Не подводный, а подъемный. Папа, ты в порядке? Атила умер после автокатастрофы. Ты сам говорил, помнишь?
– Ну да… – неуверенно кивнул адвокат.
– Теперь он может умирать сколько угодно, но жить-то ему где-то надо?
– Да?..
– В смысле, я от него освободился, но Атиле нужен подъемный кран. Пап!
– А-а-а?.. – дернулся адвокат.
– Я умею водить.
– Кого?..
– Я умею водить машину. С десяти лет. Меня научил шофер.
– Прекрасно…
– Не хочется ночевать на портовой автостоянке. Перебирайся назад, я сяду за руль.
– Спасибо, сынок…
Кортик пришел, как только приехал в Москву. Пришел, стал под кран и молчит. Я тоже решил не спускаться, раз он меня не зовет. Поговорили на расстоянии. Я, естественно, первым делом спросил, как Ассоль Ландер.
– Плачет по тебе и днем и ночью, – ответил Кортик и вдруг предложил: – Может, тебя кремировать?
– Зачем это?
– Кремирую и потом затащу твой прах в горшке на кран. Я теперь каждый день отжимаюсь. Уже могу на одной руке.
– Не парься – это не имеет значения. Я буду жить здесь, куда бы Люцита ни утащила мое тело. Пока в кабину не сядет живой человек. Поспеши с покупкой крана.
– Ладно.
Мы помолчали. Долго. Потом вдруг Кортик тихо так, почти шепотом, говорит:
– Ты думаешь то же, что и я? О бриллиантах?
– Конечно! – громко объявил я. – Как же иначе – мы одно целое.
– Нет, мы уже не одно целое.
– Но ведь мы думаем одно и то же. Спорим? Ты подумал, что знаешь, куда Кох-таксидермист засунул бриллианты своего отца. Так?
– Ну, так… – нехотя согласился Кортик.
– Еще ты подумал – на кой черт он вставил чучелу Улисса вместо глаз эти камни? Потом всплыло слово – «маркировка».
– Все так, – кивнул Кортик.
– Вот видишь! Зачем он засунул камни в чучело нашего пуделя, ты тоже знаешь?
– Чтобы вывезти их вместе с коллекцией своих чучел.
– Значит, мы – вместе? – подвел я итог.
– Нет, Атила. У меня есть обязательства перед тобой, но мы не вместе. Знаешь, что я напишу на этом кране, когда его куплю? На металлической табличке, большими буквами?
– Что?
– «Здесь живет Атила Швабер – самый умный дилетант».
– Неплохая эпитафия, но почему это – дилетант?
– Атила, ты ведь много знаешь, но ничего не умеешь. А я много чего умею, хоть знаю меньше твоего.
В этом месте нашей дружеской беседы я честно предупредил Кортика:
– Посмей только намекнуть, что я не умею целоваться, и будешь следующие две недели ходить с фингалом под левым глазом!
Мы еще помолчали, успокаиваясь. Потом Кортик говорит:
– Я буду к тебе приходить.
– Конечно, будешь! Куда ты денешься.
– Я буду приходить сам. По своей воле.
– По своей, по своей, – успокоил я Кортика.