Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Шрифт:
«Катти Сарк»
«Катти Сарк» – наиболее известный и единственный сохранившийся трехмачтовый чайный клипер. Был спущен на воду 23 ноября 1869 года в шотландском городе Дамбартон. «Катти Сарк» в переводе с шотландского означает «Короткая рубашка». Так звали легендарную шотландскую ведьму. Судно использовалось для перевозки чая из Китая в Лондон. В 1895 году продано португальской компании, получив новое название – «Феррейра». Потом судно еще несколько раз перепродавали и перестраивали, пока
Виски «Катти Сарк»
«Томас У. Лоусон»
Самая большая в мире шхуна «Томас У. Лоусон» была построена в США в 1902 году. Названа в честь американского бизнесмена и писателя Томаса Лоусона. Имела рекордное число мачт – семь. Парусник благополучно курсировал с сыпучими грузами между США и Канадой более пяти лет. А 19 ноября 1907 года он отправился из Филадельфии в свой первый и последний рейс через Атлантику с полными трюмами бочек с нефтепродуктами. Судно попало в сильнейший шторм и налетело на прибрежные скалы у берегов Англии. Погибло семнадцать человек из девятнадцати членов экипажа.
«Кон-Тики»
«Кон-Тики» – плот из бальсовых бревен под парусом, на которых Тур Хейердал и пять его спутников совершили путешествие в 1947 году по маршруту миграции из Южной Америке предполагаемых предков полинезийцев (согласно теории Хейердала).
Плот состоял из девяти бальсовых бревен длиной от 10 до 14 метров, сложенных так, что у плота был острый нос. «Кон-Тики» был оснащен прямоугольным парусом и соответствовал конструкции плотов, на которых инки совершали океанские путешествия. Назван был плот в честь легендарного героя полинезийских сказаний, который с группой единоплеменников основал поселения на островах Полинезии.
Экипаж «Кон-Тики». Слева направо: Кнут Хаугланд, Бенгт Даниельссон, Тур Хейердал, Эрик Хессельберг, Турстейн Робю и Герман Ватцингер
Схема устройства плота «Кон-Тики»
Хроники Гринландии
Остров Рено
Внимай только тому голосу, который говорит без звука.
I. Одного нет
Лейтенант стоял у штирборта клипера и задумчиво смотрел на закат. Океан могущественно дремал. Неясная черта горизонта дымилась в золотом огне красного полудиска. Полудиск этот, казавшийся огромной каплей растопленного металла, быстро всасывался океаном, протягивая от своей пылающей арки к корпусу клипера широкую, блестящую золотой чешуей полосу отражения.
Лучей становилось все меньше, они гасли, касаясь воды, по мере того, как полудиск превращался в узкий, красный сегмент. За спиной лейтенанта, упираясь в зенит, бесшумно росли тени. Тянуло холодом. Мачтовые огни фонарей засветились в черной, как тихая смола, воде рейда, и Южный Крест рассыпался на небесном бархате крупными, светлыми брильянтами. Бледная даль горизонта суживалась, и лейтенанту казалось, что он смотрит из черной коробки в едва приоткрытую ее щель. Последний луч нерешительно заколебался на горизонте, вспыхнул судорожным усилием и погас.
Лейтенант закурил сигаретку, тщательно застегнул китель и повернулся к острову. Ночь скрадывала расстояние; черная громада берега казалась совсем близкой; клипер словно прильнул бортом к невидимым в темноте скалам, хотя судно находилось от земли на расстоянии по крайней мере одного кабельтова. Ночной ветер тянул с берега пряной духотой и сыростью береговой чащи; там было все тихо, и хотелось верить, что остров населен тысячами неизвестных, хитрых врагов, следящих из темноты за судном, чтобы, выбрав удобную минуту, напасть на него, перебить экипаж и огласить воем радости тишину моря.
Лейтенант представил себе порядочную толпу дикарей, штук в двести, мысленно угостил их двойным зарядом картечи и пожалел, что вместо пиратов остров населен таким количеством обезьян, какого было бы вполне достаточно для всех европейских зверинцев. Военное оружие по необходимости должно миновать их. Нет даже захудалого разбойника, способного убить кого-нибудь из пятерых матросов, посланных три часа тому назад за водой. И действительно, шлюпка долго не возвращается. Кабаков здесь нет, а устье реки совсем близко у этого берега.
– В самом деле, – пробормотал лейтенант, – парни не торопятся.
Океан слабо вздыхал. Тяжелые, увесистые шаги приблизились к офицеру и замерли перед ним сутулой, черной фигурой боцмана. Слабое мерцание фонаря осветило морщинистое лицо с тонкими бритыми губами. Боцман глухо откашлялся и сказал:
– Наши не возвращаются.
– Да; и вам следовало бы знать об этом больше, чем мне, – сухо сказал офицер. – Четыре часа; как вам это нравится, господин боцман?
Боцман рассеянно пожевал губами, сплюнул жвачку. Он был того мнения, что волноваться раньше времени не следует никогда. Лейтенант нетерпеливо спросил:
– Так что же?
– Приедут, – сказал боцман, – ночевать на берегу они не останутся. Там нет женщин.
– Нет женщин, чудесно, но они могли утонуть.
– Пять человек, господин лейтенант?
– Хотя бы и пять. Не забывайте также, что здесь есть звери.
– Пять ружей, – пробормотал боцман, – это шутки для зверей… плохие шутки… да…
Он повернул голову и стал прислушиваться. Лицо его как бы говорило: «Неужели? Да… в самом деле… возможно… может быть…»
Тени штагов и вант перекрещивались на палубе черными полосами. За бортом темнела вода. Непроницаемый мрак скрывал пространство; клипер тонул в нем, затерянный, маленький, молчаливый.
– Что вы там слышите? – спросил офицер. – Лучше позаботились бы вперед отпускать не шатунов, а служак. Что?
– Весла, – кратко ответил боцман, сдвигая брови. – Вот послушайте, добавил он, помолчав. – Это ворочает Буль. А вот хлопает негодяй Рантэй. Он никогда не научится грести, господин лейтенант, будьте спокойны.
Лейтенант прислушался, но некоторое время тишина бросала ему слабое всхлипывание воды в клюзах, скрип гафеля и хриплое дыхание боцмана. Потом, скорее угадывая, чем отмечая, он воспринял отдаленное колебание воздуха, похожее на отрывистый звук падения в воду камня. Все стихло. Боцман постоял еще немного, уверенно заморгал и выпрямился.