Алые пилотки
Шрифт:
Женя Стрельцов глядел на выведенную им цифру и глазам не верил. И весь класс не верил. Чтобы какая-то тоненькая тропиночка, по которой они каждую весну бегают в школу, «съела» столько хлеба? Быть не может!
— Что-то не так, — сомневался Толя Башкин. — Вы не напутали, Пётр Иванович?
— Не напутал, ребята. Всё правильно. В прошлом году мы специально считали. Замерили все дороги и тропинки, проложенные по посевам. Знаете, сколько колхоз не добрал хлеба? Двести тонн! Будь они в амбаре, можно бы дополнительно надоить двести тысяч литров молока. Это обед на полмиллиона человек…
Когда
Кто полем пройдёт — килограмм хлеба украдёт.
Увижу — ноги оторву!!!
И знаете, Жениной шутке никто не смеялся. Более того, когда на следующем уроке учительница хотела стереть надпись, весь класс закричал:
— Не трогайте! Это наш девиз.
К вечеру девиз перекочевал с доски в коридор. На огромный плакат. Только без угрозы. Насчёт того, чтобы «отрывать ноги», Женя, конечно, переборщил.
Урок экономики ещё и то имел следствие, что вся пионерская дружина записалась в добровольную охрану колхозных полей. Дело приняло серьёзный оборот, и однажды в школу приехали сразу три представителя: инспектор районо, секретарь райкома комсомола и корреспондент газеты.
На этого корреспондента я сильно обиделся.
Дружина построилась на линейку, и представители начали говорить речи. В речах ничего нового не было, всё то же: хлеб вырастить нелегко и его надо беречь. Это мы уже знали. А не знали мы вот чего: как назвать нашу затею? Представители тоже не знали.
Инспекторша сказала:
— Пожалуй, подойдёт — «Пионерский патруль».
— Нет, что-нибудь конкретней надо, — возразил ей секретарь райкома. — Например, «Хлебный патруль».
Корреспонденту не понравилось.
— Не то. «Патруль «Хлеб-83». Это звучит!
А инспекторша — ни в какую.
— Эта мода оскомину набила: «Спорт-83», «Урожай-83», «Мебель-83»…
Они спорят, а мы молчим. Нас не спрашивают. Наконец договорились: «Патруль «Хлебное поле». Мы дружно проголосовали. Тогда начали выбирать штаб и отдельно — начальника штаба. Корреспондент взял слово.
— Ребятишки, вожака надо выбрать настоящего. Не мямлю какого-нибудь, хотя у него и пятёрок целая сумка, а отчаянного парнюгу, самого что ни есть хулиганистого…
Он, наверно, оговорился, уж больно горячий. Наверно, хотел сказать «самого боевого», а сказал «хулиганистого». Но — вылетело, не поймаешь. Ребята закричали:
— Стрельцова! Стрельцова!..
И — выбрали. Мне даже пикнуть не дали. А что хорошего? Не за какие-то заслуги возвысили, а потому, что «хулиганистей» во всей школе не нашлось. А по совести сказать, никакой я не хулиган. У меня характер такой: не люблю несправедливостей. И ещё — зазнаек, выскочек… Дашь такому тычка — и сразу крик: «Стрельцов дерётся! Хулиган!»
В общем, я обиделся на корреспондента и не хотел приступать к исполнению обязанностей. Целую неделю дулся, а потом вижу, дело хромает, никто ни за что не берётся, все ждут команды, ну и… согласился.
Так я стал начальником.
2
Пришла весна. Снег согнало рано, но тепла не было, лес не просыпался от зимней спячки, по ночам почву прихватывало заморозками.
— Нехорошая нынче весна, племяш, — сокрушался дядя Юра, когда они с Женей шли в Успенское: старший — в мастерские, младший — в школу. — Как бы нам со своим обязательством в лужу не сесть.
Опасения дяди Юры не были зряшными. В поле выехали только 23 апреля, а в обычные вёсны к этому времени успевали отсеяться.
Телегин и его трактористы ходили хмурые, ругали погоду. Настроение взрослых передавалось ребятам. Женя Стрельцов по пустякам придирался к командирам постов.
Вся дружина добровольцев была разбита на посты: сколько деревень, столько и постов. Зимой в ателье заказали алые пилотки и зелёные нарукавные повязки. Шитьё — золотой колос на пилотках и слова «Патруль «Хлебное поле» на повязках — делали девочки. Мальчикам было поручено сколачивать дощатые щиты и писать на них надписи: «Берегите хлеб — богатство колхоза», «Раз по полю пройдёшь — килограмм хлеба украдёшь». Начальнику штаба Стрельцову не нравилось то одно, то другое. Один раз он даже отстранил от работы Колю Пономарёва, командира поста в Игнатовке, за то, что тот коряво написал буквы.
— Подумаешь, — сказал Пономарёв, — всё равно вороны грамоты не понимают.
— Ещё каркнешь — сниму с командиров! — пригрозил Женя.
Рассудительный Толя Башкин уговаривал приятеля:
— Не горячись, Стрелец. Надоело ждать, вот и балуются. Скорее бы сеять выезжали, что ли.
Наконец настал долгожданный день. Вся дружина под знаменем и с барабанами направилась в поле — на первую борозду. Пять мощных «дэтэшников», каждый с пятикорпусным плугом, выстроились в ряд, уступом влево, как танки перед атакой. Секретарь колхозного парткома произнёс речь. Он напутствовал трактористов на «битву за хлеб», а ребятам сказал: «Пройдёт немного времени, вы сядете за штурвалы тракторов и комбайнов, станете хозяевами самого большого наследства — вот этой земли. А пока…»
Секретарь парткома достал из кармана двое ножниц и вручил одни Телегину, другие Стрельцову. Бригадир и начальник патруля пошли к красной ленте, которая перегораживала путь тракторам. Ножницы взблеснули на солнце, лента упала на землю, и тотчас гулко ударили пять пускачей. Потом утробно заработали моторы, трактористы вскочили в кабины, опустили плуги, и машины тронулись. Девочки запели «Ой вы, кони, вы кони стальные…», мальчики подхватили, кричали что есть мочи, а ничего не было слышно: такой стоял гул.
У Николая Алексеевича Телегина осветилось лицо.
— Есть упоение в бою! А, Стрельцов?
— Есть, товарищ Телегин! Кровь из носу, а тридцать центнеров возьмём!
— Возьмём, брат. Вырвем у царь-природы.
Бригадир завёл мотоцикл и помчался на другие поля. Теперь ему не будет ни сна, ни отдыха, покуда не отсеется. Страда остаётся страдой и в машинный век.
Приказ пришлось сочинять на уроке, другого времени не было. Сочинил и велел Ведерниковой переписать красивым почерком и повесить в коридоре, чтобы все читали и исполняли. Приказ гласил: