Алые пилотки
Шрифт:
И Женя Стрельцов, начальник штаба пионерского патруля, одетый по всей форме, направился в сельсовет выяснять «молочный вопрос».
Председатель сельсовета Ведерников сидел за столом и крутил диск телефона. В трубке часто пикало, отчего председатель сердился.
— Какой болтун висит на телефоне целых полчаса!.. А, Стрельцов! Жалоба, брат, на твою команду есть. Стариков обижаете.
Женя не решился идти к столу, присел на стул у двери.
— Нет, — сказал он председателю, — не обижаем. Мы вежливо не пускаем. А вот как
— Вот именно: как быть с молоком? — Председатель кончил вертеть диск и повернулся к посетителю. — Ты, Стрельцов, парень с головой, понимаешь государственный интерес. Давай-ка посчитаем. В личном пользовании имеется 250 коров. По тысяче литров с каждой продать ничего не стоит. Двести пятьдесят тонн! Цифра, а! А закроете тропинки — половина отпадёт. Свиньям скормят. Разве это дело?
— Не дело, — согласился Женя. — Только денежки за молоко в свой карман кладут, а хлеб топчут колхозный. Я пришёл спросить, что делать?
Председатель сельсовета Иван Николаевич Ведерников насупился: он не любил упрямых посетителей, они отрывали от дела.
— Ишь ты какой учёный. «В свой карман»… Конечно, в свой, в чей же ещё? Но молоко-то государству идёт, народу. Ты, поди, в курсе, что район второй год валит план по молоку.
Женя не был в курсе «молочных проблем», он стоял на своём.
— Я не шибко учёный. Вот Пётр Иванович Горбачёв — учёный. Он нам толковал, сколько хлеба затоптали.
— Знаю, о чём Горбачёв может толковать. Для него выгода — бог. Молиться готов на выгоду. Вызвали бы твоего Горбачёва разок в район да сняли стружку за молоко, как с нас снимают… А, что тебе говорить, мало ты каши ел. В общем так: молоконосы пускай ходят, много не затопчут.
Женя даже привстал, так ему странно было слышать слова председателя.
— Ага, молоконосы пускай ходят, в магазин пускай ходят, в сельсовет пускай ходят… Я товарищу Телегину доложу, что вы дали такой приказ.
— Плохо ты воспитан, Стрельцов. Не умеешь со взрослыми разговаривать. Иди.
Не в духе был председатель сельсовета, потому и сказал так. А это ведь неправда, Женя разговаривал культурно и вежливо.
И вообще все кузьминские в этом отношении воспитанные ребята. Они, например, со взрослыми всегда первыми здороваются и не только со своими однодеревенцами, а со всеми, кто бы ни встретился. В клубе, когда случается кино смотреть, не лезут сломя голову вперёд, чтобы поскорее да получше места занять. Усядутся взрослые, а тогда уж ребята заходят.
Как-то в райцентре слёт пионеров был. Ветераны войны выступали, знатные колхозники, рабочие. Потом в летнем саду большой концерт показывали. Городские ребята живо скамейки позанимали, а пионеры Успенской школы стоят в сторонке, ждут своей очереди. Пожилой мужчина — орденов у него полная грудь — подошёл к нам и спрашивает:
— Что же вы такие несмелые? Наверно, из деревни?
— А что хорошего наперёд старших лезть, — сказал Толя Башкин.
— Вон в чём дело! — удивился ветеран, — Похвально, похвально…
Плохо, конечно, когда вежливость за несмелость принимают, но если настойчивость путают с невоспитанностью, тоже несладко. Не от безделья же явился в Совет Женя Стрельцов, не лично для себя просить чего-то пришёл, он пришёл как начальник штаба, то есть лицо официальное, а поэтому обязан быть настойчивым.
Женя не ушёл, остался сидеть, как и сидел. А чтобы не было скучно, принялся разглядывать плакаты на стене. На одном плакате говорилось, что при утечке газа надо звонить по «04», на другом сулили «Москвич», если купишь билет лотереи ДОСААФ, а на третьем…
Женя глазам не поверил, пока не прочитал подпись под фотографией: «Победитель в областном соревновании пастух-двухтысячник Н. С. Стрельцов».
На плакате были и другие портреты и целый столбец фамилий, но первым значился Женин отец. Против его фамилии стояла цифра «2085». Столько литров молока дала за лето каждая корова в стаде, которое он пасёт.
«Интересно, — думал Женя, — почему он дома не сказал, что на плакате напечатан? Может, не узнал себя? Он тут не очень похожий: в белой рубахе с галстуком, важный, будто начальник какой».
Между тем у Жениного отца важности и в помине нет. Он простой, обыкновенный человек. Сердиться совсем не умеет. Хотя иногда не мешало бы и построжить сына, у которого оценка по поведению частенько бывает сниженная.
Однажды пришёл Женя из школы и говорит:
— Пап, тебя учительница вызывает.
— Зачем?
— Ну там… ерунда одна… баловались.
— Так что, уши надрать? От этого ума не прибавится. Кабы ты понимал, что отца с матерью позоришь… Да где тебе понять.
Сказал, на том и кончилось. А Женя половину ночи не спал, постигал одно деревенское правило. В Кузьминках, когда хотят похвалить кого-нибудь, говорят: «Весь в отца». Как будто других слов не знают. А разве обязательно быть похожим на кого-то? Разве нельзя быть самому по себе?
Получается, что нельзя. Конечно, стать таким, как отец, неплохо. При встречах с ним шапку снимают, на собраниях в президиум выбирают, в деревне, если что скажет, все слушаются. Отчего такой почёт? Работает хорошо — только и всего. Так и все работают, в Кузьминках лодыря не найдёшь. А вот же говорят: «Все Стрельцовы в родителя». Это, значит, в деда. А деда Женя никогда не видел, он на войне погиб. Интересно получается, человека давно нет, а его все помнят, и мало того, что помнят, — сыновей и внуков по нему оценивают.
За одну ночь, конечно, Женя не постиг этой народной мудрости, но кое-что всё-таки понял, и с месяц поведение его было примерным. А потом забылся — и опять замечание в дневнике.
— Умнеешь, но медленно, — говорил отец. — В твои годы надо бы поскорей.
Такой вот у Жени отец, добрый и уважаемый человек, а по портрету этого не скажешь. На портрете он сильно важный. Наверно, плохой фотограф снимал.
Жене хотелось стащить плакат со стены. Ну зачем он тут повешен? Один товарищ Ведерников и любуется. Кто зайдёт по делу, тому не до плакатов, выяснил, что нужно, и пошёл. Плакаты надо вывешивать в людных местах, чтобы все читали и пример брали с победителей.