Алый флаг Аквилонии. Железные люди

Поход «Медузы» к краю земли продолжался ровно три недели и один день. После Гибралтара погода была в основном милостива к путешествующим. До самого Крита дули попутные западные и юго-западные ветры, колеблясь от фордевинда (прямо в корму) до полного правого бакштага (чуть сбоку). На этом участке «Медуза» только один раз подошла близко к африканскому берегу и ненадолго встала на якорь, чтобы высадить там бывшего господина Мергенова. Этот человек не пожелал жить по законам Аквилониии, и не получилось

из него кающегося грешника (ибо он ни в чем не изменил своих убеждений), а потому решением Совета Вождей он был изгнан без права возвращения. Провожал изгнанника Сергей-младший, бросив тому на прощание стальной нож и кремень с огнивом. Если он будет умен, с таким капиталом сможет присоединиться к одному из местных кланов, обитающих в этом благословенном краю, напоминающем Черноморское побережье Кавказа нашего времени, в противном случае побегает немного среди пальм и рощ ореховых деревьев, и помрет от какого-нибудь несчастного случая. Вот и все об этом человеке... Произошло все это двадцать первого мая перед самым входом в Сицилийский пролив.

Следующий раз «Медуза» встала на якорь вечером двадцать пятого мая, в проливе Андикитира, у западной оконечности острова Крит. Капитан Дамиано заявил, что дальше начинается Эгейское море, в котором неучтенных островов, просто не существовавших в двадцатом веке, в нем наверняка как клецок в супе, - так что с этого момента он будет двигаться только в светлое время суток от якорной стоянки у одного острова до другой такой промежуточной точки маршрута. Тем более что в разгаре новолуние - а в это время ночью не то что бурунов над отмелью, даже острова в трех шагах прямо по курсу не заметишь. Спорить никто не стал. Сергей-младший распорядился спускать шлюпку, чтобы добраться до довольно близкого берега и там немного поохотиться, ибо рыба, которую ловили прямо на ходу спиннингами из аварийного комплекта «Боинга», команде и пассажирам изрядно надоела.

В охотничью экспедицию отправились довольно многочисленная компания: во-первых, сам Сергей-младший с четырьмя женами-волчицами; во-вторых, майор Бояринцев и старший лейтенант Чемизов; в-третьих, Джино Молинари, показавший себя неплохим охотником еще во время зимнего похода в тундростепи. Впрочем, далеко на сушу охотникам углубляться не пришлось, ибо почти сразу они наткнулись на небольшое стадо... карликовых слонов. Размером эти животные были с крупного быка, но во всем остальном, не считая непропорционально большой головы, мало отличались своих гигантских1 африканских собратьев.

– Всю жизнь мечтал попробовать слонятины, - сказал Сергей-младший.
– Но берем только одно животное -и на этом все, хватит. Больше нам не съесть. Александр Яковлевич, ваш выстрел, Геннадий страхует, остальные наготове. В эти времена стоит убить крупную добычу, как тут же явится какое-нибудь наглое мурло из породы кошачьих и заявит, что ему это мясо нужнее.

Майор Бояринцев не подвел. Единственный выстрел в голову - и один из недослонов рухнул на землю, с трубным ревом суча толстыми ногами. Стадо бросилось врассыпную. И тут на опушке леса нарисовала полосатая троица кошачьих - покрупнее леопарда, помельче нормального пещерного льва - все, как и обещал Сергей-младший. Пока майор передергивал затвор «американки», по разу выстрелили лейтенант Чемизов и Джино Молинари, и оба попали. Одна дикая кошка рухнула замертво, сраженная наповал, еще одна с жалобным мяуканьем стала биться в агонии, третья же благополучно ретировалась. Подойдя поближе, лейтенант хорошенько прицелился и сделал еще один выстрел, прекращая мучения раненого зверя. И, что характерно, никто ничего не сказал о защите дикой природы от хищнических действий человека, ибо в эти времена все обстояло совсем наоборот...

Шкуры у кошачьих в конце весны плохие, облезлые, потому свежевать недольвов (точнее, недольвиц) не стали. Сергей-младший только посоветовал счастливым охотникам вырезать у них клыки, чтобы потом носить их на веревочке как ожерелье. Если Джино Молинари был уже знаком с таким обычаем, то для людей из экипажа «Антея» это было в новинку. Майору Бояринцеву в качестве утешительного приза досталась пара слоновьих бивней.

– И что я буду с ними делать, Сергей, носить на шее?
– спросил он, глядя на два чуть изогнутых предмета длиной примерно с локоть взрослого мужчины.

– Подарите кому-нибудь, Александр Яковлевич, - махнул рукой младший Прогрессор.
– Слоновья кость в нашем обществе - вещь ценная и достаточно редкая, ибо на мамонтов и на моржей мы системно не охотимся. После того, как над ними поработает мастер Валера, расчески и прочие дамские штучки из этих бивней получатся просто замечательные. Ну чем не свадебный подарок невесте?

– Хорошо, Сергей, я учту ваш совет, - сказал летчик, забирая бивни.
– Был бы подарок, а невеста найдется...

На самом деле все прекрасно знали, кому майор Бояринцев подарит вещи, изготовленные из добытых им бивней, и даже догадывались, когда это произойдет, ибо только слепой мог не заметить его регулярных встреч на шкафуте с будущей медсестрой Лидой Голубкиной. И хоть потенциальная старшая жена майора была еще очень молода (до наступления минимального брачного возраста ей оставался год), все помнили прецеденты Ан-тона-младшего и Виктора де Леграна, вступивших со своими несовершеннолетними женами в предварительный брак. Так что никто не собирался мешать отношениям этих двоих, по крайней мере, до тех пор, пока те ведут себя благопристойно.

Двадцать шестого мая фрегат встал на якоре в виду острова Милос из архипелага Киклады. Двадцать седьмого - остановился в проливе между островами Тинос и Миконос, не обнаружив в этом месте ничего необычного. Двадцать восьмого - остановился у маленького острова Макселл (в историческое время на этом месте располагалась банка {отмель) с таким же названием); двадцать девятого достиг южного побережья полуострова, образованного островами Мудрое, Лемнос и Тенендос, и, огибая его вдоль западного берега, встал на якорь в виду скалистого мыса Фарос. Оттуда до залива Сувла оставался всего один дневной переход.

И вот наступил вечер тридцатого числа. Якорь брошен, паруса спущены. Команда и пассажиры «Медузы» с интересом взирают на конечную цель своего путешествия. Неподалеку от фрегата на якоре стоит подводная лодка типа «Малютка», и легкий северо-западный ветерок треплет на ее флагштоке флаг советского ВМФ. На берегу, в устье небольшой речки, раскинулся армейский полевой лагерь с отдельными элементами стойбища местных жителей. Во всем видна рука крепкого хозяйственника с армейской жилкой (боцман Карелин). Короткой трубой, сложенной из камней, дымит врезанная в пригорок баня-полуземлянка.

Вот откидывается занавесь из плащ-палаток, заменяющая дверь - и из темного чрева вместе с клубами пара вырываются голые мужчины, и тут же начинают плескаться в речке. Вдоль берега ровными рядами (армия тут или что?) стоят обычные для местных шалаши-типи, крытые оленьими шкурами, а чуть выше лагеря пасутся стреноженные кони.

Вскоре после разгрома британской колонии капитан-лейтенант Голованов послал лейб-гусар проехаться по разоренным стойбищам, чтобы похоронить погибших и забрать оттуда все ценное - в основном шкуры и брошенные предметы одежды. Проводниками кавалеристам при этом служили местные мальчики-подростки. И вот что удивительно: Натальи рядом не было, а гусары и местные мальчишки друг друга как-то понимали. Отойдя от ужаса британского плена, юноши из местных снова сделались живыми и любознательными ребятами, к тому же заполучившими в жизни новые идеалы и образцы для подражания. По крайней мере, теперь им уже было известно, насколько иначе выглядит окружающий мир с высоты конского седла и насколько дружелюбным и понимающим созданием оказывается лошадь, если не воспринимать ее исключительно в качестве мяса.