Амалия под ударом
Шрифт:
В то же самое мгновение, когда до Амалии донесся волчий вой, на поляне возле дуба Орест Рокотов медленно осел на землю. Евгений удачным выпадом только что ранил его, и на белой рубашке князя чуть ниже ребер стало стремительно расплываться красное пятно. Доктор Телегин, морщась, смотрел на это. Он был человеком старой закалки, гуманистом, и от души ненавидел войны, сражения, дуэли и все, что калечит и убивает людей. В этом поединке все было ясно с самого начала. Орест был не настолько искусен в фехтовании, чтобы противостоять бешеному натиску Полонского.
– Может быть, остановить дуэль? – беспомощно спросил Митя у Никиты. Карелин, прикусив губу, хмурился и молчал.
– Вставай, – бросил Рокотову сквозь зубы Полонский, покрепче перехватывая рукоять шпаги.
В зеленых глазах князя мелькнула ненависть. Он уперся одним коленом в землю, тяжело дыша, и воткнул шпагу острием возле себя, не снимая руки с эфеса. Пятно на его рубашке на глазах превращалось в причудливый алый цветок – как те, что любил выращивать в своих оранжереях Иван Петрович Орлов.
– Да, – с издевкой продолжал Евгений, – это тебе не то, что выйти к барьеру и прихлопнуть человека, как муху.
– Что ты об этом знаешь! – зло промолвил Орест.
– Я знаю, что ты подлец, – с ожесточением ответил Евгений, ходя возле противника кругами. – И я тебя уничтожу.
– А-а, – протянул Орест, с вызовом откидывая голову назад, – думаешь, она позволит тебе себя утешить, после того как ты меня убьешь? Ошибаешься. Ты ее все равно не получишь. Никогда!
Губы Полонского сжались. Он взмахнул шпагой и встал в позицию. Орест с усилием поднялся на ноги. Его качнуло, но он устоял.
– Никита, – с волнением сказал Митя Карелину, – это же смертоубийство! Ты обязан их остановить!
– Пока еще князь в состоянии драться, – буркнул Никита, не глядя на него.
Озеров в отчаянии взъерошил волосы и заметался. Решившись наконец, он шагнул к доктору, чтобы уговорить его остановить дуэль, но тут сухо щелкнули клинки, и Орест, отбив выпад противника, сделал ответный и ранил графа. Полонский отшатнулся. Острие шпаги князя скользнуло по ребрам как раз против сердца.
– Туше! – язвительно крикнул Рокотов. Глаза его горели.
– Вот видишь, я же говорил, – сказал Никита, пожимая плечами.
Однако Полонский собрался с силами и после обмена выпадами, вынудив врага открыться, нанес новый удар. Митя ахнул и застыл на месте. Орест выронил шпагу и всем телом рухнул на траву.
– Он убит! – закричал Митя вне себя Карелину. – И ты допустил это!
Полонский стоял очень бледный, прижимая левую руку к груди. И в это мгновение в противоположном конце поляны показалась Амалия. Она спешила, она задыхалась. Сердце ее колотилось так, словно готово было выскочить из груди.
Одним взглядом Амалия охватила все: и скорчившегося на земле Ореста, и Телегина, который с хмурым лицом спешил к нему со своим докторским чемоданчиком, и растерянные лица секундантов. Но Полонского Амалии видеть не хотелось.
– Амалия Константиновна, куда вы? – опомнившись, закричал Карелин.
Он попытался поймать ее за локоть, но она вырвалась, оттолкнула его и кинулась к Оресту, который лежал с закрытыми глазами. Через несколько мгновений рядом оказался
– Он жив? – спросила Амалия, всхлипнув горлом, без слез. – Жив?
И тут Орест открыл глаза. Он обвел взглядом стоящих над ним людей, задержался на лице Амалии и улыбнулся ей.
– Поздравляю вас, – слабым голосом произнес князь. – Отменный удар.
После чего его веки вновь опустились, а лицо стало стремительно утрачивать краски. Только подрагивание черных ресниц показывало, что он еще жив.
В следующее мгновение Полонский, как-то неловко повернувшись боком, осел на землю и больше не шевелился. Секунданты бросились к нему. Он был серьезно ранен.
Глава 26
Дни, непосредственно последовавшие за днем дуэли, осели в памяти Амалии какой-то отрывистой, беспорядочной мешаниной. Постукивают подковы, солнце то выглядывает из-за облака, то снова ныряет в него, шарабан трясется по скверной дороге, голова Ореста на ее коленях, его рука в ее руке – это князя везут обратно в Ясенево, а сзади тащится докторская двуколка, в которой находится Полонский. Амалии не хочется оглядываться на эту двуколку, но она все же оглядывается. Лицо доктора, который правит лошадьми, мрачно – там, на поляне, он сказал, что ранение графа еще тяжелее, чем у его противника. Амалия отворачивается и свободной рукой убирает прядь волос, которая, как всегда, выскользнула из прически и повисла вдоль щеки.
Но вот и Ясенево, и у людей, которых Амалия видит здесь, какие-то пустые, лишенные черт лица, словно в страшном сне. Муся сбегает по ступенькам, кричит: «Кузен! О боже мой!» – и рыдает, прижав руки ко рту. Потом начинается суета, переноска раненых, Телегин распоряжается, хлопают двери, суетливые шаги, мечутся горничные… Амалия стоит, вжавшись в стену, не в силах пошевельнуться, а на ее платье – кровь, и на руках – тоже.
Двери уже не хлопают, и шаги тоже не слышны – весь дом ходит на цыпочках и разговаривает шепотом. Даша каждые десять минут приносит Амалии новости о раненых. Граф потерял много крови, но, похоже, будет жить. У Ореста организм слабее – он же болеет легкими, однако Телегин делает все, что может. Из Николаевска прибыл лучший местный доктор, Войнаровский, и теперь врачи совещаются. А между тем сведения о дуэли по беспроволочному телеграфу слухов просочились в Николаевск, дошли до Твери и оттуда направились в две стороны: на Москву и в Петербург.
– Вы слышали? Его светлость князь Рокотов опять отличился. Стрелялся на дуэли с графом Полонским, не угодно ли?
– Ах, какой ужас! Из-за чего?
– Говорят, не поделили какую-то лошадь.
– Боже мой! Надо немедленно рассказать Марье Алексеевне!
– Я уже об этом слышала, – ворчливо возражает Марья Алексеевна, первейшая светская сплетница. – И вовсе не стрелялись они, а дрались на шпагах.
– Скажите, пожалуйста!
– Да, да, совершенно точно. И по поводу лошади: я-то лично склонна верить, что там вовсе не в лошади дело.