Аман Тулеев. С моих слов записано верно
Шрифт:
В нулевые были свои проблемы. На мою долю выпало три кризиса.
Да что вспоминать?..
А сейчас!
Ради интереса прокатись по скоростной автомагистрали между Кемеровом и Новокузнецком. Гнать можно хоть сто тридцать километров в час. Как в Германии! Эта дорога мне тяжело досталась, денег в казне не было, кроме того, почвы в том районе проблемные: то ручьи, то глина. Многое еще предстоит доделать, но и то, что уже удалось, считаю большой нашей победой.
Я ушел, оставив бюджет с профицитом. Если бы мне кто-нибудь передал такое отлаженное хозяйство, да еще столько денег, ух, развернулся
Конечно, я не ангел, у меня хватает недостатков, но, уверен, никто не посмеет сказать, будто Тулеев думал о себе, а не о людях. Казалось бы, уж как мы конфликтовали с Кислюком, которого Ельцин назначил главой администрации Кемеровской области в августе 1991 года, но после его отставки я не бросил косого взгляда в его сторону. Хотя Михаил Борисович много тут накуролесил.
Правда, был случай, когда в какой-то городской больнице уволили уборщицу, оказавшуюся дальней родственницей Кислюка, и меня тут же принялись упрекать, мол, хочу уничтожить весь его род до седьмого колена. Хотя я ни слухом ни духом. С тех пор зарекся говорить в адрес предшественника даже слово. Когда спрашивали о нем, отвечал, что не по-мужски обсуждать человека за глаза.
И шаги преемника, Сергея Цивилева, не критикую. Зачем? Пусть работает, показывает, что умеет.
Ведь нерешенных вопросов по-прежнему хватает. Скажем, проблема защиты экологии стоит остро. И дело не только в угольной пыли, как пытаются показать. Выбросы алюминиевого или ферросплавного производства не менее вредны. Тот же оксид азота не имеет цвета и запаха, но, сгорая, может превращаться в диоксид, а это уже ядовитый газ, раздражающий слизистую, вызывающий кислотные дожди.
Или другая тема – объемы добычи угля. В последние годы на меня страшно давили, требуя согласия на разработку новых месторождений, открытие шахт и разрезов. Упирался как мог, противясь увеличению добычи.
Вспомним землетрясение в Белове в 2013-м. И сейчас область постоянно трясет, толчки в два-три балла стали обыденностью. Но это же страшно!
В свое время я проводил совещания с учеными. Одни уверяли, что подземные выработки и взрывы снимают напряжение земной коры. Другие с пеной у рта доказывали, что колебания накладываются и могут срезонировать. Опираясь на мнение большинства сейсмологов, я настаивал, что двести миллионов тонн угля в год – предел для Кузбасса.
Дальше наращивать объемы опасно. В геологии есть понятие «наведенная техногенная активность», она значительно выше природной. Нельзя забывать и то, что под Кузбассом находятся более пяти тысяч километров подземных выработок, в которых может скапливаться метан. За ними надо следить днем и ночью. Эти пустоты – страшная угроза для области!
Двухсот миллионов тонн с лихвой хватает, мы полностью удовлетворяем потребности России. Основная часть угля идет на экспорт в шестьдесят стран мира, там свои месторождения законсервировали, берегут экологию для будущих поколений, а мы все добываем и везем за кордон… Если в начале нулевых годов за рубеж отправлялась каждая шестая тонна добытого в стране угля, то сегодня – уже почти каждая вторая. Между тем поставлена задача: довести добычу угля до трехсот пятидесяти тонн в год. Мне жутко от этой цифры!
И мощность взрывов на разрезах надо уменьшать. В свое время я даже издавал специальный приказ. Сейчас используется по шестьсот тысяч тонн взрывчатки за год. Огромная, колоссальная мощность! Кроме того, в отвалы перемещается более миллиарда кубометров горной породы. Сколько земля еще будет терпеть? Страшно боюсь сильного землетрясения, жертв, разрушений. Не дай бог!
– Вы оформили инвалидность, Аман Гумирович?
– Нет.
– Почему?
– Да как-то неловко мне. Кроме того, не теряю надежду победить недуг. Сейчас хожу лучше, чем даже весной прошлого года.
Двадцать пятого марта 2019-го собирался пойти на траурное мероприятие, приуроченное к годовщине пожара в «Зимней вишне». Хотел положить шестьдесят роз к обелиску, постоять с людьми, поплакать, сказать, что разделяю общее горе. Племянницу вспомнить, Таню…
Утром 25-го, когда уже выезжал на проспект Ленина, позвонили из областной администрации, попросили не ходить на панихиду. Даже не так: категорически запретили. Я попытался выяснить причину, но мне не стали ничего объяснять. Нет – и все! Конечно, я очень расстроился.
Возложил цветы с траурной лентой на следующее утро, специально заехал перед работой. А в обед моего букета уже не было… Видимо, поступила команда убрать цветы от Тулеева с глаз долой. С этим, увы, ничего не могу поделать, бессилен. И в отставке мешаю кому-то жить. Даже знаю, кому именно…
– Если сравнивать политиков девяностых годов и нынешних, кому отдадите предпочтение?
– В девяностые личности попадались яркие, ораторы прекрасные, но настоящей команды на самом верху не было, каждый тянул одеяло на себя. Многие откровенно шли во власть, чтобы потуже набить свой карман. Правительство и Кремль особо не волновало, что происходило в регионах. Лишь бы народ сидел тихо, не бунтовал и не вякал. Москва редко выполняла обещания, постоянно приходилось драться, выгрызая каждую крошку. Даже когда удавалось вытрясти деньги, совсем не факт, что тебе их потом перечислили бы.
Сейчас лучше. Конечно, воры и циники никуда не делись, но хоть что-то решается. Да и денег области выделяют столько, сколько я за все годы губернаторства не получал.
– А с точки зрения человеческих качеств?
– Я мало с кем общался из последних министров. Чтобы человека понять, надо сесть, поговорить за жизнь, может, чарку-другую поднять… У меня не было возможности с кем-то близко сойтись.
– Вот еще о чем спросить хочу… Вы вишню едите, Аман Гумирович?
– Ягоду? Вырос на ней. Раньше больше всего любил черешню и вишню. Так еще с Кубани повелось, где я провел юность. Мог запросто пару кило уговорить за один присест.
И варенье вишневое обожал, и вареники.
А сейчас нет, не ем. В рот не беру. Как отрезало. И не знаю, смогу ли когда-нибудь. Наверное, уже не получится.
Память не сотрешь, как ни старайся, подсознание не выключишь. Вот и Эльвира перестала покупать черешню с вишней, следит, чтобы на столе их случайно не оказалось.