Амазонка
Шрифт:
— О нет, — вяло улыбнулся он, — вы меня неправильно поняли. Я давно убедился, что вы — девушка строгих нравственных правил…
«Нет, уважаемый Аркадий Петрович, это уже вы меня неправильно поняли!»
— …Именно поэтому, рассчитывая на вашу исключительную порядочность, я и решил обратиться к вам с одним поручением.
«В кои-то веки тебе понадобилась моя порядочность, а не порочность! Интересно, что бы это могло значить?»
— Ну-ну, я слушаю.
Однако Херувимов, словно бы испытывая мое и без
Все это кончилось тем, что я топнула ногой и решительно воскликнула:
— Послушайте, Аркадий Петрович, или объяснитесь толком, или обращайтесь со своими интимными проблемами к сексопатологу, а то и своему другу-священнику!
Лишь после этого банкир наконец встрепенулся и заговорил по делу:
— Проблема в том, что я недавно познакомился с одной очаровательной девушкой, намного моложе меня…
— Это вполне естественно, поскольку девушкой можно называться максимум до тридцати лет, после чего начинается период старой девы.
— Что? Ах, ну да, но суть в другом. Мы с ней достаточно быстро вступили в интимные отношения…
«Ишь ты, какой донжуан!»
— …И все было изумительно прекрасно, вплоть до вчерашнего дня.
«А, понимаю — вчера она потребовала оплатить свои интимные услуги?»
— Ей вдруг пришла в голову странная мысль, — продолжал банкир, принимая все более опечаленный вид, — точнее сказать, она возымела совершенно невозможное желание…
— Какое же?
— Выйти за меня замуж!
— Но вы женаты!
— Да, но она потребовала, чтобы я развелся с женой и женился на ней.
— А вы что же?
— Я объяснил как мог, что это невозможно, что в моем возрасте такие вещи так просто не делаются… Да и вообще, зачем ей это нужно, если я и так согласен исполнять все ее прихоти? Однако она упорно стояла на своем.
— Ага, а потом принялась вас шантажировать, угрожая рассказать обо всем вашей жене?
— Если бы! — вздохнул Херувимов и даже прищелкнул пальцами от досады. — То есть это, конечно, тоже достаточно серьезная угроза — вы знаете мою жену, — но главное в другом. Во время предыдущего свидания я был так увлечен, что забыл у нее дома папку с очень важными документами. Через четыре дня состоится заседание Совета директоров нашего банка, и мне эта папка необходима до зарезу.
— А юная мадемуазель ее не отдает, пока вы на ней не женитесь?
— Именно так. — И несчастный банкир жалобно посмотрел на меня. — При этом я вовсе не хочу угрожать или пугать это милое дитя. Более того, я бы охотно продолжил наши отношения, но, увы… В общем, мне надо добыть эту папку любым способом!
— Здорово, — присвистнула я. — Хорошенькую роль вы мне отводите! Нет уж, извините!
— Как, вы отказываетесь? Но
— Да потому, что со своими возлюбленными разбирайтесь сами.
— Но подождите, Оленька, ведь я же объяснил вам, в чем дело…
— Вот именно поэтому оно мне и не нравится.
— Но как же быть? — засуетился банкир. — Ведь я же не могу посылать к ней Стаса… Она такая нежная, хрупкая. А вы как-нибудь по-женски сумели бы уговорить ее не дурачиться, а?
«Да, действительно, — подумала я, — зачем отказываться? Если какая-то юная дуреха возмечтала стать банкиршей, то надо как можно деликатнее прочистить ей мозги, а не запугивать таким мордоворотом, как Стас».
— Ладно, черт с вами, — с досадой согласилась я, — можно попробовать. Но что она хоть собой представляет, эта ваша возлюбленная?
— Маленькая лицемерка! — вспыхнул Херувимов, мгновенно забыв про предыдущие нежности. — Знаете, Ольга, на ее примере я даже вывел такую формулу: самое наивное лицемерие — это глупость, самое прямолинейное — демагогия, самое изощренное — обольщение!
— Прекрасная формула, хотя она ничего и не объясняет. Ладно, тогда скажите другое — как вы себе представляете план моих действий?
— Это совсем просто! Давайте послезавтра вместе сходим к ней на концерт, после чего я вас познакомлю. Ну а дальше вы уж сами что-нибудь придумаете.
— А она что — певица? — насторожилась я.
— Нет, органистка, — безмятежно отвечал Херувимов, очень довольный моим согласием. — Надеюсь, что вы относитесь к органной музыке лучше, чем Стас, который после концерта заявил мне, что еще никогда в жизни не подвергался столь суровому испытанию — даже когда вжимался в землю, слушая свист пуль чеченских снайперов.
— Ничего, вытерплю, — мрачно заявила я и с затаенной надеждой на возможное недоразумение задала последний вопрос: — А как ее зовут?
Услышав ответ банкира, я едва сдержалась. И когда только моя милая Ксюша все успевает — и на органе играть, и с банкирами трахаться?
9
Примерно такой вопрос я и задала ей, когда она начала увлеченно рассказывать мне о своем новом приключении. Этот разговор происходил вечером следующего дня. Я заехала к Ксюше после работы, заранее составив примерный план действий.
Как же это было тяжело — лукавить и лицемерить со своей лучшей подругой, которую по жизни привыкла любить и оберегать от всяческих неприятностей! Если телохранительницей Херувимова я была по долгу службы, то «берегиней» Ксюши, как это не высокопарно звучит, — по зову сердца.
— Наше знакомство состоялось совершенно случайно, — весело щебетала она. — Помнишь тот вечер, который мы провели с этими дурацкими уфологами?
— Конечно, помню. Но ведь ты же потом сразу поехала на репетицию?