American’eц(Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого)
Шрифт:
После одного такого загула князь и граф оказались за карточным столом; cosa-rara поставил на кон свою жену, княгиню Марию Григорьевну, – и проиграл. Вышел редкий скандал, и даже несколько лет спустя дамы не отказывали себе в удовольствии вспомнить развод проигранной княгини с князем и её новое замужество.
К нескорому возвращению мужчин косточки московским светским львам со львицами уже были перемыты, и даже сплетни посвежее заканчивались.
– Во что здесь нынче играют? – между прочим осведомился Фёдор Иванович. Он уже вернул своему туалету прежний
Играли в вист, который давным-давно числился унылым развлечением степенных и солидных людей; играли в ломбер… Граф скривился. С тех давних пор, как он впервые сел за карточный стол, выигрывать и проигрывать ему доводилось немалые суммы. Из проигрышей выпутывался; когда же были деньги – не считал, а тратил на новую игру и кутёж. Притом игры предпочитал не солидные, коммерческие – вроде тех же виста с ломбером, – но азартные, где характер Фёдора Ивановича давал ему преимущество над любым противником. Своим напором граф побеждал порой даже чужое игрецкое счастье.
Толстой отдавал предпочтение гальбе-цвельфе, квинтичу, фараону – любой игре, где надо прикупать карты. Ещё в кадетском корпусе картёжные совместники заметили стратегмы Фёдора Ивановича. Недолго поиграв с человеком, Толстой разгадывал его характер и игру. Он узнавал по лицу, к каким мастям или картам противник прикупает, а сам оставался загадкой, поскольку физиономией владел по произволу.
Граф ещё раздумывал, стоит ли ему играть у NN, когда за его спиною спокойный голос произнёс несколько рифмованных строк.
Здесь обиталище для тех определенно,Кто может в ломбере с воздержностью играть;И если так себя кто может воздержать,Что без четырех игр и карт не покупает,А без пяти в свой век санпрандер не играет…Матушка Фёдора Ивановича происходила из рода Майковых, так что стихи предка своего, Василия Майкова, граф знал не худо. Он обернулся и окинул взглядом того, кто цитировал из комического «Игрока ломбера», – господина немногим старше себя, лет тридцати. Тот сразу расположил к себе Фёдора Ивановича приятной наружностью, одеждой без вычурности и военной выправкой.
Князь NN поспешил представить обоим Толстым польского помещика Василия Семёновича Огонь-Догановского, а через несколько минут молодые люди уже разговаривали, как давние знакомые, рассевшись по турецким диванам и раскурив сигары. От поэзии галантного века возвратились к картам.
– Чем хорош фараон? – рассуждал Фёдор Петрович Толстой о любимой игре своего кузена. – Объясните, чем? Случайный выбор в системе с двоичным кодом! Глупо выдумано. На что нужны карты и все труды, которые в игре употребляются, когда в фараон и без карт играть можно?
– Как же, скажи на милость? – поинтересовался Фёдор Иванович.
– А так. Пишешь на листках, например, на одних – «колокол», на других – «язык». Потом банкёр листки перемешивает и спрашивает у понтёра: «колокол» или
– Рассуждения Фёдора Петровича весьма логичны, – согласился Василий Семёнович, пуская клубами сизый дым. – Не зря говорят, что ум человеческий – не пророк, а угадчик. Умозаключения, сделанные из общего хода вещей, могут оправдаться или нет. Но ум не может предвидеть случая. А случай, господа, – это мощное и мгновенное орудие провидения!
– Вот именно, – с улыбкой согласился Фёдор Иванович, – как раз про кузена дедушка наш сказал:
А если станешь впредь воздержнее играть,То можешь быть в игре счастливей, нежель прежде.Фёдор Петрович насупился, а Фёдор Иванович продолжил:
– Случай и ещё раз случай! Он – царь и господин в настоящей игре. Что карты? Красивые листки, ничего больше. Но в том и штука, чтобы с ними в руках испытать свою удачу. Чтобы сразиться с неизвестностью и победить!
Раззадоренный граф продолжил. Знавшие его близко замечали: когда он хотел – умён был, как демон, и удивительно красноречив. В курительную пришли ещё несколько мужчин и с интересом слушали Фёдора Ивановича.
– Возьмём тот же фараон, – говорил граф. – Это поединок в чистом виде! За карточным столом, как у барьера на дуэли, сходятся два противника. В жизни редко доводится видеть, чтобы противники были равны, – то же и здесь. Понтёр желает всё выиграть, хотя может всё проиграть. Как ляжет карта, он не знает, но строит предположения. И банкёру неизвестно, какая карта выпадет следующей, он просто мечет из колоды одну за одной. Рука банкёра – словно рука судьбы. Играя против него, ты вступаешь в схватку с самой фортуной, с инфернальной неизвестностью…
– Случай, господа! – говорил граф. – Понтёр может избрать любую стратегию, а насколько она хороша – зависит только от случая. Пан или пропал, как говорят в родных краях господина Огонь-Догановского. Но я скажу иначе. Кто доверяет случаю, тот порой выигрывает. Кто пытается вычислить случай, измерить его – неминуемо проиграет. Потому что измерение подразумевает соблюдение правил. А какие правила могут быть у случайности? Никаких!
Фёдор Иванович припомнил слушателям слова философа Бертрана: случай – антитеза любого закона. И если кто утверждает, что исход события определяет случай – он просто признаётся, что не имеет представления, как этот исход определён.
– Понтёр якобы имеет стратегию, – говорил граф, – но на деле просто пытается обмануть непостижимую случайность – или переманить её на свою сторону. Кто знает, выходя к барьеру на дуэли, чей нынче случай? Дуэлянты меряются удачей; ты норовишь влепить другому пулю раньше и точнее, чем он влепит тебе. Так и понтёр всегда надеется, что его карта убьёт карту банкёра. Вот почему игра – чертовски, чертовски и ещё раз чертовски захватывающая штука!
Мужчины помолчали, обдумывая пылкую речь Фёдора Ивановича и смакуя отменные сигары, которыми угощал их князь NN. Тишину нарушил Огонь-Догановский.