Америка, Австралия и Океания
Шрифт:
Характер меланезийских видоизменений полинезийских сказаний о богах часто является прихотливым сведением их в низшие сферы. То, что в Полинезии можно назвать мифом, здесь мы находим в виде сказки, которая утратила величественность, но сделалась более доступной для человека. Первоначальные обитатели островов, соответствующие калитам Микронезии, вовсе не исполины, а добрые гномы, и глава их, Марава, до сих пор еще показывает бедным людям, доверяющимся ему, сокровища, скрытые в расщелинах скал. Шуточные обороты соответствуют веселому характеру этих людей с курчавыми волосами. На Новых Гебридах так рассказывается о творце людей: сначала он заставил человека ходить на четырех ногах, а свинью на двух. Это рассердило птиц и пресмыкающихся, они созвали собрание, на котором ящерица больше всех требовала перемены, а трясогузка оживленно возражала ей. Ящерица выбралась на свободу, взобралась на кокосовую пальму и спрыгнула оттуда на спину свинье, вследствие чего та опустилась на передние ноги. С тех пор свиньи ходят на четырех, а люди на двух ногах. Но это значило бы не понимать цены этих преданий, если бы мы в духах, в коренных космогонических образах видели только сказочных героев, какими, по понятным причинам, их особенно любят представлять миссионеры. Полинезийское сказание о творении в виде извлечения острова из глубины моря так излагается на Япе. Когда Матикетик с двумя старшими братьями выехал на рыбную ловлю, он выудил сперва полевые плоды и таро, а затем остров Фаис. Эта удочка хранится жрецами, и так как в случае ее уничтожения должен погибнуть и Фаис, то жители его
Связь творческой деятельности с солнцем и луной, столь ясная в Полинезии, в Микронезии становится уже совершенно легендарной. На Палауских островах рассказывают, что муж и жена, недовольные своим пребыванием на Палау, отправились к камню в Эймилейке, откуда они происходили, и стали звать к себе луну. Когда она приблизилась, они встали на затылок змеи и добрались до луны, где их можно видеть и теперь. Столь же отчужденными являются и другие представления о солнце и луне. Луну, когда она в ущербе, колдуны едят в тесте, и солнце светит ночью в другой стране. На Палау четыре человека, увидев, что солнце зашло, поспешно сели в лодку. Они добрались до него, когда оно было около дерева Денге, и солнце спросило, чего они хотят… Люди эти сказали, что они пришли посетить его, и тогда им было приказано пустить лодку на воду, даже потопить ее. Островитяне сделали это и очутились в незнакомой стране в хорошо построенном доме, где солнце угощало их. Кушанья, приносившиеся на блюдах, были донельзя малы, но от еды они не убавлялись. Наконец, люди приготовились к отъезду, но так как лодку их угнало, то солнце взяло толстый бамбуковый ствол, которого еще не знали на Палау, и посадило их туда. Солнце приказало стволу плыть в Нгаргинкль. Люди благополучно прибыли туда и сделались четырьмя главными начальниками. Но бамбуковый ствол поплыл к Нгарекобазангу. Там стоят теперь бамбуковые леса, которых нет на Пелелиу. Но в воспоминание их подвига людям Нгаркинкля позволено брать оттуда бамбук.
Происхождение творца из камня или земли составляет начало фиджийской и новогебридской космогонии. Жрецы Денге указывают скалу, поднимающуюся из реки у подножия горных высот, на которых живет бог: эта скала — его отец. Объяснение заключается в соединении отца (неба) с матерью (землей). Так, у жителей Банксовых островов высший бог Куат исходит из камня, который был его матерью, и создает с помощью своего товарища Маравы остальной мир. Марава во всех бедствиях призывается вместе с Куатом, и в нем нетрудно узнать Мауи новозеландцев и гавайцев, подавшего повод к стольким легендам. Предназначенный к уничтожению Куат получил возможность взобраться на мускатное дерево. Едва достиг он вершины его, как между враждующими братьями дерево стало расти выше и выше и стало так толсто, что Куат не мог уже спуститься по нему. Но Марава, видя беду друга, бросил нитку или волос с головы на землю. В этом мы видим солнце, а небесное дерево — то же самое, на вершине которого в другом сказании целая группа таргаров спаслась от ярости враждебного духа.
Острова, которые часто бывают местом вулканических извержений и землетрясений, должны быть особенно богаты мифами, изображающими силу огня, заключенного в недрах земли. Этой силе приписывали на Маркизских островах животворное влияние и соответственно тому почитали Мауи как творца мира. После того как Нукугива была поднята божественной силой из подземного мира, одна женщина произвела на свет море вместе с зачатками животных и растений, между тем как люди и рыбы, заключенные в пещерах, были вулканическими извержениями выброшены наверх. Слияние подземного и надземного огня в одного бога — землетрясения, огня и солнца, напрашивается само собой на такой высокой теогонической ступени. Многообразное подвижное существо огня и тепла открывает фантазии неизмеримое поприще. Гавайский Прометей, Мауи, принесший огонь с солнца, на Самоа в то же время — бог землетрясения, на Райатее — творец солнца, а на Маркизских островах — всего живущего. Таким образом, является основание для его высокого положения из того разделения, какое устанавливают маорисы между Ру, богом землетрясения или вулканического огня, и богом огня Мауикой, который находится во всем живом: Мауи является здесь носителем огня и воодушевителем. Вокруг него сплетается ткань сказаний прометео-титанического характера. Слово «мауи» означает — сломанный, разбитый. У Мауи, когда он нес огонь, богом землетрясения Тати была ушиблена или вывихнута рука. Это повторяется в различных видоизменениях. Его братья, в которых он повторяется в различных видах, являются в двоякой форме — как полубоги и как жители земли. Но доставление огня доставалось всегда предпочтительно прославляющимся в сказаниях подвигом Мауи. Получив огонь с помощью птицы с красными перьями, он закончил свой прометеевский жизненный путь после того, как, поссорившись благодаря вмешательству злых духов со своим отцом Канэ, победил его и его брата Каналоа в решении загадок, напал на них и еще, кроме того, подчинил своей власти целое полчище духов. Канэ и Каналоа из храма улетели ввысь. Мауи хотел последовать за ними, но неожиданно был поражен брошенным копьем в грудь. Вследствие того он утратил свою сверхъестественную силу и вскоре захирел от болезни, как смертный человек.
Какая смесь общих всему миру идей и образов! В ином виде Мауи на островах Товарищества приводится в соприкосновение с солнцем, где он в качестве жреца, желающего закончить божественную службу, прикрепляет уходящее солнце за его лучи. На Гавайи он вернул солнце, убежавшее на Таити, и перебил ему одну ногу, чтобы оно ходило медленнее и высушивало белье его матери. И наконец, мы находим его божеством, родственным Прозерпине, возвращение которого из подземного мира ежегодно испрашивается во время праздника жатвы на Нукутиве. Повсюду огонь приносится на землю против воли богов. Бог, изгнанный с неба, достает его на острове Улеа с помощью угроз от старой женщины Мафуикэ и приносит его на Факаафо, где до тех пор все ели сырым. С того времени огонь, посвященный богу дня, зажигается там только при рыбной ловле или по окончании ночи. О добывании огня трением двух кусков дерева напоминают сказания на Токелау и Палау.
В этот ряд великих богов Полинезии вступает и Тане, или Канэ, находящийся в близком родстве с Ронго, Ранги, или Ру, небом или носителем неба. После разлучения неба и земли Тане украсил небо звездами и превратил на земле изувеченных детей в деревья. Он является, таким образом, помощником и завершителем творения. По другому сказанию, он создает первого человека или его предшественников.
Еще более существенным действием разрешает он в сказаниях маорисов важную задачу разлучения его родителей, Ранги, неба, и Папы, земли, и поднятия неба. Когда он затем взошел на небо, чтобы найти себе жену, он узнал, что там есть только одна женщина, но получил от своего отца Ранги совет — вернуться к матери. Там он создал из своего ребра себе жену, Гине, и произвел с нею дочь. Узнав в Тане своего отца, она убежала со стыдом к своему брату и превратилась назло Тане в прародительницу Гиненуитепэ (ночь), между тем как Тане остался на земле. Пока Тане всюду искал свою дочь, он встретил Регуа, своего брата, всеоживляющий огонь в верхнем, десятом небе. Этим посещением оживляющего огня Тане примыкает к Прометею-титану Мауи, так как он в то же время искал воду жизни для охраны от Меру и считался отцом птиц. То и другое сближает его с Тангароа. Регуа был на Таити настоящим звездным богом, звездой начала года, породившей близнецов и плеяд и признававшейся божеством года. Утренняя звезда считается сыном неба и руководителем мореплавателей, а вечерняя звезда — сыном солнца. В падающих звездах видят атуа. Близнецы называются сыновьями людей, которые спаслись на небо, боясь того, что их разлучат.
Церемониальный
Тесно связаны с прихотливым мифологическим строем идей, образуя в то же время самобытный мир, полинезийские представления о загробном мире, являясь несколько облагороженным отражением земной жизни, но более близким к последней, чем к миру богов. Только бог подземного мира почитается наравне с последними — Икулео, или Гикулео, младший брат Мауи, властитель Болоту, неба благороднорожденных, бог и руководитель их душ. Рядом с его небесным дворцом бьет источник жизненной воды, возвращающий к жизни души умерших вождей, оживляющий мертвых, исцеляющий больных. Или же он пребывает в пещере в Болоту, из которой может выходить не далее длины своего хвоста, сросшегося с землею, и где он живет в роскоши с женою и детьми, заставляя служить себе души начальников. Так как жажда душ составляет одно из его главных свойств и в то же самое время подданные его царства ушли под предводительством сыновей Тангароа, то он старался вернуть их из Тонги, призывая к себе души главных начальников. Он более всего обращал внимание на первенцев самого знатного происхождения. Однажды наступила между ними такая смертность, что Мауи на земле, а Тангароа на небе должны были сковать Гикулео. Под именем Сиулео он выступает на Самоа во главе воинов, которых он ведет к победе, когда благосклонно принимает их жертвы. В виде Милу и Вакеа, двух однородных половин того же образа, мы встречаем его на Гавайях. Сказания, относящиеся здесь к нему и к его призрачным спутникам, представляют нам материал для представлений полинезийцев об аде и рае. Подземное царство Милу будет продолжаться без конца и было уже с самого начала. Известия о нем приносились мнимоумершими. Оно представляет плодородную равнину, даже несколько светлую, все растет там само собою. На дворе дворца Милу происходят всевозможные увеселения. Милу выбирает для себя самых красивых из прибывающих туда женщин, которые с этого времени становятся табу для всех других акуа. Другим властителем подземного мира является Вакеа, царство которого было основано позднее царства Милу. На оба эти царства наложено табу: из одного из них нельзя попасть в другое. Вакеа царствовал на земле, прежде чем сделался богом. И Милу был человеком, но менее добрым, поэтому Вакеа царствует над высшими, а Милу — над низшими душами. Души умерших несутся по направлению заходящего солнца к островам Кане и там прыгают со скалы в море или скрываются в отверстие на земле. На Оагу такое место показывается вблизи западного мыса, что наводит на воспоминание о таком же положении священного места на Палау. Но души не могут тотчас же попасть в загробный мир, а некоторое время бродят у его пределов и могут, если они окажутся только обмершими, вернуться в верхний мир. Отсюда исходит страх пред недавно умершей душой, так как ее полутелесное явление может напутать до безумия. В царстве Милу души развлекаются шумными играми, в царстве Вакеа господствует торжественный покой. Место для мучения злых, которое в качестве мрака продолжительной смерти и темного углубленного места указывается на обратной стороне неба, где привешены звезды, могло быть занесено сюда из чуждого круга идей.
На Гавайских островах, вызванный величественными вулканическими извержениями, образовался целый крут сказаний о подземной огненной богине Пеле, примыкающих к сказаниям об Аиде. Менее проницательные наблюдатели приписывали ей, как самому могущественному из божеств, не только вулканический огонь, но и гавайский потоп. Когда Пеле предприняла путешествие на Гавайские острова, которые были в то время огненной пустыней, с нынешними горами, но без пресной воды и даже без моря, родители дали ей с собой море, чтобы оно могло нести ее челноки. Когда она пристала к Гавайи, волны поднялись до такой высоты, что были видны лишь самые высокие вершины горных исполинов. Но вскоре после того море опустилось опять и достигло своего нынешнего уровня. Пеле со своими старшими братьями и сестрами, властителем пара, молнией, громовым человеком, насылателем огня, разрушительницей лодок с огненными глазами, раздробительницей неба и т. д. удалилась в огнедышащие горы. В шуме потоков лавы канаки слышат их голоса. Пеле часто меняла свои местопребывания; изгнанная морским богом Моаной, она живет теперь в Килауэе, единственном действующем вулкане этой группы. И после обращения островитян в христианство кратер Килауэа еще долгое время оставался под строгим табу. До новейшего времени чужеземцы замечали, что их туземные проводники бросали с непокрытыми головами в огненное озеро маленькие жертвы вроде стеклянных бус, кораллов, раковин и пр. с приветствием: «Алоа, Пеле». Воспоминанием о некогда могущественной богине служат волосообразные стеклянные нити (волосы Пеле), встречающиеся в кратере Килауэа.
Фантазия меланезийцев не поднималась до таких величественных украшений области душ, но дорогу туда она обставляла многими и разнообразными препятствиями. Название Мбулу у фиджийцев напоминает тонганское Болоту. Точно так же гавайская игра в мяч повторяется в Новой Каледонии в виде игры душ померанцами на морском дне. По дороге в Аид прежде всего встречается город, и тени проходят через все его дома, ввиду чего все ворота открываются в одном направлении. Затем они должны пройти мимо исполина, который старается в них попасть большим каменным топором. Раненные им вынуждены вечно бродить в горах в виде духов, а спасшиеся от него получают после своего освобождения разрешение от Нденгеи наслаждаться запахом человеческих жертв. Самую худшую участь терпят души безбрачных. Их подстерегает Нанга-Нанга, и, как только схватит одну из них, он поднимает ее обеими руками и бросает на скалу так, что она разбивается пополам. Поэтому у фиджийских племен было в обычае удушение вдов, так как бог мужские души, приходящие без жен, считает за холостяков. Если жена умрет раньше мужа, то вдовец кладет свою отрезанную бороду в левую подмышечную впадину трупа как доказательство того, что умершая была замужем. Дух, насильственно препятствующий вступлению в подземное царство, известен и в Меланезии. Салатау старается ударить входящих в Аид обитателей острова Вате палицей по голове. Это тот же дух, который на Фиджи в виде Самуйяля, или Саму, или же Равойяля, подстерегает души, чтобы вместе со своими братьями съесть их. Души простых людей погибают, а души знатных входят в Мбулу. Они идут на вершину горы и находят там сидящих в пропасти отца и сына с веслом в руке. Если они о чем-нибудь спросят у них, то их сбрасывают и они должны плыть в загробный мир по морю. Могут показаться странными этот отец и сын с веслом в руке, когда душам приходится плыть. Но мы должны помнить значение перевозчиков душ, хотя это не относится к Фиджи, где места, куда пристают души, лежат к северо-западу и где воображают, что слышат вместе с западным ветром из Галонгало шум этого плаванья. После смерти своего короля трое самых старых из мужчин племени идут с платками в руках на берег реки, чтобы найти провожатых для души. Они там громко зовут перевозчика и ждут, пока к берегу не подойдет более крупная волна, служащая признаком невидимой лодки. Тогда они отворачиваются и кричат: «Входи, господин!» Затем уходят оттуда как можно поспешнее, потому что глаз живого человека не должен видеть, как душа входит в лодку. Самый труп погребается по обыкновению.
Души, не попавшие в загробный мир, погибают или возвращаются назад и затем, подобно душам, раненным в борьбе душ, беспокойно блуждают по земле. Подобная же участь подготовляется тем, которые бросают китовым зубом, положенным в гроб, в дерево Такивелайява и не попадают в него, а по фиджийским сказаниям — для нетатуированных женщин и скупых. Этот исполненный опасностями путь душ разделяется остановками, на которых еще раз умирает каждая из душ. Скупцы, убийцы и другие грешники, по верованию жителей Соломоновых островов, подвергаются очищению таким образом, что превращаются в отвратительных пресмыкающихся — змей, жаб и т. д. Сходные с этими следы неясных представлений о награде и наказании в вечной жизни можно встретить повсюду. Но нельзя считать первичным представление фиджийцев о том, что души должны появляться перед судом Денге.