Америка глазами русского ковбоя
Шрифт:
Вернувшись в очередной раз в Нью-Йорк, я встретил Петра и Николая из города Иваново, которые на двух телегах, запряженных владимирскими тяжеловозами, проехали Европу. В Антверпене они продали лошадей и отправили телеги пароходом в Нью-Йорк. Здесь они пытались найти спонсоров, чтобы проехать таким же образом Америку. Четыре месяца мы безуспешно старались привлечь чужие деньги для финансирования теперь уже нашего общего мероприятия. В конце концов, я вложил собственные две тысячи, и мы купили двух красавцев-тяжеловозов – Бонни и Клайда.
Снежным утром
На третий день тягостных раздумий о будущем я встрепенулся, как Архимед, и вскричал: «Эврика!» На автомобильной стоянке в Манхэттене остается вторая телега, которую нужно выкупить и организовать собственную экспедицию.
За три недели удалось насобирать три тысячи долларов. После чего я погрузил телегу на грузовик и привез в столицу штата Пенсильвания, город Харрисбург. Там на аукционе купил за 1525 долларов девятилетнего мерина-тяжеловоза бельгийской породы по кличке Джейк. Предыдущими хозяевами этого мерина были фермеры секты амишей, которые не признают современную цивилизацию и ведут хозяйство на лошадиной тяге.
Лошадь я назвал Иваном, а экспедицию – «Из России с Любовью и Миром». Ехал я к Тихому океану, пытаясь следовать совету Конфуция:
Поняв других, ты будешь мудрым. Поняв себя, ты озаришься. Победив других, будешь ты сильным. Но только победив себя, Ты сделаешься могущественным.Начало
20 февраля
Наконец-то я в пути, и Ваня неспешно цокает копытами вдоль бровки шоссе номер 36, а я заполняю «вахтенный» журнал. Встречные автомобилисты машут приветственно, коровы глядят тупо-любопытственно, а собаки, как положено, лают, но задумчиво, ведь невидаль-то какая – лошадь на дороге.
Телега моя украшена американским и русским флагами. Слева на зеленом пластике тента белыми буквами написано по-английски: «Из России с Любовью и Миром». Сзади висит оранжевый треугольник, предупреждающий, что телега быстрее 30 км/час двигаться не может, да и не хочет. Ниже треугольника болтается пластиковое ведро-поилка, а сбоку приторочена коса.
Влачит мою кибитку партнер Ваня, до этого звали Ваньку Джейком, сокращенно от Джоан, что вроде бы тоже Ванька, только по-английски (ведь большинство христианских имен – библейского происхождения). Типично русское имя Иван ведет начало от Иоанна: Джоан – Джон – Иоанн – Иван.
Красавец он у меня – цвета каштанового, с сивой гривой и такого же цвета роскошным хвостом. Ну что поделаешь, кастрировали его в жеребячестве,
Принадлежал он фермеру из религиозной секты амишей, которые не пользуются современной технологией, электричеством и телефоном, пашут же на лошадях. Не знаю, чем Ванька провинился, но решили его продать, и вот теперь он послушно везет меня по дорогам Пенсильвании. Стучат копыта, грива развевается, селезенка екает – хорошо нам вдвоем, ни начальников, ни подчиненных.
Ваню вчера первый раз в жизни подковал кузнец по фамилии Плэстерер и не взял денег за ковку. А сварщик за работу на 100 долларов взял только 20. «У тебя и так полно расходов, заплатишь, когда станешь богатым и знаменитым», – сказал Роберт, заваривая поворотную ось телеги.
Перед этим я неделю прожил на ферме Фреда Шампаня, выхаживая лошадь от подхваченной на аукционе простуды. Покинул ферму с облегчением и сожалением: Ваня продолжал кашлять, но и Фред продолжал ежедневно пить свое пиво. В одурении он требовал, чтобы вместо Фреда его называли Кугуаром, так как на последней охоте в горах штата Аризона он умудрился по пьянке укокошить это благородное животное. Был он первым и последним американским алкоголиком, встретившимся мне по дороге.
Февральский дождь обрушился после обеда. От Вани пар клубами пышет, а я спрятался под козырьком фаэтона и едва различал дорогу. Приблизившись к мосту, Ваня вдруг круто развернулся и попер в противоположном направлении. С трудом останавливаю его и, привязав к столбу, возвращаюсь к мосту. Вместо бетона или асфальта он покрыт металлической решеткой, и Ванька испугался бездны, открывавшейся внизу.
Пришлось взять его под уздцы и перевести, хрипящего и упирающегося, через первое серьезное препятствие, которое, уж наверняка, не последним будет.
А дождь нахлестывал круче, фары встречных машин ослепляли, и пора было думать о ночлеге. Но вдоль дороги ни ферм, ни конюшен, только косые плети дождя стегают кибитку. Ан, нет! Есть еще люди на земле – навстречу шла хрупкая девчушка с зонтиком, прогибавшимся от порывов ветра. Левой рукой она с трудом удерживала парусившую картонную коробку с пиццей.
– Простите, вы не подскажете, где в этих окрестностях найти место для ночевки? – спросил я, в то время как Ваня брезгливо обнюхивал пиццу.
– С лошадью?
– Ну а куда мы друг без друга.
Она попросила подождать и минут через пять вернулась с приятным, но несколько неожиданным предложением. Ее мама разрешила использовать под стойло примыкавший к дому гараж.
Когда я подъехал к дому, мощная, как положено быть немке, Элизабет Штрох вышла босиком под дождь и руководила процессом выруливания машин из гаража на улицу и водворения туда Ванечки. Мы съездили с ее дочкой Тиной на ближайшую ферму и привезли сена и соломы. Соломой покрыли бетонный пол гаража, в который Ваня с трудом втиснулся. Пришлось его привязать, чтобы не поранился об косилки и культиваторы.