Америка глазами заблудшего туриста
Шрифт:
Работа под его руководством превратилась в марафон-штурмовщину, а отдых был подпорчен регулярными просьбами-призывами где-то, что-то доделать.
Заканчивалась вторая неделя сотрудничества с боссом Мойшей. Со дня приезда бригадира Бени наши контакты с боссом свелись к минимуму. Зато его молодой смотрящий Беня доставал нас теперь 24 часа в сутки.
Наконец, начали прибывать дети. Привозили их партиями на автобусах. Или же родители подвозили своим транспортом.
По национально-религиозной принадлежности народа, нахлынувшего в лагерь, стало ясно, что лагерь наш особый, и режим отдыха здесь будет с определенным религиозным уклоном.
Кроме казарм для детей, (кстати, только мальчиков), на территории лагеря были и домики для семей. Лагерь заполнялся шляпами, бородами, сюртуками, чемоданами и сундуками.
Молодёжь была экипирована на удивление основательно, на все случаи жизни. Спортивная сумочка, с которой я прилетел с другого континента, была просто школьным ранцем в сравнении с теми сундуками, которые привезли с собой детки.
Пока детский религиозный десант шумно оккупировал казармы, мы выгружали из автобусов их багаж и развозили на грузовичке. Рабочее время подходило к концу, а чемоданов навезли гору. Назревали переговоры с Мойшей о сверхурочных работах. Когда рабочее время закончилось, мы присели у чемоданной горы на перекур. Спустя несколько минут наш бригадир прилетел к нам с вопросом на лице.
Пришлось объяснять, что ещё задолго до его появления здесь, с Мойшей состоялся договор о рабочем времени и размере оплаты. И следует помнить, что наше рабочее время с 8 до 18, суббота — выходной. Что же касается трудовых авралов в интересах счастливого еврейского детства, то эти случаи надо бы обсудить дополнительно.
Такое проявление пролетарского сознания озадачило Беню. Его армейские призывы-команды «взяться дружно» не расшевелили нас. Тогда он попросил не расходиться и обещал сообщить о наших претензиях боссу.
Спустя минут пятнадцать они вернулись вместе. Боссу было явно не по душе разгребать проблемы, которые он возложил на бригадира. Всем своим надутым видом и сердитым тоном Мойша показывал, что не воспринимает всерьёз наши капризы, и не намерен тратить на эту чушь свое драгоценное время и терпение.
— Что случилось, ребята? — раздражённо обратился к нам босс.
— Ничего не случилось, просто закончилось рабочее время, и мы намерены разойтись на отдых. Вот только Беня считает, что мы должны работать 24 часа в сутки.
Босс сморщился от всего этого, как от дурного запаха.
— Ребята, вы же видите, приехали дети. И сейчас не время для споров. Обсудим все это в более подходящее время. Я учту ваши переработки при начислении зарплаты, — неопределённо заявил босс.
Затем, выразив надежду на правильное понимание ситуации, он спешно оставил нас с пастухом Беней. Удалился в контору, дав всем понять: не втягивайте меня в свои дешёвые разборки. Я плачу деньги не для того чтобы меня доставали.
Бригадир включил свой сержантский энтузиазм и поспешил поправить пошатнувшийся авторитет.
От чего-то съеденного, или услышанного, у меня разболелся живот. Моё моральное и физическое состояние не соответствовало сверхурочным работам. И перемены в поведении босса по отношению к нам начинали беспокоить, подобно расстроенному желудку.
Распаковываясь, детки выставляли полупустые чемоданы и сундуки на крыльцо казарм. Мы должны были подбирать их и свозить в отведенное для хранения место. Изматывающие приступы обиженного желудка гоняли меня в туалет каждые десять минут. Продолжать этот сверхурочный мазохизм становилось невыносимым. Место для складирования сундуков отвели на чердаке над медпунктом. Мой земляк и один из поляков забрались наверх, а мы с таджиком таскали чемоданы из грузовика и подавали им на чердак. В общем-то, работа была сносной, если бы не боли живота и зародившееся сомнение.
Наши коллеги скрылись в потёмках чердачного пространства и принимали от нас чемоданы через квадратный люк, к которому вела лестница. Но делали они это крайне медленно. Мы были вынуждены торчать на виду и ожидать их сигнала для подачи очередного сундука. Меня терзал расстроенный желудок. Таджик нервничал. Пока я сбегал в туалет, он слазил на чердак поторопить коллег. Вернувшись из туалета, я застал его в паническом настроении. Оказалось, наш таджикский товарищ, стал невольным свидетелем мелких краж. Он возбужденно и сбивчиво доложил мне об увиденном на чердаке, и просил предпринять что-нибудь во избежание неприятностей. Истекающий холодным потом и поносом, я вяло интересовался: чего его это так волнует? Наше дело — подавать им чемоданы, а их — принимать и складировать. Если им там хочется, пусть занимаются ещё и сортировкой вещей. Нам-то чего беспокоиться!?
Но его боязнь оказаться несправедливо обвинённым в соучастии была неукротима… Подобно моему поносу, который беспокоил меня побольше, чем происходящее на чердаке. От неконтролируемых желудочных коликов меня бросало в пот и дрожь. Мой напарник настойчиво требовал от меня повлиять на земляка. Подталкивал слазить на чердак и взглянуть какую необъятную армейскую, брезентовую сумку облюбовал себе мой товарищ и теперь наполняет её подарками. Но я отказывался туда лезть, боясь опоздать в туалет.
В очередной раз, я обещал скоро вернуться и помчался в туалет, уже в своей комнате. Едва успев донести свою боль до унитаза, я принял решение не возвращаться на работу, а оставаться здесь наедине с внутренней проблемой.
Часа два спустя, ребята вернулись с работы. Кто-то пешком, с полными штанами страхов. Другие на грузовике, с трофейными армейскими мешками. От них я узнал, что босс обещал подойти к нам в столовую к девяти часам и урегулировать назревающий трудовой конфликт.
Позднее, когда все, кто хотел, помылись и поужинали, заявился босс в сопровождении молодого помощника. Мойша дипломатично прихватил с собой холодное баночное пиво для быдла. Заседание началось с раздачи напитков и благодарностей за сверхурочную работу. Затем последовал вопрос:
— Так о чём вы хотели поговорить со мной? — обратился к нам босс, и уставился на меня в ожидании ответа, хотя хорошо знал, что молодой поляк прилично владеет языком.
Ребята, неохотно отрываясь от банок, поручили мне, от их имени, объяснить боссу всё, что нас волновало.
Далее последовал диалог между предпринимателем-работодателем и туристом-работником, утомленным поносом и сомнениями. Заверения о том, что мои вопросы и пожелания исходят от всего, пьющего пиво, коллектива, не вызвали у босса никакой реакции. Понятно, что мои предложения, обсудить порядок оплаты сверхурочных работ, а также выплатить зарплату за отработанные две недели, огорчили хозяина.