Америка о’кей
Шрифт:
К таким языковым поискам Д’Агата в своем творчестве обращается не впервые, однако «Америка о’кей» в этом ряду представляет собой, пожалуй, наиболее интересный опыт: невольно напрашивается сравнение романа с музыкальной партитурой, наполненной элементарно простыми звуками и звуковыми эффектами, которые, однако, в совокупности своей создают ощущение сочной полифонии.
По сути, здесь не ставится проблема исчезновения слова и смысла как таковых — речь идет об их катастрофическом оскудении, но — подчеркнуть это очень важно — жителям «Америки о’кей» не знакомо внушающее ужас драматическое молчание «героев» Беккета.
Беспощадно высмеивая деградирующий язык
Идя путем «доказательства от противного» — предъявляя в качестве образца морального вырождения лингвистическую субстанцию своего романа, — Д’Агата на этой основе обращается непосредственно к своим современникам и прямо указывает на главную, уже сейчас смертельную опасность для Слова, подтачивающую его, превращающую из средства человеческого общения в простой печатный знак: это плоский, предельно однозначный диалог кинобоевиков, это штампы картинок-фраз в комиксах, это, наконец, не выдерживающий никакой критики сточки зрения смысла и стиля язык средств массовой информации.
Угроза Слову, по мысли Д’Агаты, не только и не столько лингвистическая проблема, сколько чрезвычайно симптоматичный сигнал все более углубляющегося процесса отчуждения личности, сопровождающегося утратой элементарных основ коммуникабельности, что неизбежно ведет к распаду человеческой общности.
В этой связи чаще других автору задавался вопрос: не слишком ли он пессимистичен в отношении реальной действительности, не являются ли его прогнозы результатом крайне развитого воображения?
Что ж, обратимся к конкретным фактам.
Крупнейший в стране еженедельник «Панорама» в одном из своих последних номеров опубликовал обширную подборку материалов под заголовком: «Наш язык подобен тиражируемым до бесконечности видеокассетам». Ее автор Маурицио Боно выносит в начало весьма обескураживающий вывод: «Эти наши ребятки 85-го года совершенны: они умны, воспитаны, полны здравого смысла. Им недостает лишь одного — слова». И далее: «Разговорный язык молодежи все более унифицируется: бесконечные повторы, лишенные всякого смысла определения, рыхлые, наспех сколоченные периоды, изобилие ничего не говорящих междометий и союзов».
Целый обвинительный акт современному итальянскому языку предъявляет и декабрьский (1985) номер литературного журнала «Сигма»; авторы — более тридцати крупнейших лингвистов, филологов, писателей. По мнению академика Марии Корти, угроза слову носит двоякий характер: «Это, во-первых, все б'oльшая технологизация языка, превращение его в своеобразный код, понятный лишь специалистам одного профиля. Во-вторых, слово „прессуется“ собственно разговорным языком, до крайности скудным, безликим, как банально-стандартизованные костюмы из универмага с умеренными ценами. Это непосредственный результат вытеснения чтения под жестким напором аудио- и видеоформ, неумолимо захватывающих общество…»
Впрочем, и на собственно литературном уровне книга Д’Агаты отнюдь не первый сигнал тревоги. Еще несколько лет назад другой крупный писатель. Лука Гольдони, выпустил сборник юмористических рассказов под символическим заголовком «Так сказать…», в котором деградацию современного языка также ставил в прямую связь с пороками капиталистического быта, отравленного потребительством.
Имея в виду все это, спросим, так ли уж действительно фантастичен Д’Агата в своей «Америке о’кей» с назойливо-попугайским языком ее обитателей?
Наблюдая сегодняшнюю действительность Запада, мы видим, что отвратительные ростки вселенской помойки будущего просматриваются уже сегодня во всех без исключения сферах общественно-экономической и культурной жизни капиталистических стран, и если книга эта и фантастична, то только по времени действия, а не по главной сути.
Разве далеки от изображенной писателем свалки вещей в нетронутой роскошной упаковке реальные кладбища автомобилей, телевизоров и т. п., заполонившие пригороды крупнейших центров Запада?! Сегодня.
Не могу не вспомнить: как-то — и было это еще лет десять назад — я не столько из профессионального любопытства, сколько из чисто человеческого забрел на одно такое кладбище. «Порши» и «кадиллаки», «фиаты» и «мерседесы» с повреждениями, даже мне, неспециалисту, показавшимися весьма условными, громоздились один на другом. Не десятки, не сотни — тысячи требующих лишь небольшого ремонта автомобилей. На свалке царил… безупречный порядок: не там ли увидел Д’Агата эти ровные, четко обозначенные проходы, создающие «комфорт» для жителей «Америки о’кей»?
Человек, что руководил размещением на свалке то и дело прибывающих машин (до сих пор не знаю, как называется его должность), был совсем не по-итальянски немногословен. С трудом удалось выяснить у него следующее: в ситуации, когда ведущие фирмы предлагают целую систему скидок и иных льгот покупателям новой машины, если старую они сдают на свалку, существование последних — вполне нормальное явление. А за этой «нормальностью», как я выяснил уже позднее из иных источников, скрывается гигантский подпольный бизнес, поскольку и место на свалке, оказывается, получить не так уж просто и еще сложнее соблюсти целый ряд других непременных условий, дающих возможность купить «мерседес» новейшей модели в несколько раз дешевле, чем в обычных магазинах. Та же самая картина — с телевизорами, стиральными машинами, многочисленными и многообразными кухонными агрегатами: налицо явное расточительство огромных материальных ресурсов. Но в этом-то и заключается одно из конкретнейших проявлений уродливости капиталистической экономики: рост потребления, подстегиваемый любыми средствами, здесь все более становится самоцелью, любые проблемы сбыта очень быстро приводят в тупик, порождают кризис, крах. Яркое тому доказательство — неуклонно расширяющийся процесс разорения тысяч мелких и средних предприятий, не имеющих, как промышленные колоссы, достаточных средств для создания все новых и новых видов одного и того же с функциональной точки зрения товара и навязывания его покупателю.
С подобным расточительством, выдаваемым капиталистической пропагандой за показатель высочайшего уровня жизни, сталкиваешься на каждом шагу. Вот еще один банально элементарный пример: традиционное и наиболее распространенное итальянское первое блюдо — это макаронные изделия (более тысячи видов и типов) под соусом (тоже сотни и сотни вариаций). Во всех ресторанах оно подается килограммовыми порциями, практически никем и никогда до конца не съедаемыми. Куда же уходят остатки — может быть, отправляются на фермы, скажем, для откорма свиней? Ничего подобного: животноводство — это уже другая сфера, иные интересы. Отходы же пищи, сполна и не без чаевых, конечно, уже оплаченной клиентами, тоннами отправляются на специальные предприятия — не по переработке, нет, — по уничтожению продуктов. Это тоже гигантская индустрия: тысячи занятых рабочих рук.