Америка off…
Шрифт:
Билась в мозгу слабенькая надежда, что все волнения не стоят и выеденного яйца, чемпионат — не липовый, и Серега, повидав Италию, вернется вскоре домой, с пустыми карманами, но довольный… Зачем же терять друга (в первую очередь), поспешно саморазоблачившись перед ним? После оглушительного выигрыша Извекова надежда совсем скорчилась, но открыться ему теперь значило подставить себя по полной программе…
Неразрешимая нравственно-финансово-шкурная дилемма (теперь уж, наверное, трилемма какая-нибудь) довела Мерзлина до закономерного финала: он запил.
Два дня, запершись в своем тайном «гнездышке» на северо-западе (не таскать же случайных девчонок домой, прямо под огонь тяжелой артиллерии в лице родителей?), сказавшись всем отъехавшим по делам в «столицы», совершенно один, изредка выбираясь на волю лишь для
То ли водочка, извечный русский прояснитель совести, хотя и в импортной упаковке, то ли иные материи сыграли свою роль, но под занавес «злодей» дозрел до того, что каждые пятнадцать-двадцать минут хватал мобильник, вновь и вновь набирая хорошо знакомый номер. Заранее обливаясь сладкими покаянными слезами, он жаждал выкрикнуть в мембрану роковые слова, но… Равнодушный женский голос ледяным тоном неизбежно сообщал ему, что «абонент недоступен или временно находится вне зоны досягаемости…» Означать это могло только одно, но, пропустив пару рюмок, Алексей снова и снова шарил по столу в поисках скользкой коробочки…
Курт Вайцхогель лихо тормознул свой мощный сверкающий «БМВ» у знакомого отделения «Дрезденер Банка», привычным движением ботинка откинул никелированную подножку и, ласково шлепнув по обширному заду, обтянутому черной кожей, подружку, так и не покинувшую заднего сиденья, направился к уличному банкомату, на ходу вынимая из нагрудного кармана кредитку.
Погодите морщить носы, господа: Вайцхогель вовсе не относился к сорту байкерского сообщества, предпочитающего немытые патлы элегантной прическе, вонючую комнатку в трущобах приличной квартире на Александер-плац, а социальное пособие — неплохому жалованью в серьезной фирме. Первого с лихвой хватало в жизни Курта и до знаменитого «разрушения стены» [25] , когда будущее в «красной» Германии казалось беспросветно серым, вожделенный Запад — недосягаемым, а восемнадцать лет, прожитые на белом свете, — бесконечным марафоном… «Порошок», добытый неведомыми путями, тогда был (или мнился?) единственным просветом, суматошная толкотня дискотеки под рев луженой глотки Тилля Линдеманна, еще не помышлявшего о «Раммштайне», — верхом наслаждения, а «стальной конь», не нынешний, конечно, а попроще — Пегасом…
25
Имеется в виду знаменитое разрушение Берлинской стены 9 ноября 1989 года, когда стихийными толпами с обеих сторон была снесена бетонная стена, с 1961 года разделявшая столицу Германской Демократической Республики на две зоны — Западную и Восточную.
И вот все это, кроме ревущего бензинового монстра, — в прошлом. И «штази» [26] , и стена, и русские солдаты, стены городка которых упоенно разрисовывались звездами, свастиками и лозунгами типа «Убирайтесь в ж… русские свиньи!»… И месяцы лечения в наркодиспансере, и студенческая скамья в благополучном Западном Трире, и анекдоты про умных «веззи» [27] и тупых полудиких «оззи», от которых сами собой сжимались кулаки, и долгое блуждание в поисках работы…
26
«Штази» — жаргонное название службы госбезопасности ГДР «Staatssicherheit», аналога советского КГБ.
27
«Веззи» и «оззи», от немецкого «West» — «запад» и «Ost» — «восток» — жаргонное название «западных» (ФРГ) и «восточных» (ГДР) немцев. На Западе тупицами считаются «оззи», на Востоке — наоборот.
Слава богу, нашелся тогда умный человек, шепнувший на ухо, что «оззи», пусть даже учившемуся на Западе, там делать особенно нечего, но вот на Востоке… Слава богу, озверевший от безденежья Курт тогда послушал его, купив на последние марки билет до родного Берлина…
И снова блуждание без работы, хотя и очень непродолжительное, и сакраментальный вопрос симпатичной секретарши в офисе: «Знаете ли вы, герр Вайцхогель, русский язык?» (кто же его, проклятый, в бывшем Восточном Берлине не знал тогда в девяносто пятом?), и новые «старые» анекдоты сослуживцев про находчивых деловитых «оззи» и тупых ленивых «веззи»… А потом — первая поездка в пугающую Россию, в бесконечных снегах которой в страшном 43-м сгинул без следа дедушка Фриц, штурмфюрер панцер СС, да еще не в какие-нибудь относительно цивилизованные Москву или Петербург, а в далекую Тюмень, мнившуюся тогда где-то «на краю географии»… И первая сумма с четырьмя нулями, полученная по возвращении в родной Дойчланд действительно отупевшим от выпитой водки, бесконечной бани, российских просторов, виденных из иллюминатора вертолета, и веских деловых предложений от пьяных здоровенных мужиков с неожиданно трезвыми, как пистолетные дула, стальными глазами… Меньше всего тогда Курт думал о том, что придется еще раз посетить эту дикую и великую одновременно страну… Через полгода его уже знали в лицо почти все улыбчивые стюардессы Люфтганзы на российском направлении и, наверное, все, без исключения, сибирские медведи…
В дневной своей ипостаси нынешний герр Вайцхогель служил менеджером среднего звена в «Штольц Бауверке АГ», имеющей запутанные, но весьма прочные связи с добрыми двумя десятками стран как в Евросоюзе, так и по обе стороны Германии, причем на Западе — за проливом и океаном, а на Востоке — в основном за Волгой и Уральским хребтом… Ну а вечером — старина Курт… В свободном демократическом обществе всякий имеет право на частную жизнь.
Карта привычно воткнулась в щель автомата. Несколько несложных манипуляций и… и… «На вашем счету 0.00 евро»? Это что, шутка? Весьма неудачного свойства, господа, весьма неудачного!..
— Ты вызвал полицию, Хосе?
От мощного рева герметичные стеклопакеты дребезжали так, как не дребезжит найденный на помойке и закрепленный в раме ржавым гвоздиком осколок стекла в окне нищей халупы последнего пеона от проезжающего по дороге мощного самосвала «Юнайтед Металлик», груженного медной рудой.
— Вызвал. — Хосе Эусебио, старший менеджер эквадорского филиала упомянутой корпорации, претендующей на звание транснациональной, был несколько зеленоват с лица, что, учитывая общий густо-оливковый оттенок его кожи, свидетельствовало о почти смертельной бледности. — Они очень удивились, что мы еще живы, и посоветовали покончить самоубийством, пока шахтеры не смели охрану…
— Кассуалдос [28] ! Вонючие кассуалдос! — взорвался почтенный Энрике Кордеро и врезал могучим шахтерским (в прошлом, увы, в далеком прошлом) кулаком по столу так, что подпрыгнула тяжелая пятнадцатизарядная «Астра», давно уже извлеченная из сейфа. — Как брать деньги, так они всегда на месте, а как дойдет до дела… А своему зятю на базу «Мария Селеста» ты звонил?
— Звонил, но вы же знаете, что почти все низшие чины из вертолетчиков — вчерашние шахтеры… Паулито с десятком верных офицеров забаррикадировался в столовой и сам просит у меня помощи. Говорит, что продержится еще час-полтора, самое большее — до вечера. Он сказал, что в столице такие же волнения и восставшие уже берут штурмом президентский дворец…
28
Труднопереводимое латиноамериканское ругательство.
Из панорамного окна со звоном вылетел толстый осколок, и рев толпы, собравшейся внизу, сразу стал оглушительным, как океанский прибой. Одновременно в кондиционированное помещение ворвался жаркий воздух улицы, насыщенный ароматами цветущих деревьев, разгоряченной толпы и порохового дыма.
— Они стреляют! — завопил дон Эусебио, бросаясь ничком на пол и прикрывая затылок руками от сыпавшихся непрерывным дождем осколков стекла и кусков штукатурки, отколотых шальными пулями от потолка и стен. — Пора спасаться, дон Кордеро!