Америка reload game
Шрифт:
– Ну, раз уж я теперь «подозреваемый номер один», – (язык между тем, оказывается, делал свое дело, не запрашивая директивы от мозгов), – может, мне позволено будет узнать, как погиб Суровцев?
– О, разумеется. Более того: поскольку вы все равно выйдете отсюда живым лишь полностью очистившись от подозрений, есть смысл приоткрыть вам часть общей картины…
Со слов майора выходило, что когда и как Командор прибыл в Петербург, и чем он тут был занят до ночи с двенадцатого на тринадцатое, в точности пока не выяснено. Более того, из предельно уклончивых ответов Генштаба и Службы создается впечатление, что те и сами оказались не в курсе последних перемещений полковника и полагали, будто он по-прежнему пребывает в Варшаве, налаживая работу тамошней резидентуры.
– …Как бы то ни было, на месте гибели министра колоний, в его доме на Морской, Суровцев умудрился оказаться
– Я, с вашего позволения, сформулировал бы чуть иначе: это вы умудрились оказаться там позже него – тут, знаете ли, бывают важны нюансы… – (тут у немца отчетливо дернулась щека: попадание!) – Кстати: следует ли мне, по-вашему, знать какие-либо подробности убийства министра?
– Вам следует знать лишь то, что преступление было тщательно замаскировано под несчастный случай. А главное – что Суровцев первым осмотрел место происшествия, и есть основания полагать, что он забрал (или уничтожил) важные улики.
– А какого рода основания? Точно ль те «улики» были? Может, вы просто подгоняете факты под свою гипотезу о «преступлении», а там – и вправду «несчастный случай», и ничего кроме…
– А вот это уже не ваше дело!
О-па! «Дети хлопнули в ладоши: папа в козыря попал»…– Как скажете, – смиренно пожал плечами ротмистр. – Ну а я-то чего в это время делал? Стоял на стреме, покуда Суровцев там крал оружие-документы и затирал кровавые отпечатки?..
– Нет, именно в это время вы еще находились в гостинице. В этом пункте ваше алиби подтверждено.
С вами, господин ротмистр, другое непонятно. Вот смотрите: около полуночи полковник обозначает свое присутствие в городе, объявившись на месте преступления – демонстративно, под своим именем. Затем он появляется в штаб-квартире Топографической службы – опять-таки, вполне открыто – и отдает там ряд распоряжений, кажущихся, на первый взгляд, никак не связанными с событиями той ночи. В числе прочего он истребует на руки приказ о вашей отставке – подписанный и доставленный в Службу тем вечером. После их следы теряются – и полковника, и, как ни странно, приказа. Служба категорически открещивается: Суровцев, дескать, работал от себя, в одиночку, тогда как по вашей версии приказ вам доставил в гостиницу не Командор, а третье лицо – некий вестовой, которого никто кроме вас не видал. Ну и – кому из вас верить, а? Идем далее. Мы с достаточной полнотой восстановили ваши с Командором перемещения по городу тем утром. Есть место, где пути ваши пересеклись: бильярдная «Триумф». Карты на стол: у нас нет – пока! – прямых доказательств вашего контакта, но вполне хватит и того, что вы оба провели там более получаса. Поверить в такие совпадения невозможно, поэтому – два варианта: либо у вас была назначена там встреча, либо вы его выслеживали и успешно выследили-таки; ну, либо – он вас… Какой вариант вам нравится больше?– Мне нравится тот вариант, что никакого Суровцева в «Триумфе» я в глаза не видал – если я в том «Триумфе» вообще бывал…. Ну, или – он так изменил внешность, что я не узнал его в гриме. А что, по вашей версии, мы делали потом?
– Ваши, господин ротмистр, следы после «Триумфа» теряются – к несчастью для вас. Суровцев же, напротив, попался вскоре в поле зрения «наружки»: мы просто методично обшаривали город в режиме чрезвычайного розыска, его визит в «Триумф» же восстановили позже, «обратным назадом». С того момента он находился под непрерывным, весьма плотным наблюдением. Наблюдение он, похоже, в свой черед обнаружил без труда, после чего, покружив пару часов по улицам, отправился на Охтинскую верфь. Это – военный объект, так что он-то по своим генштабовским документам миновал охрану без проблем, а вот наших оперативников она тормознула: другое ведомство…
Впрочем, в тот момент никто, по словам майора, особо не встревожился: периметр вокруг Командора был надежно перекрыт; предусмотрели даже тот вариант, что он попытается уйти из-под наблюдения водой – в оцеплении был задействован паровой катер. Но вот того, что полковник воспользуется недостроенным «шершнем» – который, по ходовой по крайней мере части, оказался вполне годным – не ожидал никто… «Шершень», как ему и следовало, от полицейского катера ушел как от стоячего – правда, недалеко ушел: по прошествии– …Вот вам и искомая версия, Павел Андреевич. Ваша Служба сперва влезла по самые уши в историю с покушениями на министров колоний – видимо, затеяв какую-то многоходовую агентурно-оперативную игру с калифорнийскими секретными службами, – а когда дело кончилось двойным терактом, они запаниковали и кинулись срочно зачищать концы, ликвидируя причастных к той игре. Вас же элементарно подставили: сначала вывели на встречу с Командором в «Триумфе» (или имитировали ту встречу – не суть важно), а потом лишили алиби на последующие часы. И отмазать вас теперь можем только мы – восстановив по кусочкам то ваше алиби; в обмен на всё, что вы реально знаете по этому делу. Итак?..
…А ведь смахивает на правду, отрешенно подумал он. И алиби на после-«Триумфа» у меня действительно нет – да и откуда б ему взяться, если я как раз в это время по заданию шефа распихивал по тайникам наличность из его секретного фонда?.. С одной, правда, поправочкой: Командор подставить меня не мог; вот не мог – и точка. На том стою.
Или вот еще отличная версия, кстати: Командор вообще всё это затеял за-ради покражи тех секретных казенных денег; я же был у него на подхвате, а потом осмотрелся-принюхался, да и грохнул подельника – чтоб концы в воду, – денежки те прибрал и теперь вот намылился с ними в Америку… Интересно, сколько им понадобится, чтоб до такого додуматься? или – уже?..
Мне нужна пауза, понял он, немец – неглупый парень, и в режиме блица он меня дожмет, безвариантно. Паузу – отдышаться и раскинуть мозгами по новой, паузу – любой ценой! Ну что – идем ва-банк?– Мое алиби, господин майор – это рыжая барышня Сонечка с Московской заставы; как сказали бы в Одессе – «это что-то особенного»! Кабак в точности не вспомню, но приметы ее таковы…
Засим ротмистр перешел к смачному описанию тактико-технических характеристик объекта: что там с линейными промерами и обводами корпуса, как работают все механизмы в верхней позиции (не нотной) и как в третьей (не хореографической)…
– Вы предлагаете мне, в поисках вашей пассии, перепробовать всех рыжих девок на Московской заставе? – холодно откликнулся немец.
– Да, у тебя это навряд ли выйдет, – развязно ухмыльнулся Расторопшин, мазнув нарочито томным взглядом по атлетической фигуре майора. – У тебя ведь ориентация – под цвет мундира, мой сладенький?
Прием, конечно, запрещенный – и оттого эффективный. Судя по незамутненной ярости, полыхнувшей в сумрачных остзейских глазах, с ориентацией там всё как раз было в высшей степени традиционно – и неудивительно, что немец повелся и потерял над собой контроль недопустимым для профессионала образом… Дальше всё было делом техники: некоторое время Расторопшин расчетливо поливал своего визави кинжальным огнем матерных казачьих скороговорок (а у казачков, надобно заметить, и с гомофобией, и с острословием дело поставлено отлично), пользуясь полнейшей его беспомощностью перед теми оскорблениями (вызвать на дуэль? Кого – арестанта? кому – чисто виртуальному «майору Иванову»?..). Где-то через минуту произошло ожидаемое: майор дернулся с места, и кулак его со всего маху врезался в челюсть Расторопшина; удар вышел не акцентированный, бестолковый, так что мастеру рукопашного боя не составило бы труда уклониться или прикрыться – даже и сидя, и со скованными руками, – однако ротмистр предпочел подставиться по полной и полететь кувырком со своего табурета. Дальше всё вышло даже лучше, чем ожидалось (карта пошла, тьфу-тьфу!). На пороге как раз нарисовались двое нижних чинов – рыжеусый и еще один, квадратненький крепыш с косым пробором, – привлеченных шумом и явно пребывающих в изрядном недоумении. Расторопшин, картинно скорчившись на полу, сплюнул кровь (надо же, и зубы, похоже, уцелели!..) и с ёрнической укоризной обратился к осознавшему уже свой фатальный прокол майору, кивнув в сторону нижних чинов: «Ва-аше благородие, не надо б так, при мальчонках –то!»