Америка reload game
Шрифт:
– Сверхэксплоатация – это прям как будто из революционной брошюры, – хмыкнул ротмистр (благо отношения позволяли).
– Это – из государственных статистических отчетов. А если демографическая статистика сама по себе выглядит как революционная брошюра, это, согласитесь, больше говорит о правящем режиме, нежели о революционерах… Заметьте: главная организация тех революционеров именуется «Земля и воля». Так вот, по части «воли» никаких особых возражений от нынешних крепостников не поступало – их вполне устроила бы, к примеру, аграрная программа наших светочей свободы, декабристов: «освобождение» крестьян без земли. Император, по счастью, на это не повелся – и продавил-таки правильный вариант освобождения, с земельным наделом; да, верно – лишь с частью земли, и за грабительский выкуп (так что мужики в массе своей все равно остались недовольны), но добиться большего он не мог никакими силами – ну, разве что возглавить самолично ту «Землю и волю»… Сопротивление реформе и так-то было совершенно бешеное, на всех уровнях – от уездных дворянских собраний до верхушки госаппарата, ту реформу готовившего…
– А это правда, будто в ночь подписания Манифеста император держал прямо у Зимнего катер под парами?
– Правда. И покушений опасался всерьез. И имел для тех опасений все основания… Так вот, по ходу той борьбы «крепостников» с «реформаторами» – назовем их так – и вспомнили вдруг о Русской Америке. Кого-то из реформаторов (вроде бы Милютина) осенила идея: возложить проведение реформы в Америке на самих же крепостников, укомплектовав их лидерами новообразованное Министерство колоний: справятся – молодцы, нет – можно
– И что – государь тАк вот, безропотно, сдал своих компаньерос?
– Ну, сказывают, будто поначалу он был против, но апологеты идеи поставили вопрос ребром: «Выбирайте, Ваше Величество, что вам нужно: великие Америки или великая Россия?» – и тот согласился разыграть этот «гамбит с жертвой фигуры»… Они ведь у нас вообще любят всяческие «гамбиты» и концепцию «меньшего зла» (которое «меньшим» сплошь и рядом оказывается исключительно для них лично…), да и компаньерос тех сдают уже не в первый раз – при полном, впрочем, ихнем понимании.
…Николай Павлович очень удачно для себя дезертировал тогда в мир иной, откосив от необходимости самолично подписывать капитуляцию в достойно увенчавшей его правление Крымской войне и переведя стрелки на наследника. Принять поставивший точку в военных действиях австрийский ультиматум России от 2 декабря 1855 года выпало уже Александру. Понятно, что у его представителя на Парижском конгрессе, графа Орлова, козырей на руках было – шиш да кумыш, и отстаивать еще и интересы Калифорнии (которая сильно облегчила положение Метрополии, фактически выведя из войны Англию) тому было просто не с чем. Колония опять оказалась предоставлена самой себе – и опять успешно отбилась в одиночку! Французская эскадра, пришедшая на Хавайи дабы оккупировать базу Русско-Американской компании в Жемчужном, столкнулась с совершенно непредвиденными препятствиями. Оказалось, что многоопытный переговорщик Орлов сделал-таки свой подарок петроградским компаньерос, коим всегда симпатизировал, а именно: крайне хитроумно (при кажущейся простоте) сформулировал соответствующий пункт Парижских соглашений – что Российская империя «не возражает против включения Жемчужного в состав Французской Полинезии» (вместо недвусмысленного «Россия уступает Франции Жемчужное»). Кронпринц Каланихиапу уведомил тогда от лица Хавайского правительства командующего эскадрой вице-адмирала Пьера Боннэ и прибывшего с ней специального представителя Императора барона д’Ариньяка, что «Его Королевское Величество и Королевский совет крайне удивлены тем, что Российская и Французская империи находят возможным распоряжаться судьбой части хавайской территории, даже не ставя о том в известность хавайские власти»; Королевство, как известно, не принимало участия в Парижской конференции, Жемчужное было сдано в столетнюю аренду именно Русско-Американской компании, а вовсе не Российской империи, и никакая передача этой территории третьей стороне тем договором не предусмотрена. Британский же консул в Хонолулу, сэр Рой Харрод, в свой черед, уведомил д’Ариньяка, что Империя и Ост-Индская компания решили-таки присоединиться к договору о Вечном нейтралитете Хавайев, со всеми его протоколами о коллективной защите Архипелага от иноземной агрессии (противоестественный англо-французский союз не пережил спровоцировавшего его Николая); от «поспешных и необдуманных действий» предостерег барона и Сэмюэль Симпсон – от лица Соединенных Штатов, еще одного гаранта хавайского нейтралитета. Если бы то Жемчужное «плохо лежало», сами по себе все эти демарши вряд ли удержали бы адмирала Боннэ от соблазна захватить порт, следуя вековечному принципу «Beati possidentes – Что взято, то свято», и предоставить потом барону д’Ариньяку тушить дипломатический скандал. Однако калифорнийский консул Сергей Свержин и начбазы кавторанг Штубендорф доходчиво растолковали адмиралу, что тот пункт Парижских соглашений следует понимать так: Российская империя не станет препятствовать французской аннексии Жемчужного (ибо не имеет к тому реальных возможностей), однако она не возбраняет частной Русско-Американской компании защищать свою территорию – собственными силами и на собственный страх и риск. Так вот, Компания – не принимавшая, как и Хавайское королевство, участия в Парижском конгрессе и ничего там не подписывавшая – будет защищать Жемчужное «всеми имеющимися у нее средствами»: хотите еще один Елизаветинск? – вы его получите! Засим ошеломленным французам были предъявлены два броненосца-«поповки» под желто-зелеными вымпелами, закупорившие «бутылочное горлышко» входа в залив Уаймоми, и вьющиеся вокруг них «шершни», о чьих боевых качествах в Европе были вполне уже наслышаны… Позвольте, но ведь это же всё сугубо прибрежные суденышки?! Ладно «шершни» – эти крохотульки можно перевезти и на других судах, но как, как эти чертовы русские умудрились провести в самый центр Пацифики тяжелые низкобортные броненосцы, категорически не приспособленные к океанской волне?! (Задача и впрямь была нетривиальная. Создатель «поповок» инженер-майор Андрей Попов, додумавшийся тогда пригнать их небронированные корпуса своим ходом, снабдив их помимо штатной паровой машины еще и временным парусом, доставить отдельно броневые листы с пушками Кокорева и смонтировать броненосцы на совершенно, как казалось, неприспособленной для того ремонтной базе Жемчужного, получил за тот монтаж высший военный орден Колонии, «Николу с мечами» – как за выигранное сражение.) Ну, а поскольку Наполеон III успешно предъявил уже своим подданным взятый у русских реванш за дядюшкину Березину и казаков на Монмартре – в виде французского триколора над Малаховым курганом и Boulevard de S'ebastopol в Париже, – а Николай ему ответил за козла по полной программе (что, собственно, и было для Императора главными побудительными мотивами влезть в ту «Восточную войну»), рисковать еще одним наступанием на калифорнийские грабли, обостряя при этом до грани войны отношения с Англией и Соединенными Штатами, адмирал с бароном не решились, и эскадра убыла восвояси. Более того, французская дипломатия принялась всячески обхаживать Петроград как возможного союзника в плане антибританской дружбы; к вящему удовлетворению Петрограда, обретавшего на том дополнительную точку опоры и свободу маневра.– …Короче говоря, – резюмировал Командор, – Калифорния вышла из Крымской войны фактически державой-победительницей; во всяком случае, калифорнийцы предметно показали всему «цивилизованному миру», что их лучше иметь в союзниках, чем во врагах. А авторы той затеи с Министерством колоний просто не представляют себе, до какой степени мы тут для них безразличны, и сколь слабый толчок требуется, чтобы они там задались естественным вопросом: «Для чего Калифорния нужна России, понятно – наше золото; а вот для чего, собственно, Россия нужна Калифорнии?»
– А как в эту картину вписываются странно умершие министры колоний?
– Петроград честно пыталась договориться с Петербургом о том самом «особом порядке» введения у них там Манифеста, что сразу пришел в голову и вам, однако представитель Компании так ни разу и не был принят компаньеро Императором. Из этого они, похоже, заключили, что министерские «работают от себя», а император бессилен их контролировать – и потому демонстративно самоустраняется от любых решений по этой части; но ведь тогда, соответственно, есть шанс добиться изменения курса путем замены персоналий! В середине года в петербургском представительстве объявился сей персонаж, – с этими словами Командор протянул ему плотный конверт, в котором обнаружился небольшой, чуть больше ладони, карандашный набросок на оберточной бумаге: шаржированный портрет сухощавого блондина с невыразительным, чуть асимметричным лицом. – По документам значится Валентином Карловичем Шелленбергом, но, скорее всего, никаких немцев у него в роду и не ночевало. По нашим данным, ни в одном из европейских представительств Компании он прежде не засветился – видимо, агент-нелегал высочайшего класса, причем с Востока, с соответствующими ухватками. Вот как раз после его появления в Петербурге на министров колоний и напал тот мор…
– А что думают на сей счет голубенькие?
– Насколько нам известно, ничего они не думают. В любом случае, делать за генерала Чувырлина его работу мы не станем – это, надеюсь, понятно?
– Так точно!
– И кстати, обращаю ваше внимание, ротмистр, вот на какое обстоятельство: те, кто сейчас убирает тех министров (ну, если всё это – не цепь случайных совпадений), пытаются таким способом приостановить отпадение Калифорнии от России – приостановить с той, с калифорнийской стороны. Впрочем, это уже по разряду столь нелюбимых вами «особенностей мозговой деятельности двуглавых птиц».
– Ясно, – пробормотал Расторопшин, возвращая конверт. – Так я, стало быть, имею шансы познакомиться с этим самым Шелленбергом?
– Надеюсь, что до этого не дойдет, – сухо усмехнулся Командор. – Очень надеюсь… Ну, вот, собственно, и всё, Павел Андреевич! Больше вам ничего знать не надо, и даже вредно. С сего момента вы – в автономном плавании: попутного ветра и семь футов под килем!
Прощальных объятий, понятно, не последовало – ограничились рукопожатием. Расторопшин хотел было съязвить напоследок насчет «пожатья командоровой десницы», но что-то удержало: «Суеверным становлюсь, однако…» Прикинул – есть ли что-нибудь, за чем следовало бы вернуться в гостиницу; по всему выходило, что нет – револьвер, понятное дело, и так при себе, а зубная щетка будет лишь разрушать образ … Конец первой части Часть вторая Санкт-Петербург – северная Атлантика (сентябрь-октябрь 1861) Хомячок Эверсмана(Allocricetulus eversmanni Brandt, 1859) – вид хомяков из отряда Грызуны. Видовое название дано в честь русского натуралиста, зоолога, врача и путешественника – Эдуарда Александровича Эверсмана. http://ru.wikipedia.org/wiki/Хомячок_Эверсмана Тем временем Эверсман-младший поступает в Дерптский Университет с целью получить диплом и навыки врача, необходимые, как ему казалось, для путешествия в дальние страны. Однокурсник Эверсмана, будущий химик профессор К. Клаус, оставил любопытные воспоминания о жизни Эверсмана в студенческой среде Дерпта, где он среди сотоварищей-«буршей» быстро завоевал уважение умением фехтовать обеими руками, прекрасными навыками кавалериста и стрельбой без промаха; в дамском обществе он стал известен как «красавец Эверсман». По-видимому, Эверсман серьезно готовился к будущему путешествию на Восток под видом восточного купца и лекаря. Помимо изучения медицины и закалки тела и духа, он учился рисовать и даже овладел навыками фокусника, считая это умение нелишним на Востоке. <…> Зная о горячем желании Эверсмана участвовать в Азиатском путешествии, оренбургский генерал-губернатор Эссен рекомендовал молодого врача-натуралиста организаторам дипломатической миссии Негри. При этом любопытно, что из положительных качеств Эверсмана было отмечено, что «если за какое дело взялся, то никакими препятствиями и затруднениями в преследовании оного не удерживается до конца», а из отрицательных – что он «несколько крутого нрава, не имеет ловкости и гибкости, свойственных светскому человеку» и «несколько занят своими знаниями и умом». <…> Под видом восточного купца и лекаря Эверсман планировал добраться с посольством Негри до Бухары, и далее через Кашгар двинуться в Тибет и Индию, а затем уже оттуда вернуться в Европу; имелся и запасной вариант – из Бухары на восток, северо-восток, в предгорья Тянь-Шаня и через Семипалатинск вернуться в Оренбург. Соколов В.Е., Шишкин В.С.. «Развитие отечественной териологии в XIX веке». – М., «Наука», 2005 Памятная медаль Лоуренса Аравийского (TheLawrenceofArabiaMemorialMedal) введена в 1935 году и присуждается Британским королевским обществом по делам Азии ( royal Society for Asian Affairs) «в знак признания выдающихся заслуг в области разведки, исследований или литературы. [...] …Для офицеров флота, армии и военно-воздушных сил, исследователей, писателей, администраторов, пионеров торговых путей, археологов и антропологов, в особенности там, где работа сопряжена с личной опасностью». Adventurer<иконка adventurer > Быстрый слабовооруженный юнит. Движение: три клетки, независимо от типа местности. Обзор: две клетки, независимо от типа местности. Особые свойства: единственный юнит, способный видеть стратегические ресурсы индустриальной эпохи (уголь, нефть, каучук, алюминий, уран) на нейтральной и вражеской территории Григорий Алексеевич Ветлугин, 28 лет, член-корреспондент Русского Императорского Географического общества. 18 Общеизвестно, что Архимед открыл свой Закон, погрузившись в ванну, а Лобачевский свою неевклидову геометрию – когда клеил дома обои. Так вот, последнее – неверно: на самом-то деле эти нежданно пересекающиеся как-бы-параллельные прямые и так и остающиеся при своих как-бы-сходящиеся лучи пришли мэтру в голову, когда тот блуждал по питерским улицам-переулкам ошую от Невского, тщетно пытаясь выйти к намеченной цели. Любопытно, что одесную от того же Невского геометрия, похоже, остается вполне традиционной… Впрочем, когда он поделился этой гипотезой с Петей Штакельбергом, питерским своим товарищем по предыдущей, Алтайской, экспедиции, тот немедля отыграл:– Да ладно! У вас там в Первопрестольной, на ваших Семи холмах, вообще какой-то Третий Риман творится! Ничего никогда не найти, даже с планом на бумажке.
– Ну так мы и вида не строим, будто у нас всё такое честно-прозрачно-линейное!
Он и в самом деле недолюбливал Питер – при том, что некогда пережил с этим городом бурный юношеский роман. Холодная многоопытная красавица, из мимолетного интереса одарившая тебя вниманием – и бесценным экспириенсом; она, кстати, что бы там о ней не болтали, совершенно неспособна на измену – не надо только самочинно вписывать карандашиком новые пункты в контракт о временном совместном просыпании в одной постели. …Город и вправду был исполнен всех мыслимых достоинств, кроме одного-единственного: он не был Убежищем для путника, да и никогда для того не предназначался. Дело тут, похоже, чисто в ландшафте – в Студеной Реке, пронизывающей своими рукавами каждую клеточку Города и безмолвно вымывающей из него тепло, будто кальций из костей… О да, разумеется, всё это крайне субъективно! Но никуда не денешься – все люди делятся на «питерских» и «москвичей» (вне зависимости от места своего рождения и проживания), в точности как на поклонников Бетховена и Моцарта, собачников и кошатников, преферансистов и игроков в покер.
Кстати, человек, поджидающий его сейчас в штаб-квартире Географического общества в Демидовом переулке, ошую от Невского, и был как раз таким «москвичом» из коренных питерцев. Оттого-то, видать, он и принимаем повсеместно всеми как свой – хоть столичными сановниками из сфер, хоть военными из «Топографической службы», хоть университетской публикой; равно как экспедиционными казаками, кержаками по таежным заимкам, золотоискателями из беглых и золотопромышленниками с темным прошлым – чему он сам неоднократно бывал свидетелем.