Америка reload game

Еськов Кирилл Юрьевич

– …А с утра, чуть свет, за мной приехал жандарм – из тех, что были ночью в особняке, но только теперь он был в штатском. Велел быстренько собраться, взять Флору, и ехать с ним; сказал, мол, «до завтра» – ну, я еды для Флоры так и захватил, изругал себя потом последними словами. Вот там уже меня про «Бристоль» расспросили во всех деталях: не заметил ли я дождевых капель на одежде того дипломата или мокрых следов на паркете в прихожей, и всё такое… Ну, вот и всё, Павел Андреевич.

Усадив Сашу писать рапорт о визите человека-тени на конспиративную квартиру коллег (спохватился лишь через пару минут, проверил – на чем пишут в этих апартаментах; да нет, бумага самая обычная, «верже», никаких особых примет…), ротмистр погрузился в размышления. Итак, нам требуется – снять

с крючка парнишку, который, со своей не в меру умной собакой, заметил (неведомо для самого себя) нечто, могущее нарушить планы сильных мира сего. Для этого надо то самое нечто вычислить и предать огласке – тогда ликвидация парня станет делом бессмысленным и вредным. Стандартная, вообще-то, задача для книжной detective story… Исходя из постановки задачи, мы смело можем выбросить из головы особенности тактики и боевой подготовки людей-теней (равно как их служебную принадлежность), ТТХ применяемых ими веществ и прочие детали организации покушений: ничему этому парень заведомо свидетелем не был и разгласить ничего не может при всем желании. То же самое относится и к политической подоплеке покушений: никакой внятной информации на сей предмет у нас нет, да и взяться ей неоткуда – а значит и нечего забивать себе всем этим голову… Разумеется, анализировать в отдельности от всего прочего один лишь эпизод покушения номер два (от картины безлюдного особняка до клуба «Бристоль») – это вроде как искать потерянный ключ исключительно под фонарем; но ведь если в темноте, вне светового круга, шарить все равно заведомо бесполезно, то может это и не столь уж дурацкий образ действий?.. Классики учат нас: «Чем нелепее и грубее кажется вам какая-нибудь деталь, тем больше внимания она заслуживает. Те обстоятельства, которые на первый взгляд лишь усложняют дело, чаще всего приводят вас к разгадке». Ну, коли так, шансы наши необычайно высоки – ибо картина преступления состоит из тех нелепостей едва ли не целиком… Прежде всего, это невероятная, дикая переусложненность обоих покушений: министры не имели постоянной охраны, и профессионал такого класса, как человек-тень мог бы устранить их с легкостью необыкновенной. При этом ничего не стоило обставить обе смерти так, чтоб никому и в голову не пришло усомниться в естественных причинах (мало ли, к примеру, редких медленно действующих ядов?) – это если бы целью была просто «замена персоналий», как выразился тогда Командор. И наоборот: если уж целью было устрашение, то следовало позаботиться о ярких живописных деталях убийства (какая-нибудь там отравленная стрела в окно кабинета, или тот же мини-арбалет посреди торжественной церемонии), чтоб поразить воображение публики. Но ведь нет ни того ни другого, и с точки зрения рациональных целей обе те смерти – это «вообще ни о чём»! А единственное, что, как кажется, роднит эти покушения – жертвы, похоже, были загодя осведомлены о кое-каких деталях предстоящего и, в некотором смысле добровольно, поучаствовали в тех спектаклях; отличный сюжет для романа о хитроумном убийце-маниаке, но профессионалы так не работают никогда, ни при каких обстоятельствах! У меня нет оснований не доверять наблюдению Саши, что тот дипломат в клубе ничуть не встревожился при виде Флоры, а даже, пожалуй, и обрадовался. Верно ли парнишка разобрался в тех эмоциях, были ли они спонтанными или имитированы – вопрос отдельный; важно лишь, что появление ищейки не застало калифорнийца врасплох, и он был к нему готов. Почему же тогда ликвидатор начал именно с собаки, а не с мальчика? Более того: я не могу исключить – просто по расстановке фигур, – что в момент моего появления на сцене человек-тень действительно уходил, и мальчик в списке его целей в тот раз вообще не значился… А ведь «майор Иванов»-то так и предупреждал своих оперативников: «свидетель – именно собака, а парень уж так, за компанию»! Дьявол, но откуда он знал?! – значит, это я что-то упускаю? И причем тут серебряные пули, за которыми он самолично, против всех правил, заявился в Университет? Или – его на самом-то деле интересовали как раз легенды об оборотнях?..

– Павел Андреевич, а как надо писать – «оборачивался» или «обращался»? – окликнул его парнишка, нахмуренно грызя кончик ручки.

– В каком смысле?

– Ну, я сказать хочу, что «волком тот человек не оборачивался»… или не «обращался»? – хотя и двигался как-то очень уж быстро, не по-человечески, так что взглядом не уследить…

– Постой-ка, постой! – вдруг подался вперед ротмистр. – А почему обязательно – волком?

– Ну, а кем же еще? Медведем?

– Нет: человеком! Может оборотень

обернуться другим человеком – как говорят знающие люди в твоих местах?

– Нет… – от одной этой мысли, бог его знает почему, у Саши пробежал холодок меж лопаток. – Нет, не слыхал про такое… Да и зачем?

– Верно, незачем! – рассмеялся вдруг Расторопшин. – Совершенно незачем… Как гласит женская мудрость: «Хер на хер менять – только время терять»!

– Что-что?

– Ничего, не бери в голову. И пиши как пишется, не заморачиваясь всяким правописанием: там разберутся …

К тому времени, как Саша закончил свой рапорт, ротмистр тоже исписал и исчертил какими-то схемами несколько листков.

– Слушай сюда, напарник. Ты смертельно устал и хочешь спать, но надо напрячься и кое-что заучить наизусть. Я сейчас уйду, а ты останешься тут и будешь ждать от меня весточки…

– Вы… вы меня оставите одного?.. Здесь?!

– Да. В этом весь смысл. Ты напарник мне – или младенец, которому нужна нянька?

– Так точно, напарник.

– Тогда слушай и запоминай. Каждый из нас будет делать свою работу. Я сейчас пойду встречаться с довольно опасными людьми. Если всё пройдет как задумано, завтра утром я либо вернусь за тобой сам, либо пришлю тебе сюда новую, подробную инструкцию. Если же от меня не будет никаких вестей… ну, скажем, до девяти утра… это значит, что всё плохо – совсем, и больше мы с тобой не увидимся. Тогда – уноси отсюда ноги, немедленно!

На этих листках нарисовано и написано, куда и как тебе идти, и какие слова говорить тем, кто тебя там встретит. Прочти это несколько раз, запомни каждое слово – бумажки я после сожгу. Тебя переправят за границу и спрячут там; через полгодика вернешься – думаю, этого хватит. Оттуда ты пошлешь почтой вот это мое донесение, плюс свой рапорт – копию того, что ты мне только что отдал – вот по этому адресу, записанному здесь на полях; дату на рапорте поставишь сегодняшнюю.

Это и есть твоя работа, напарник: позаботиться об этих бумагах. Они – моя страховка: их существование, возможно, спасет мне жизнь там, куда я направляюсь, и – уж точно – сделает небесполезной мою смерть. Не подведешь?

– Я всё сделаю как надо, дядя Паша.

– Тебе понадобятся деньги – и там, и здесь: люди с того адреса «за спасибо» не работают. Вот, держи, – и ротмистр выложил на стол пачку «катенек» в надорванной банковской упаковке, отлистав себе сверху пяток. – Запри дверь, если постучит серый волк – не открывай… На-ка вот, на случай серого волка, – и на скатерть рядом с «катеньками» лег «калашников».

– Не надо, дядя Паша: вам там нужней будет!

– Там, брат, из «калаша» всё равно не отстреляешься. Даже и застрелиться-то не дадут…

…Сгорающие в пепельнице бумаги почему-то наводили на мысль о каких-то скифско-варяжских языческих ритуалах «на удачу».

– Не ходить бы вам, дядя Паша…

– Служба, – пожал плечами ротмистр, не отрываясь от зеркала: поправлял котелок так, чтоб повязка не виднелась. – Всё у нас будет в порядке, напарник!

28 Народу в помещении клуба в этот ночной час даже прибавилось; представившись кое-кому из новоприбывших – «Фиц-Джеральд, Арчибальд Фиц-Джеральд!» – Расторопшин переговорил наедине с распорядителем, ставшим теперь крайне предупредительным.

– К сожалению, я вынужден оставить до утра ваш гостеприимный кров. Надеюсь, в мое отсутствие моего юного друга никто не потревожит?

– Ни в коем случае, сэр!

– У меня к вам просьба, личного характера. Мальчику следует одеться… постоличнее, скажем так. Не могли бы вы сделать заказ прямо сейчас? Полностью полагаюсь на ваш вкус.

Веер из «катенек» перекочевал в карман распорядителя.

– Этого слишком много, сэр!

– Пустое!.. Да, и вот еще что. Мальчик очень напуган…

– Еще бы, сэр! Пережить такое…

– Чтобы ему было спокойнее, я велел ему запереться на ключ и никого не впускать в апартамент…

– Как вам будет угодно, сэр.

– Кроме того, я оставил ему револьвер, для вящего спокойствия. Как ни странно, мальчик умеет с ним обращаться…

– О Боже! – распорядитель, чувствуется, проклял самыми страшными проклятиями тот миг, когда экстравагантная парочка переступила порог «Эфиальта».

– Вы должны его понять. Мальчика ищут, а негодяй-лендлорд хвастается своими связями в полицейском ведомстве и, возможно, действительно подключит к поискам столичную полицию. Ставя себя на место преследователя: я, пожалуй, обвинил бы мальчика в краже; но только не денег – это прозвучало бы совсем уж неправдоподобно, – а чего-нибудь, могущего помочь при бегстве: раритетное оружие, лошадь, ну или там, скажем, собака редкой породы… Тогда искать можно именно пропажу – по приметам, а мальчика как бы попутно… Надеюсь, такие розыски не пройдут мимо вашего внимания?