Америка reload game
Шрифт:
– Не за что, коллега … Так вот, ваш геогрАф заявился по известному вам адресу с патрульным городовым – он, дескать, ищет пропавшего человека, предположительно похищенного преступниками с целью выкупа; дал вот, среди прочего, газетное объявление о награде за информацию, и только что получил срочное письмо с этим адресом; судя по ряду деталей, автор письма – не шутник и не псих. Патрульный оказался молодой и ретивый, а район – рабочий, где вломиться в дом с обыском можно не заморачивась всякими ордерами. Он просто позвонил в дверь, а работавшие как раз в прихожей криминалисты, позабыв инструкции, открыли безо всякого пароля-отзыва – они, вишь ты, как раз ожидали гонца, отправленного за пирожками в соседний трактир… Ну, и что должен был подумать тот городовой, увидав на полу той прихожей кровавый след и людей, что его «изучают»? – правильно! Парень оказался не промах (надо б, кстати, перетащить его к нам, на оперативную работу): тут же предъявил ствол и скомандовал как положено: «Лицом к стене – руки на затылок – стреляю без предупреждения!» Ну, а те остолопы не нашли ничего умней, чем назваться и показать свои удостоверения…
– Полные кранты…
– Не-е, это еще – не полные!.. Это всё
– Ну да, расследование-то засекреченное, от собственного начальства прежде всего – а тут живой свидетель, да еще и профессионал из конкурирующего ведомства… – степенно покивал Расторопшин и вдруг зашелся в издевательском хохоте, аж до смахиваемых запястьем слезинок.
– Вы находите ситуацию смешной, ротмистр? – искренне, похоже, изумился генерал.
– Да чего уж тут смешного, ваше превосходительство… Просто мне представилась в чуть ином свете та кавказская история с освобождением Ветлугина. Я тогда, извольте ли видеть, оказал ему срочную помощь – совершенно его не спросясь и чисто по собственному разумению – и вот теперь этот наш геогрАф возвращает мне тот должок с процентами. Нет, воистину – ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным!
Откуда-то из-за спины расплывался уже волнами тошно-сладкий запах откупоренного хлороформа; все мысли его были на диво спокойны, двигаясь внутри черепа с неспешностью вуалехвостых золотых рыбок в стеклянном шаре: «Можно б, конечно, напоследок дернуться и запачкать кровью с мозгами генеральский паркет – но чего ради?.. Да и оружия всё равно нету – Век Валгаллы не видать!..»; сбоку меж тем обсуждали деловые вопросы:– …Вы, надеюсь, не в ковер его завертывать собрались?
И лишь в самый последний миг он отловил непоправимую свою ошибку, ту единственную, что имела сейчас значение: «Я же не сказал им там, как зовут маль…» 30 Ветлугин аж щекой дернул, процедив «Однако…»: ротмистрова лёжка на постоялом дворе, хозяин которого откликнулся нынче поутру на его объявление, смотрелась предосудительно даже по меркам Московской заставы. Ладно там перекатывающиеся под ногами порожние водочные бутылки и неснятые башмаки поверх одеяла, но «калашников», валяющийся прямо на замусоренном полу в полутора вершках от бессильно свесившейся с койки руки Расторопшина, – это уже по любому чересчур… Настолько чересчур, что как-то невольно начинаешь примечать и иные странности: ну, например, неодинаковые этикетки на тех бутылках – это что ж, тот еще и дегустации тут устраивал, выбирая водку повкуснее?.. Он покосился на постную хорьковую мордочку застывшего у притолоки хозяина и понял, что не верит ни единому его слову: больно уж ко времени тот заявился со своим известием, будто пропавший отставной офицер («…десять рублей вознаграждения за подтвердившиеся сведенья, двадцать пять – за самого человека») четвертый уже, почитай, день как беспросветно квасит в его заведении: «Забрали б вы его уже, а, барин? Заплатил-то он за постой не скупясь и вперед – грех жаловаться, да только к нему, того и гляди, чертенята навяжутся в собутыльники, а он человек горячий, южный – чуть чего, сразу за ливарьверт… Прислуга уж в нумере прибираться отказывается – боязно!» …Он и объявление-то дал тогда в газеты с тем лишь, чтоб легализовать (как выразился Максим Максимыч) возможные будущие наводки от Топографической службы, а ни на какой «самотек» и близко не рассчитывал. Давешней ночью в его номер деликатно постучали и, как он примерно и ожидал, подсунули под дверь неподписанный конверт с посланием, склеенным из газетных вырезок: разыскиваемый им военный топограф пребывает под стражей в купеческом особняке у Лесного порта (адрес прилагался), периодически используемом Третьим отделением как секретная тюрьма для террористов – для спецобработки оных с последующей их ликвидацией. Нагляделся он в той тюрьме, надо полагать, такого, что выпустить его на волю теперь всё равно нельзя, при всём желании. Однако поскольку всё творящееся в особняке абсолютно противозаконно, грамотно организованный публичный скандал может вынудить жандармское начальство пойти на попятный: голубеньким придется прятать концы в воду, укрыв своего секретного арестанта от официального российского правосудия в весьма кстати подвернувшейся Америке. Послание явно составляли второпях: слова вырезАли из газет (судя по шрифтам, минимум из двух разных) целиком и склеивали, не сильно заботясь о падежах-спряжениях – так что текст в итоге производил впечатление писанного малограмотным иностранцем: «Моя твоя мало понимай»; впрочем, именно такого впечатления автор, возможно, и добивался. Исходило послание, надо полагать, от Топографической службы – хотя могло быть и ровно наоборот: из сАмого что ни на есть Третьего отделения. Мотивы у последних опять-таки могли быть самые разнообразные: начиная от желания кого-то из голубеньких подложить свинью сослуживцам, занятым в несанкционированном расследовании, и кончая тайным бунтом внутри самогО жандармского ведомства против народившейся там практики «исчезновений» революционеров – как тяжкого преступления против правосудия, несмываемо позорящего страну и ее верховную власть. А может, писано и не теми, и не этими, а вообще «Землей и волей» – иди знай… Важно тут лишь то, что его – в любом варианте – норовят использовать в этой игре как пешку; пешкам, конечно, случается стать проходными, но роль ферзя-бис привлекала его ничуть не больше – ибо это вообще не его Игра. В его Игре хватало одиночных горных маршрутов со смертельными номерами вроде скальных работ на сыпухе и сложного общения с местными, живущими грабежом караванов и работорговлей, но вот «спецобработок» и «ликвидаций» (о коих поминают вскользь как о чем-то общеизвестном и общепринятом) в ней точно не предусматривалось; равно как и самОй необходимости соваться под руку к Третьему отделению, сцепившемуся в жестком клинче с Топографической службой. Однако путь к отступлению он себе начисто отрезал еще тогда, в кабинете Максим Максимыча, вслух объявив Расторопшина «своим человеком»: слово не воробей, джентльмены, слово не воробей… Это при том, что сам ротмистр, кстати, никакой «вассальной присяги» ему не приносил, и… И тут он решительно сказал себе «стоп» («Как там говаривал мсье Талейран – “Не доверяйте первым порывам, ибо они почти всегда добрые”?..»), спустился на нижний этаж гостиницы и, еще секунду поколебавшись (всё-таки ночь-полночь на дворе…), осторожно постучал в нумер семь. Открыли ему почти сразу.– Greetings, Gregory! – хозяин, питерский корреспондент «Таймс», был в халате, но, похоже, еще не ложился. – Urgent news?*
– I beg your pardon, Jeremy, if I am too literal with your request «wake me up at any time, day or night, if anything new comes up on Rostoropshin’s disappearance». Here, take a glance: I just received this letter and I think it should be dealt with immediately. Should I translate this for you?**
– Well, I suspect, I am quite capable of deciphering a set of printed Russian of this level of sophistication,*** – усмехнулся англичанин, подтвердив возникшее уже у Ветлугина подозрение, что тот владеет языком страны пребывания куда лучше, чем показывает это на людях.
– ------------------------------------
*Приветствую вас, Грегори! Срочные новости? **Простите меня, Джереми, если я излишне буквально понял вашу просьбу «будить в любое время суток, если выяснится что-то новое по исчезновению Расторопшина». Вот, ознакомьтесь: я получил это письмо только что, и дело, как мне сдается, не терпит отлагательств. Вам перевести? ***Ну, разобрать русский печатный текст такого уровня сложности я все же способен.– ------------------------------------
– Вот сукины дети!.. – резюмировал тот по прочтении, возвращая письмо: судя по выражению лица, шуткой оно ему точно не показалось. – Вы хотите, чтоб я утром отправил это телеграфом в редакцию?
– Я хочу, чтоб вы сопровождали меня при визите по этому адресу. Прямо сейчас. Если не боитесь.
– Ну, для меня-то это работа, Грегори. А для вас?..
– Считайте, что – хобби ; я правильно употребил этот ваш британский термин?
– Ну да, ну да: «калифорнийская рулетка» и прочие тайны загадочной русской души… Вы ведь фаталист – как все русские?
– Я не вполне типичный фаталист, Джереми. Человеческие возможности, понятное дело, ничтожны на фоне действующих в мире сём Высших Сил. Но поскольку силы те, в общем случае, разнонаправленны, их результирующая может в иные моменты оказаться до смешного сопоставимой с нашими силенками; вот тут-то и надо действовать не мешкая, а в прочее время – не дергаться попусту. Заповедь вашего Королевского флота: «Главное качество истинного адмирала – в должный момент не делать ничего» – как раз об этом… Так вот, мое чутье подсказывает, что именно сейчас и следует дернуться. Составите мне компанию?
– Безусловно. Вы вооружены?
– Нет. А что, следовало бы?
– Напротив: мы лишь дали бы тамошней охране прекрасный повод пристрелить нас, объявив постфактум «сообщниками террористов». Да еще и «английскими шпионами».
…Кончилось всё пшиком: хотя родившийся по пути экспромт с обращением к патрульному сработал «на отлично», а дом, похоже, действительно использовали для секретного содержания арестантов (уж творились ли там поминаемые в письме ужасы – бог весть), никакого Расторопшина там не обнаружилось. Сама же обстановка в доме, вкупе с полнейшей растерянностью тамошних голубеньких, наводила на мысль о недавнем нападении, причем вполне успешном – уж не тех ли, кто прислал ему письмо-приманку? Впрочем, ему-то какое дело до всех этих шпионско-террористических игрищ? У него – горячка последних предэкспедиционных дней, «пожар в борделе»: паспорта-накладные, патроны-палатки, внезапно выбывший коллектор (дифтерия – это ж надо!..) и необходимость быть нынче, в час пополудни, у калифорнийского посла (тьфу, как там его официально – Представитель?..) дабы получить подорожные, причем лично, и всем «офицерским составом» экспедиции (включая и внесенного уже во все списки Расторопшина, пропади он пропадом!..) – и это при никем не отменяемой необходимости проштудировать новую литературу по фауне, флоре и геологии совершенно незнакомого ему доселе региона, Пацифической Америки! – а он тем временем занимается хрен знает чем, изображая из себя детектива-любителя… В гостиницу он вернулся на последнем градусе ярости, твердо положив для себя: если до означенного часа пополудни Расторопшин так или иначе не обозначится на горизонте (пусть в Топографической службе оторвут наконец задницы от кресел!..) – предоставить ротмистра его собственной судьбе, разведя руками по Максим-Максимычевой индульгенции: «Ну, не смогли!..» Ну и был разбужен с утра пораньше мутным человечишкой, представившимся хозяином постоялого двора у Московской заставы и желавшим получить свои законные двадцать пять рублей: он, вишь ты, узнал – по описанию – в одном из своих постояльцев, записавшемся как «штабс-капитан Попов», этого самого, как его… ну, Растаможкина! Ветлугин, чертыхнушвись, решил всё же съездить поглядеть, просто для очистки совести – ну и вот…– Четвертый день он тут у вас, стало быть?
– Точно так, ваше благородие!
– А можно глянуть в регистрационную книгу – как он записался?
Этот невинная просьба явно пришлась хозяину не по вкусу.– А зачем вам, барин? Говорю же, штабс-капитаном Поповым оне записались!
– А затем, что я хочу убедиться – тот ли это человек, кого я ищу.
– Как это – тот ли человек? – хозяин явно растерялся – что, собственно, и требовалось. – Так вы, выходит, с ним незнакомы?