Америка reload game
Шрифт:
– Сама по себе «Декларация о калифорнийском суверенитете», – продолжил шеф Третьего отделения, – это еще, как выясняется, полбеды. Куда страшнее то, что ради соблюдения процедуры поименного голосования Негоциантов – ведь им, по регламенту, непременно необходим был консенсус, обеспечить который при сохранении права «вето» у Ванновского, как полноправного члена Конференции, невозможно – они гальванизировали труп легенды о тайном отречении Александра Первого…
– Бог ты мой, да кого сейчас, по прошествии почти полувека, могут взволновать те замшелые басни о Таганрогском отречении и о странствии старца Козьмы из Сибири старой в Сибирь Новую? Ну, напишет, веке эдак в двадцать первом, какой-нибудь литератор-фантаст псевдоисторический роман – допустим,
– Даю справку, – проскрипел со своего места министр юстиции: этот вообще вступал в беседу лишь при крайней нужде, – специально для лиц, обчитавшихся революционных мыслителей; для них, возможно, станет откровением, что Российская империя зиждется на Праве: данном Самодержцем, но – Праве. И вот из этой конструкции изымается замковый камень – сам Император: ведь «Закона об отречении» у нас не существует! Следовательно, всё дальнейшее – от Манифеста о восшествии на престол его преемника до возглавления тем государственной Церкви – незаконно. И дальше – коллизия: собственно, все правовые акты повисают в воздухе… Так что да: отрекшийся втайне Император – это воистину «Машина Судного дня». Неужто им там, в Петрограде, недостало ума не разыгрывать эту карту? – это ведь почище, чем «Спалить избу, чтобы вывести тараканов»!
– Ну, впрямую-то они ее, конечно, и не разыгрывали… Последовательность событий, по рапортам Ванновского, была такова. На счет «раз» – обнаруживается якобы, где-то в дебрях старообрядческой Новой Сибири, «законный наследник императорского престола»; на тот престол, впрочем, ничуть не претендующий. На счет «два» – Конференция негоциантов объявляет, с пресерьезной миной, что «Колония будет традиционно, как уже случалось при восшествии на престол Николая Павловича, поддерживать своего компаньеро – российского Императора», причем, как и тогда, «вне зависимости от позиции всей прочей Российской империи»; надо лишь определиться, кто из двоих – «компаньеро», а кто – самозванец (дело-то сурьезное, денежное!..), а пока суть да дело – временно приостанавливаются полномочия нынешнего Представителя императора при Конференции. На счет «три» – по прошествии буквально пары часов во всем уже успешно разобрались: да, император в Петербурге – по-прежнему «Компаньеро», его Представитель – по-прежнему представитель, только вот Калифорния – провозглашенная как раз ради отстаивания прав того «компаньеро Императора» – за те два часа успела уже обзавестись всеми причиндалами государственности, включая флаг. Тот самый государственный флаг, жизненно необходимый им, дабы отмазать экипаж «Кашалота» от вздорных американских обвинений в «пиратстве»…
В общем, нельзя не признать: свою шулерскую махинацию они провернули мастерски, и, похоже, поймать их на передергивании карт не выйдет. Руки, конечно, чешутся – врезать им между глаз канделябром…
– Верно, хочется, – кисло подтвердил военный министр. – Но только вот руки те у нас коротки, а отрастут они еще не скоро. Звучит дико, но у них сейчас качественное преимущество на море…
– Кстати, это – вовсе не шулерство, – забил по шляпку министр юстиции, – а мастерски сыгранный ими сверхдырявый мизер. И да – с нашего захода тот мизер не ловится, подтверждаю; что же до канделябров – это уж точно не ко мне, извините… Но, как я понимаю, неприятности наши на этом еще не кончаются?
– К сожалению, да. Император, как известно, за все эти годы так и не улучил минутки принять у петроградских компаньерос их «Гишпанскую клятву». И вот теперь они делают ему, взамен, свое фирменное «предложение, от которого невозможно отказаться»: объединить суверенную отныне Калифорнию с Российской империей в режиме личной унии…
Министр иностранных дел с интересом поднял глаза на министра колоний: правда ли тот икнул – или померещилось?
– И что же за особа королевской крови будет представлять в том брачном союзе калифорнийских купчишек?
– Вопросы крови при такого рода союзах, тем более если брак – морганатический, вовсе не главные, – вновь дал справку министр юстиции. – Они могут сослаться, к примеру, на прецедент англо-голландской унии 1689 года: ведь выборный штатгальтер Соединенных провинций Вильгельм Оранский английской королеве Марии Стюарт, разумеется, никак не ровня.
– Да, именно на ту англо-голландскую унию они и ссылаются! – кивнул председательствующий. – Так и говорят: президент-де Русско-Американской компании из потомков Светлейшего князя Меншикова смотрелся бы ничуть не хуже, чем когдатошний штатгальтер Нидерландов при английском престоле…
– Да разве нынешний их президент – потомок Меншикова?
– Понадобится – переизберут, ради такого случая, и из Меншиковых, – пожал плечами министр иностранных дел. – У них там, конечно, выборное правление, но, слава Богу, не «один человек – один голос».
– Позвольте, но ведь с русской стороны – допустим на секундочку весь этот абсурд! – у нас имеется лишь наследник престола Александр Александрович. Тогда что же, выходит, что их президентом, из Меншиковых, будет – барышня?!
– А почему бы и нет? – смешок министра юстиции еще более напоминал скрип, чем его обычная речь. – У них ведь там – раздельное наследование…
Теперь уже сомнений не оставалось: министр колоний вновь икнул, на этот раз вполне отчетливо.
– Господи, да «раздельное наследование»-то тут при чем?
– При том, – и министр юстиции глянул на вопрошающего как на половозрелого отрока, продолжающего интересоваться «привычками и непривычками» Деда-Мороза, – что женщин признают за людей вовсе не в тех культурах, где им целуют ручки и поют серенады, а там, где законодательно закреплено раздельное наследование детьми и вдовой: средневековая Скандинавия, Шотландия (но не Англия!) и, между прочим, допетровская Русь с тамошней «вдовьей долей». Собственно, единственная свобода, которую получила от Петровских реформ русская женщина – это свобода неупорядоченных сексуальных связей; заплатив за нее былой финансовой и хозяйственной самостоятельностью… Но это всё так, к слову. В Калифорнии-то у них с этим делом – полный порядок, так что женщина-президент будет там смотреться вполне органично.
– Да вы… да вы все просто… на каком свете вы пребываете, господа?! – прорвало наконец всерьез министра колоний. – Тут прямая измена с мятежом, а вы тем временем, на полном серьезе, обсуждаете все эти «личные унии» и бабье президентство!..
– Ну, пока что никакого мятежа как раз нет и в помине, – мягко откликнулся министр иностранных дел, не без удивления ощутив в сгустившейся атмосфере совещания некие флюиды сочувствия. – Напротив того, они ведь всеми силами консервируют статус-кво и всячески демонстрируют свою лояльность – если и не Российскому государству, то хотя бы Российскому императорскому Дому; последние выплаты налогов казне и дивидендов «компаньеро Императору» прошли, как я понимаю, в обычном режиме? – («Да, день в день и копейка в копейку», – кивнул со своего места министр финансов.) – Но вот если вам вздумается публично обозвать их «мятежниками», ваше высокопревосходительство, – тут он адресовался уже напрямую к министру колоний, – вы просто-напросто не оставите им иного выхода, кроме как встать в позу: «Ну, это еще надо разобраться – кто тут мятежник, а кто лоялист!»
– Как так?
– Да очень просто: рассудят там, у себя, по-новому, что права Новосибирского «наследника» смотрятся-де всё ж таки поубедительней, да и провозгласят своим «компаньеро Императором» – того! Их торгашеского цинизма вполне достанет на то, чтобы назначить наследником российского Престола вообще кого угодно – «был бы человек хороший»; ну и учинится у них там торговая республика с декоративным конституционным монархом – по аглицкому образцу.
– Ну, это мы еще поглядим, какие-такие республики где учинятся! Господин обер-прокурор, как там – насчет отлучения и анафемы изменникам?!