Американец. Неравный бой
Шрифт:
Бобруйск горел. То, что мы увидели, не было городом, удаленным от фронта на расстояние больше чем в 100 километров… Разрушенные и горящие дома на горизонте пугали. Но значительно сильнее пугали встречные машины с различными грузами и ранеными, измотанные, подавленные мирные жители, солдаты Красной армии и Экспедиционного корпуса армии США, единым строем, но все же с нескрываемой тяжестью шедшие через город на восток. Они уходили.
Когда наша колонна остановилась, пропуская санитарные машины, я услышал отдаленную канонаду. С запада надвигалась тьма… В тот момент хотелось испугаться от приближения настоящей войны, но мозг холодно ответил на это короткой фразой: «Ты сам это выбрал».
К полуночи силы батальона разместились в медленно пустеющем городе. Канонада стремительно
Недалеко от нашей роты, в парке, развернулся временный штаб 3-й бронетанковой дивизии. Дерби с начальником штаба батальона майором Сэлмором сразу же отправился в штаб танкистов. Медленно нарастало напряжение — приказов от командования корпуса почему-то не было, ситуация на западе непонятная, да еще и отходящие подразделения мерно добавляли в общую картину темных красок. В конечном итоге я не выдержал и, захватив пару пачек сигарет «Лаки Страйк», отправился поговорить с танкистами, расположившимися на соседней улице. Пять средних танков М4 «Шерман» с короткоствольными пушками стояли в ряд как можно ближе к стенам домов. Танкисты, молча сидевшие возле своих танков, заметили меня еще издалека. Луна сегодня ярко светит, все видно.
— Привет, парни. — Легче общаться с людьми, когда ты не гасишь их своим «авторитетом» офицера, а просто, как в мирное время, подходишь и на равных заводишь беседу. — Сидите — вижу, у вас денек выдался еще тот…
Мазутные разглядели слегка поблескивающие планки на погонах и захотели подняться на ноги для приветствия, но я их остановил. Это что же, среди них нет офицеров, раз они все зашевелились?..
— Да, сэр, день был жаркий, хорошо, хоть вечером стало прохладно… — Правильная точка соприкосновения была найдена мгновенно, тем более почва для излития души у танкеров была готова. Говорите, заводить беседу, начиная с отстраненных фраз о погоде, прошлый век? Не думаю… А собеседник-то прав, холодновато на улице стало. Не май месяц однозначно.
— Вы из 3-й бронетанковой? — Не все удается рассмотреть в лунном свете.
— Да, сэр… 2-й батальон 33-го танкового полка в полном составе… — Я так и сел. Пять танков — батальон? Сколько должно быть танков в батальоне? Э-э-э… Ну, где-то штук 50–60, это если я не ошибаюсь. А тут всего пять. — Я — командир батальона. Техник-сержант Лафайет Пул, сэр. Дьявол… У вас не найдется сигаретки? — Сразу отдаю целую пачку. — О! Спасибо вам, сэр. — Танкисты быстро опустошили пачку, видя, что я совсем не против.
— Вообще что там происходит? — киваю на запад, в сторону канонады.
— Там полнейшая задница. Тьфу… Квашеные и поляки рано утром ударили артиллерией по нам и соседям на севере, у Слуцка. Снаряды их гаубиц рвались прямо в капонирах наших танков, выбивая их один за другим. Потом они перенесли огонь на тыловиков, стоявших в паре километров от нас. Командир батальона приказал срочно отводить уцелевшую технику на запасные позиции и готовиться к бою, а сам со взводом танков отправился на командный пункт полка. После артиллерийского обстрела в батальоне из 58 танков осталось 36… Эти проклятые фашисты знали, где мы стояли!.. — Лица всех танкистов исказились в приступе ярости. — Мы, как дураки, три часа ждали возвращения командира. Кто же знал, что диверсанты противника взорвали штаб полка вместе с полковником Боудинотом и уничтожили взвод танков нашего батальонного командира… Еще через час мимо нас начали проходить небольшие колонны наших и русских солдат. Некоторые из них оставались на наших позициях, так как на плечах они притащили тяжелые танки немцев… Эти… — Секунд двадцать сержант, ставший комбатом, спокойно так, душевно ругался матом и на английском, и на русском. — За двадцать минут двенадцать немецких танков и батальон пехоты оставили от тридцати шести танков батальона, батальона пехоты, двух противотанковых батарей и батареи русских восьмидесятипятимиллиметровых зениток ровно пять танков и взвод пехоты… Мы в последнюю секунду успели посадить на броню нескольких оставшихся в живых русских зенитчиков и наших пехотинцев, а затем просто сбежали… — Пул замолчал, скомкав в руке так и не зажженную сигарету. — Мы подбили всего двух из этих монстров. Наши короткоствольные пушки вообще не пробивают броню тех монстров!.. Только с сотни метров мне удалось влепить прямо в борт одному из них фугасный снаряд, и он замер… Но хрен его знает, подбил я эту тварь или нет!.. Черт, где бы взять десяток кумулятивных снарядов? Я видел, как танк командира взвода, на котором было два десятка новых кумулятивных снарядов, поджег один из танков врага. Потом… Потом танк Томаса разнесло в куски… А я полностью уверен, что квашеные восстановят подбитый танк за недельку и вновь бросят его в бой… — Сержант в конечном итоге не выдержал и вскочил на ноги. — Fuck you, Hitler, and your fucking panzers! Up your fucking ass, motherfuckers! — Выпустив на волю свою ярость, танкист плюнул на землю и пошел вниз по улице.
Я же, не способный произнести ни слова, просто смотрел вслед человеку, пережившему мясорубку.
— От нашего полка осталось от силы три десятка танков и пара рот пехоты… Ах да, еще та батарея зениток у штаба дивизии — тоже из нашего полка. — Танкист с перебинтованной головой, медленно затянувшись дымом сигареты, принял эстафету рассказа. — Я видел, сколько отступает наших солдат и сколько русских… Враги словно озверели, рвутся вперед, несмотря на потери… Говорят, у Слуцка и севернее города в зоне укрепленных районов союзников потрепало ТАК, что отступать там почти некому… Нам еще чертовски повезло с тем, что у нас столько выживших в полку… Ха-ха-ха… Я слышал, что 36-й и 32-й полки нашей дивизии днем смогли остановить немцев у Старых Дорог, но слышите, канонада уже гораздо ближе… Ставлю доллар на то, что максимум к утру немецкие гусеницы будут лязгать по этим улицам. И, возможно, по нашим трупам…
Больше разговаривать никому не хотелось. Поэтому, молча вложив в руку ближайшего танкиста еще одну пачку сигарет и получив в ответ «спасибо», я направился обратно к рейнджерам.
Кинг и Алан встретили меня недоуменными взглядами:
— Что случилось, командир?
На такой вопрос мне захотелось ответить очень резко и исключительно нецензурно, но, переборов себя, я пересказал все, что услышал от танкистов. Лица собеседников по ходу рассказа менялись, я ощущал, как в глубине их душ закипали две бури — страх и ярость. И верх явно одерживала ярость. Все же не зря они — рейнджеры.
— Что же нам делать? Капитан приходил, пока вас не было, сэр, и говорил, что полковник Дерби до сих пор не получил приказа из штаба корпуса. Может, его тоже уничтожили? — Алан, слегка отошедший после моего рассказа, стал похож на белку, подсевшую на кофеин, — мечется туда-сюда, руками дергает. Адреналин в крови у него кипит.
— Не знаю, Ал, не знаю… Конечно, это возможно, что на штаб корпуса напали диверсанты, но все-таки надо учитывать, что он находится довольно далеко от фронта, в Гомеле. Целых триста километров от передовых позиций. — Мысли вяло текли в голове. Что-то можно было сказать точнее, но информации у меня нет почти никакой.
— Может, десант или рейдовые группы… — Наблюдателю словно хотелось, чтобы его догадки были правдой.
— Алан, заткнись! — Сэм закипел: ему самому уж точно все это ни капли удовольствия не доставляет. — Штаб корпуса — это не штаб полка, там уйма вооруженных солдат нашей армии и союзников, там танки, там резервы! Штаб цел, и скоро мы получим приказ…
— Успокойтесь! — Сержанты замолчали и перевели взгляд на меня. — Кинг, иди к парням и дай отбой. Пусть спят, пока есть время. Выставь там часовых… И сам отдохни — целый день ты то за рулем, то наблюдаешь… — Кинг коротко кивнул и, широко улыбнувшись, отмахнулся. Вроде «да ладно, командир, потерплю!» — Не маши мне руками, сержант! Я сказал спать — значит, спать! Это приказ.