Американец
Шрифт:
— Господа, столкнувшись с упрямством убийцы, мне пришлось принимать решение. Я опасался, как бы американская полиция не опередила нас и не оттяпала слишком большой кусок пирога. В соответствии с моими категоричными указаниями, Борниш держал меня в курсе всех событий. Признание же Зампы явилось свидетельством триумфа используемых сыскной полицией методов работы. Я изматывал Зампу конкретными вопросами. На другом конце провода Борниш передавал их слово в слово. Удалось сломить моральный дух Зампы, и ему ничего не осталось делать, как капитулировать!
Это было уже выше моих сил, я стоял как громом пораженный! А Толстяк был неумолим! Не успел еще закончить с одним, как уже объяснял, насколько тщательно и с каким усердием он учил меня тому, как лучше вызвать на откровенность папашу Массьяка, императора ночных увеселительных заведений, арестованного еще ранее благодаря его служебному рвению… Не прозвучало даже намека на ту роль, которую сыграл в данном деле судья Буссиньо…
Его взгляд не задержался на мне ни на секунду. Складывалось впечатление, что он искал меня где-то в противоположном конце кабинета… Я был совершенно оглушен, раздавлен, не было сил смотреть на эту толстокожую спину с отсутствующей талией, узкие в обтяжку брюки, совершенно не вязавшиеся с этой фигурой… Подмастерью, начинающему закройщику, сшившему его костюм, предстояло еще долго набираться мастерства…
Когда же Толстяк перешел к рассказу об улице Лекэн, я его уже не слушал…
— Давайте покороче, — настаивал министр. — … Вы сказали нам, что Деловой…
Вьешен кивнул головой, затем, не меняя голоса, продолжил:
— Господин министр! Деловой ничего не хотел знать! Он понимал, что мы ничего с ним не можем сделать. Тогда я схватил его, мы оказались нос к носу, посмотрел ему прямо в глаза и произнес только одно слово:
— Пенелопа…
— В общем, пароль.
— Да, господин министр, именно так. Деловой сдался и протянул мне руку. Я ее пожал. Он был повержен!
— Бог мой! Черт побери! Что же это такое происходит? Вы никогда меня не слушаете, Борниш. На моей памяти еще ни разу не было такой неразберихи во вверенной мне службе. А все началось именно с того момента, когда вам было доверено ведение дела Мессины!
Толстяк пронзительно кричал, метал громы и молнии, изрыгал ругательства. Затем выпрыгнул из кресла, с пунцовым лицом носился по комнате из одного угла в другой, руки за спиной нервно подергивались. Пробегая мимо, он бросал на меня разъяренные взгляды. Взрыв гнева вымел из коридоров полицейского управления всех работающих. Я был зажат между книжным шкафом, на полках которого никогда не бывало книг, и стеной, молча пытался как мог противостоять этому неукротимому смерчу.
— Не надо радоваться, — вопил Вьешен, внезапно вырастая предо мной. — Дело Американца провалилось, нравится вам это или нет. Провалилось и точка! Вы дважды упустили шанс схватить этого мафиози: в Медане и Джексоне. А я еще надеялся, что вы сможете отыграться на допросе папаши Массьяка в Санте. Но не тут-то было! Я переоценил ваши способности. Ведь все было так просто, бог тому свидетель; папаша сам просил, чтобы его выслушали. И даже здесь вы все испортили! Я уже молчу о Лилиан! Она ускользнула от вас на улице Лекэн! Борниш, вы случаем не вздумали надо мной посмеяться?
Он вновь принялся бегать по комнате, периодически останавливаясь, чтобы передохнуть, протиснулся между двумя креслами, рывком распахнул дверь в секретариат, с силой хлопнул ею.
— А эти олухи из Ниццы, — продолжал он, с размаху швыряя на рабочий стол очки в черепаховой оправе. — Уж они-то лучше всех! Не могли придумать ничего оригинальнее, как гнаться за «мерседесом» на самой плохой машине, которую только можно найти в сыскной полиции! Почему им было не взять фаэтон, если они еще существуют! Пуститься в погоню на машине с трехцилиндровым двигателем! И после этого еще удивляться, что злоумышленникам удалось от них ускользнуть! Предстоит еще выяснить, а не специально ли они это сделали!
Последовал резкий разворот на сто восемьдесят градусов и Толстяк вновь вырос предо мной, вытаращив на меня свои полные упрека глаза:
— Создается впечатление, что вы все пользуетесь тем, что я занят другими делами. Вам же ровным счетом наплевать на то, что мне не удается раскрыть тройное убийство в Любероне! Ваша же репутация от этого нисколько не пострадает. Посмотрел бы я, как бы вы держались после этого перед сворой журналистов-бумагомарак, особенно из южных газетенок, которые, и с этим никто не будет спорить, являются самыми желчными из всех известных мне! Не говорю уже о затруднениях с Марселем: меня постоянно дергают, отвлекают от работы. Комиссар Педрони, век бы не слышать этой фамилии! Еще один субчик! Я поручаю ему следить за двумя дельцами наркобизнеса, Тозони, финансирующим это дело, и Раскасси, занимающимся производством товара, на которых меняя вывел отдел по борьбе с наркотиками. Так вы представляете, до чего только додумался этот ваш Педрони! Он сажает на хвост этим двоим шельмецам самого жалкого шпика, какого только можно найти во всей округе. На голове у него шляпа, как Нотр Дам-де-ла-Гард! В итоге этого осведомителя Педрони номер один вылавливают в старом порту. А на шею эти ребята вешают ему табличку: «Фараону, любившему рисковать!»
Вьешен вновь удалился, засунув руки в карманы, пиджак его сзади был задран. Гнев понемногу пошел на убыль, но теперь пришло время угроз:
— Поверьте мне, Борниш. Скоро все изменится. Директор согласился со мной и наведет в конторе порядок. Да, нас ждут большие перемещения. На границе всегда в избытке вакантные должности. Отныне, кто не работает как надо, того ждет перевод в интересах службы. А потом можете жаловаться в профсоюз или туда, куда только захочется. Для начала, лично вам предстоит отказаться от бесцельных трат времени, регулярного приема анисового ликера в кафе «Санта Мария» перед игровыми автоматами. Посмотрите на меня, разве вы когда-нибудь видели, чтобы я играл в этих ваших дельфинчиков или в другие, какие еще там есть игры?..
Толстяка я уже не слушал. Как только были произнесены фамилии Тозони и Раскасси, меня вдруг осенило. Эти нарко-дельцы были хорошо знакомы Педрони, но до настоящего времени ему так и не удалось их взять с поличным. Ведь Педрони толковый полицейский [9] . У него были все основания полагать, что в полицейском управлении Марселя кто-то работал на этих преступников.
Я уже не мог думать ни о чем другом. Тирада Вьешена подходила к концу, точно осевшее суфле. Толстяк обогнул свой рабочий стол и, багровый от гнева, плюхнулся в кресло. Мне предстояло воспользоваться временно установившимся затишьем.
9
См. «Плейбой».
— Шеф, я вам могу кое-что предложить. Полиции не удается пресечь деятельность этих фруктов, а мы возьмем и натравим на них мафию!
Он вперил в меня свой неподвижный взгляд, глаза того и гляди вылезут из орбит:
— Какие фрукты, какая мафия, о чем вы, Борниш? — наконец выдавил он.
— Вы же сами мне только что сказали, что эта чехарда началась вместе с делом Мессины…
Шеф выпрямился и перешел к обороне:
— Да, это так. И я это утверждаю. Но вы то на что намекаете..?