Американская фантастика. Том 11
Шрифт:
Беспокойство грызло его и тогда, когда он уже покинул здание и смешался с толпой. Странный парень этот Чарли. Что ж…
Никто не помешал ему выйти из города и направиться в рощу. Он вызвал скуттер, и, хотя следовало торопиться, чтобы случайный прохожий не полюбопытствовал, что за птица приземлилась в этих кустах, открыл кувшин с пивом. Ему сейчас было просто необходимо выпить. Затем он в последний раз взглянул на старую Англию и настроил программатор на год 1894-й.
Мэйнуэтеринг и его охрана была на месте, верные своему слову. Сначала они встревожились, увидев только одного
Пока он помылся, побрился и продиктовал отчет секретарю, прошло довольно много времени. Уитком давно уже должен был приехать в кэбе, но о нем не было ни слуху ни духу. Мэйнуэтеринг вызвал по радио склад и нахмурился.
— Его еще нет, — сказал он. — Что-нибудь могло случиться?
— Вряд ли. Эти машины времени безотказны. — Эверард закусил губу. — Не знаю, в чем дело. Может, он меня не понял и отправился к себе в 1947-й?
После запросов выяснилось, что Уитком не доложил о своем прибытии и у себя.
Эверард и Мэйнуэтеринг пошли выпить по чашке чая. Когда они вернулись, от англичанина все еще не было никаких известий.
— Я думаю, надо оповестить разъездной патруль, — сказал Мэйнуэтеринг. — А что? Они быстро его разыщут.
— Нет. Погодите.
Эверард на минуту задумался. Кажется, он начал понимать, что произошло. И мысль об этом была ужасна.
— У вас есть какие-нибудь предположения?
— Да. Кое-какие есть.
Эверард принялся поспешно стаскивать с себя викторианскую одежду. Руки его дрожали.
— Дайте мне мои вещи, пожалуйста. Я, может быть, найду его сам.
— Патруль требует от вас предварительного доклада о ваших предположениях и намерениях, — напомнил Мэйнуэтеринг.
— К черту Патруль! — ответил Эверард.
6
Лондон, 1944. Ранняя зимняя ночь, пронзительный холодный ветер, продувающий темные улицы. Где-то слышится взрыв, вспыхивает огонь, красные языки пламени, точно флаги, полощутся над крышами.
Эверард приземлился прямо на панели — при обстрелах «фау»-снарядами все равно никто не выходил из дому — и медленно пошел по сумеречной улице. Семнадцатое ноября: тренированная память услужливо подсказала ему нужную дату. День смерти Мэри Нелсон.
Он вошел в будку телефона-автомата на углу и стал листать телефонный справочник. Нелсонов было много, но Мэри Нелсон в районе Стритхэма была только одна. Это, конечно, мать. Он не сразу догадался что дочь зовут так же. Не знал он и времени, когда упал снаряд, но это-то как раз было нетрудно выяснить.
Когда он выходил из будки, рядом раздался взрыв. Он упал на тротуар ничком, мимо просвистели осколки стекла. Семнадцатое ноября 1944 года. Мэнс Эверард — тогда лейтенант инженерного корпуса США — в ту пору находился где-то за Ла-Маншем, неподалеку от расположения фашистских пушек. Он не мог сейчас точно припомнить, где именно, да и зачем? Это не имело значения. Он знал, что в эту бомбежку с ним лично ничего не случится.
Новая вспышка высветила пространство за его спиной, пока он бежал к скуттеру. Он прыгнул на сиденье и взмыл в воздух. С высоты он не увидел города — только мрак, разрываемый пятнами огня. Вальпургиева ночь! Ад на земле!
Он хорошо помнил Стритхэм — скучные ряды кирпичных домов, населенных клерками, зеленщиками и механиками, той самой мелкой буржуазией, что поднялась на борьбу с силой, перед которой склонилась вся Европа. В 1943-м здесь жила одна девушка. Потом она вышла замуж за другого.
Он летел низко, пытаясь отыскать нужный дом. Неподалеку поднялся столб огня. Скуттер затрясся. Эверард чуть не вылетел из сиденья. Потом он увидел, как развалилось и запылало какое-то здание. Всего в трех кварталах от дома Нелсонов.
Он опоздал!
Нет!
Он взглянул на часы — 10.30. — и перепрыгнул на два часа назад. Ночь уже наступила, но разбомбленный позднее дом прочно стоял на своем месте. На секунду Эверарду захотелось предупредить всех живущих в нем. Но нет, он не вправе этого делать. Всюду в мире сейчас гибли люди. Он не Штейн, чтобы взваливать на свои плечи историю.
Лицо Эверарда перекосила гримаса. Он ведь и не из этих проклятых данеллиан. Остановив скуттер, он вылез и вошел в ворота. Когда он постучал, дверь открылась. Из полумрака на него в упор поглядела женщина средних лет, и он вдруг понял, что ее удивил его штатский костюм. Она не привыкла видеть здесь американцев в штатском.
— Простите, — сказал он, — вы ведь знаете мисс Мэри Нелсон?
— Конечно. — Женщина заколебалась. — Она живет поблизости. Она скоро придет. Вы ее друг?
Эверард кивнул.
— Она просила меня передать вам, миссис… э…
— Эндерби.
— О да, конечно, миссис Эндерби. Простите мою забывчивость. Мисс Нелсон просила вам передать, что никак не сможет прийти. Но очень просит вас и всю вашу семью быть у нее не позже половины одиннадцатого.
— Всю семью, сэр? Но дети…
— И детей обязательно тоже. Всех. Она для вас приготовила какой-то сюрприз и хочет его преподнести всем вместе именно у себя. Так что непременно приходите.
— Что ж, хорошо, сэр, если она просит.
— Она приглашает вас всех к половине одиннадцатого без опоздания. Увидимся там, миссис Эндерби.
Эверард откланялся и вышел на улицу.
Он сделал все, что мог. Теперь надо поспешить к дому. Нелсонов. Он проехал три квартала, оставил скуттер в темной аллее и направился к дому. Итак, на нем лежала теперь вина, такая же, как на Штейне. Он раздумывал, какой может оказаться отдаленная планета.
Рядом с домом Нелсонов машины времени не было, а ведь эта модель слишком велика, чтобы ее можно было незаметно спрятать. Значит, Чарли еще не прибыл. Придется потянуть время. Постучавшись в дверь, Эверард продолжал размышлять, к чему может привести то, что он спас семью Эндерби. Дети вырастут, у них появятся свои дети; обычные англичане среднего класса, но когда-нибудь среди них может родиться или, напротив, не родиться значительный человек. Время, конечно, не столь уж негибко. Если не считать отдельных исключительных случаев, ближайшие предки не имеют решающего значения, важен генный фонд рода. Но ведь данный случай вполне может оказаться исключительным.